Сергей Михайлов - Пустота

• Название: Пустота
• Автор: Сергей Михайлов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Порой длинными бессонными ночами, в темноте и одиночестве, он исступлённо колотил кулаками по неподвижным, безжизненным отросткам, обтянутым мертвенно-жёлтой кожей. В такие минуты он готов был выть от отчаяния и бессилия. И только ненависть ко всему здоровому, ходячему не давала ему окончательно сорваться. Огромным усилием воли, плотно сжав губы, он сдерживал рвущийся из груди вопль - лишь глухое утробное рычание нарушало тогда ночную тишину и сон престарелых калек-маразматиков, безмятежно покоящихся на соседних койках.

Со временем он разработал целый комплекс упражнений для своих нижних конечностей (ногами это назвать не поворачивался язык). День за днём, месяц за месяцем он жестоко терзал их, пытаясь вновь пробудить к жизни, но, увы, все его попытки, весь его титанический труд не приносил плодов. И всё же...

Он должен, должен сделать это! Назло всем, вопреки всему.

Случалось, смутные отблески прошлого всплывали в мозгу; он гнал их, они возвращались, настойчиво, неотступно, требовательно, с тупой свербящей болью и приступами сердцебиения. Тогда он воскрешал в памяти ненавистный образ врача - и прошлое отступало. Он понял: ненависть стала для него не только опорой в настоящем и путеводной звездой в будущем, но и надёжной защитой от прошлого. Ненависть поглощала его всего, до последнего атома, и в этом было его спасение.

Прошёл год, второй, на исходе был третий. Он окреп, раздался в плечах, выучил четыре языка. Глубокая вертикальная складка прорезала его лоб, придала лицу сосредоточенность. Он ни на день не оставлял своих занятий - ни физических, ни интеллектуальных. Стиснув зубы, мрачный, злой, нелюдимый, до боли во всём теле, до ломоты в суставах, до умопомрачения шёл он к своей цели.

Бессменный врач, изредка наведываясь в палату игнорировал его, но однажды остановился у его койки, долго молчал, пытливо, с прищуром вглядывался в пациента, а потом сказал:

- Теперь верю: встанешь. - И пошёл дальше.

Целый вулкан взорвался в его груди. Подобно скопившейся лаве, сгусток ярости вырвался наружу.

- Встану! - крикнул он вслед белому халату. - Сам! Не нужна мне ваша вера! Плевал я на неё... и на вас... на всех...

Он долго не мог успокоиться. Нет, не на докторе срывал он злость, причина вспышки была в ином: в его немощи. Увы, за эти годы он так и не смог вернуть ноги к жизни. Увы.

Но пришёл день, когда в его судьбе наметился перелом. В одну из бессонных ночей, глотая горькие слёзы бессилия, с остервенением, с каким-то бешеным фанатизмом он, как и все эти годы, изматывал себя чудовищными физическими нагрузками. "Я заставлю... заставлю... заставлю..." - до крови кусая губы, громким шёпотом твердил он. Мерно вздымались и опускались гантели в его мускулистых, окрепших руках, воздух со свистом, резкими ритмичными толчками вырывался из лёгких. Сто... сто пятьдесят... двести раз... Двести тридцать... Неожиданно одна из гантелей выскользнула из потной ладони и с глухим стуком упала на ногу. Короткий импульс, далёкий отзвук боли, едва ощутимое прикосновение... Он замер, боясь шелохнуться, не решаясь вздохнуть. Показалось? Собрался с духом. Ещё раз, той же гантелей, по тому же месту... Если это обман, он раздробит эту чёртову костяшку в щепки, в пыль, в порошок!.. Глухой удар. Нет, не обман. Снова импульс, едва уловимый...

Есть!!!

Он откинулся на подушку. Так. Зафиксировать это мгновение, не дать иссякнуть, выпасть из памяти. Повторить, повторить, повторить... Вновь и вновь колотил он кулаками по костлявым конечностям, щипал их, пытаясь уловить слабые пульсации боли, трепетание глубоко затаившейся жизни. И каждый раз, когда ему это удавалось, он злорадно ухмылялся и цедил сквозь плотно стиснутые зубы: "Вот вам всем! Вот! Вот! Получайте!"

С этого дня дело быстро пошло на лад. Вскоре ноги окончательно обрели чувствительность. Теперь врач бывал у него каждый день, подолгу просиживал на его койке, стучал молоточком по худым коленкам, внимательно изучал пробудившиеся рефлексы, до хруста мял суставы и задавал при этом дурацкие вопросы: "А так? Так чувствуете? А вот так не больно? Ага, вижу, вижу! Чудненько, мон шер, чудесненько. Просто феноменально".

Теперь, когда ноги понемногу начинали отвечать на команды мозга, он сконцентрировал всё внимание только на них. Высохшие от неподвижности, атрофированные за шесть лет мышцы нужно было восстанавливать. Изнуряя себя нечеловеческими нагрузками, он выкладывался весь без остатка. Потогонная система физических упражнений и усиленный массаж делали своё дело. Теперь время работало на него. Теперь он знал: победа ему обеспечена. Остался последний рывок.

Через неделю он сделал свой первый шаг, а через две уже вовсю ковылял по длинным коридорам заведения, наотрез отказавшись от помощи санитаров. "Я сам!" - запальчиво твердил он, когда кто-либо из доброхотов пытался поддержать его.

Три месяца спустя он покинул это проклятое место. Навсегда.

Выйдя же на волю, сразу окунулся в повседневную сутолоку большого города. В свою прежнюю квартиру он не вернулся - слишком много с ней было связано тягостных воспоминаний; продав её, купил себе новую, однокомнатную. А знание иностранных языков позволило ему получить хорошее место в одной солидной фирме. Словом, всё складывалось как нельзя лучше. Он вернулся к полноценной активной жизни, в короткий срок добился серьёзных успехов казалось бы, чего ещё можно желать в его положении?

Однако покоя в душе он так и не обрёл. Цель, которую он поставил перед собой три года назад, была исчерпана, ненависть, питавшая его всё это время, также иссякла. Теперь у него не осталось ничего. Он был опустошён, выжат, выпотрошен, отброшен к исходной точке. Жизнь снова лишилась смысла, он достиг рубежа, за которым до самого горизонта, до самого края вселенной царила одна только пустота.

Пустота... Она вернулась. Он ощущал её каждой клеточкой своего тела, каждой фиброй своей души. Пустота прочно поселилась в его сердце, поглотила его целиком, и даже воспоминания, полузабытые, почти стёршиеся из памяти, больше не терзали его. Прошлое умерло, умерло вместе с болезнью. Он остался один на один с самим собой.

Он жил по инерции, в каком-то полусне, в вакууме, вне времени, в стороне от стремительного потока повседневной реальности. Иногда пытался нырнуть в него, в этот поток, но тот вновь и вновь отторгал его, выбрасывал на берег одиночества, в пустыню безвременья и небытия. Нет, он не страдал от этого; страдания, страсть, боль, тоска, ненависть - весь этот набор привычных состояний души остался в прошлом, по ту сторону жизни. Да он и не жил больше - он парил в какой-то ирреальной, обездушенной и обезжизненной, индифферентной ко всему среде, которая затягивала его всё глубже и глубже.

Когда пришло лето, он купил себе подержанную иномарку, и теперь бесцельно носился на ней по пригородным шоссе, пытаясь поднять уровень адреналина в крови. Но адреналин так и оставался на нуле: страха перед опасностью не было и в помине.

В тот жаркий июльский день он снова был за рулём. Один за другим исчезали позади километры пыльного серого асфальта, мимо проносились чужие жизни, чужие заботы, чужие судьбы. Окаменевшая душа его спала, спала беспробудно, безвозвратно. Но вот что-то шевельнулось на самом дне её, отголосок чего-то далёкого, давно забытого слабым, едва ощутимым импульсом кольнул сердце. В глазах появилось осмысленное выражение, слабый интерес, даже любопытство. Он огляделся.

Это была та самая дорога. Многое здесь изменилось за шесть долгих лет, но он всё равно узнал её. Не глазами, нет, а каким-то внутренним чутьём. Вздулся вдруг в душе гнойный нарыв, метастазы смутной тревоги поползли от него в разные стороны. Он ещё не осознавал всей глубины происходящей в нём перемены, но уже понял: это судьба.

То место стремительно приближалось. Росло возбуждение, сгущалась тёмная аура, глухо пульсировала в мозгу вереница мгновений. Последние метры. Финишная прямая. Он знал: что-то должно произойти.

Как и тогда, с просёлка на шоссе вывернул... нет, не КАМАЗ, а уродливый, заляпанный грязью, весь в жирных подтёках бензовоз. Он выползал медленно, тяжело, неотвратимо, строго под прямым углом к ленте шоссе. Ещё секунда, и путь вперёд будет отрезан.

Он не собирался умирать. Сейчас он до отказа вдавит педаль тормоза в пол и остановит этот стремительный бег к смерти. Сейчас...

Импульс, короткий приказ - и нога ложится на педаль, идёт вниз, проваливается, но... Мотор ревёт с удвоенной силой, стрелка спидометра резко взлетает до отметки "сто двадцать". Чёрт возьми! Это не та педаль, это педаль газа!

Ошибка? случайность? Нет! Он уже понял: ноги вновь не повинуются ему. Снова, как когда-то, он потерял власть над ними. Теперь они действуют самостоятельно. И вершат его судьбу.

Гигантский бок бензовоза внезапно вырос перед лобовым стеклом его авто...