Пелам Вудхаус - Укридж и Ко. Рассказы

• Название: Укридж и Ко. Рассказы
• Автор: Пелам Вудхаус
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-057545-9, 978-5-271-34219-6

Стэнли Фиверстоунхо Укридж — опасный человек.

Он обладает поистине невероятной энергией, бешеным темпераментом и острым желанием разбогатеть.

Он настойчиво воплощает в жизнь блестящие идеи скорейшего обогащения, причем неизменно втягивает в свои авантюры множество друзей и знакомых.

Но на пути к процветанию возникают все новые и новые препятствия…

---

— О да, — ответил я. — О да.

— А какая из моих книг вам особенно нравится, мистер Коркоран?

Тут меня сковала беспомощность, как бывает в кошмарах. Из шести корзин шесть пекинесов не спускали с меня шесть пар немигающих глаз.

— Э… О, все они, — услышал я осипший голос. Предположительно мой голос, хотя я его не узнал.

— Это восхитительно, — сказала тетка Укриджа. — Нет, другого слова я не нахожу. Восхитительно! Два-три критика утверждали, будто мое творчество неровно. Так мило встретить кого-то, кто с ними не согласен. Сама я, пожалуй, предпочитаю «Сердце Аделаиды».

Я кивнул, одобряя этот взвешенный вывод. Мышцы, вздувшиеся горбом у меня на спине, начали расползаться по своим законным местам. Я обнаружил, что снова дышу.

— Да, — сказал я, задумчиво сдвигая брови. — Пожалуй, «Сердце Аделаиды» самый лучший ваш роман. В нем столько человечности! — добавил я для верности.

— Вы его читали, мистер Коркоран?

— О да!

— И он правда вам понравился?

— Чрезвычайно.

— А вы не думаете, что местами он излишне смел?

— Крайне несправедливый упрек! — Я нащупал верный путь. Не знаю почему, но я полагал, что ее романы того сорта, каким изобилуют библиотеки на курортах. Они же, очевидно, принадлежали к другому классу женских романов — тому, на который библиотеки накладывают запрет. — Конечно, он написан честно, бесстрашно и показывает жизнь такой, какая она есть, — продолжал я. — Но излишне смел? Нет-нет!

— А сцена в оранжерее?

— Лучшая в книге, — заявил я без колебаний.

На ее губах заиграла польщенная улыбка. Укридж был прав. Расхвалить ее книги — и малое дитя сможет есть из ее рук. Я поймал себя на сожалении, что не прочел эту вещицу, а потому не могу коснуться всяких частностей и сделать ее еще более счастливой.

— Я так рада, что он вам нравится, — сказала она. — Право, это большая поддержка.

— О нет, — скромно пробормотал я.

— О да. Потому что, видите ли, я только сейчас начала его писать. И сегодня утром завершила первую главу.

Она по-прежнему улыбалась так мило, что весь ужас этих слов дошел до меня не сразу.

— «Сердце Аделаиды» — это мой следующий роман. Сцена в оранжерее, которая вам так нравится, находится примерно на середине. Думаю, что дойду до нее где-то в конце следующего месяца. Как странно, что вам она так хорошо знакома!

Вот теперь до меня дошло, и ощущение совпадало с тем, какое испытываешь, когда садишься, а под тобой вместо стула оказывается пустое пространство. Почему-то мне стало еще больше не по себе из-за того, что она говорила все это так мило. В своей деятельной жизни я нередко чувствовал себя дураком, но никогда до подобной степени. Жуткая баба играла со мной, водила за нос, наблюдала, как я трепыхаюсь, будто муха на липкой ленте. И внезапно я понял, что ошибся, посчитав ее глаза кроткими. Они были точно пара голубых буравчиков. Она смахивала на кошку, сцапавшую мышь, и за короткий миг, протянувшийся целую вечность, я понял, почему Укридж так ее страшится. Она бы напугала и любого киношейха.

— И еще одна странность, — журчала она. — То, что вы пришли проинтервьюировать меня для «Женской Сферы». Интервью со мной было опубликовано там всего две недели назад. Мне это показалось настолько странным, что я позвонила моей подруге мисс Уотерсон, главному редактору, и спросила ее, не произошла ли какая-нибудь ошибка. А она сказала, что никогда о вас не слышала. Вы когда-нибудь слышали про мистера Коркорана, Мюриэль?

— Никогда, — ответила ястребиха, пронзая меня уничтожающим взглядом.

— Как странно, — сказала тетка Укриджа. — Но с другой стороны, все это очень странно. Неужели вы уже уходите, мистер Коркоран?

Мои мысли были в хаотичном беспорядке, но одна была кристально ясной. Да, я ухожу. Через дверь, если сумею ее отыскать, а если не сумею — то через окно. И тому, кто попробует меня остановить, следует очень поберечься.

— Кланяйтесь от меня мистеру Джевонсу, когда его увидите, хорошо? — сказала тетка Укриджа.

Я боролся с дверной ручкой.

— И, мистер Коркоран! — Она все еще мило улыбалась, но теперь в ее голосе появилась та же нота, что и в том достопамятном случае, когда голос этот призывал Укриджа из глубин его коттеджа в Шипс-Крейе на встречу с Роком. — Будьте добры, передайте моему племяннику Стэнли, что я буду рада, если он прекратит подсылать ко мне своих друзей. Всего доброго.

Полагаю, в какой-то момент происходящего моя радушная хозяйка позвонила, поскольку в коридоре я узрел моего старого приятеля, тамошнего дворецкого. С помощью непостижимой телепатии, присущей его биологическому виду, он как будто успел узнать, что удаляюсь я, так сказать, не под развернутыми знаменами, ибо держался он теперь с суровостью тюремного надзирателя. Его рука словно чесалась от желания ухватить меня за плечо, а когда мы достигли парадной двери, он бросил тоскливый взгляд на тротуар, словно думая, какое это идеальное место для того, чтобы я приложился к нему с глухим стуком.

— Прекрасный денек, — сказал я, под даваясь лихорадочному инстинкту бессвязно бормотать, который овладевает сильными мужчинами в минуты агонии.

Он не снизошел до ответа, и я, пока, пошатываясь, удалялся по залитой солнцем улице, ощущал на спине его взгляд.

«Очень темная личность. — Я словно услышал его голос. — И только благодаря моей предусмотрительности он не прихватил с собой серебряные ложки».

День был теплый, но недавние события невообразимо взбудоражили мои эмоции, и я прошел весь путь до Эбери-стрит пешком, причем с такой молниеносностью, что неторопливо шествующие прохожие смотрели на меня с жалостливым презрением. В полурасплавленном и измученном состоянии добравшись до своей гостиной, я узрел Укриджа, растянувшегося на диване.

— Привет, малышок, — сказал Укридж, протягивая руку за чашей с прохладительным напитком на полу возле дивана. — Я все ждал, когда ты вернешься. Хотел предупредить, что тебе больше не требуется интервьюировать мою тетку. Оказывается, у Доры на банковском счету была припрятана сотня фунтов, и ее пригласила в партнерши одна ее знакомая, владелица машинописного бюро. Я посоветовал ей не упускать такого случая. Так что с ней все в порядке.

Он испил из чаши и испустил удовлетворенный вздох. Наступило молчание.

— Когда ты об этом узнал? — наконец спросил я.

— Вчера днем, — ответил Укридж. — Собирался заскочить предупредить тебя, но каким-то образом из головы вылетело.

Возвращение Боевого Билсона

Это был крайне неприятный момент, один из тех, которые высекают морщины на лице и подергивают благородной сединой волосы у висков. Я глядел на бармена. Бармен глядел на меня. Присутствующее общество беспристрастно глядело на нас обоих.

— Хо! — сказал бармен.

Я очень сообразителен. И молниеносно понял, что он мне не симпатизирует. Это был крупный, обильный типчик, и его взгляд, встретившись с моим, дал недвусмысленно понять, что для него я — кошмар, ставший явью. Его подвижные губы слегка изогнулись, дав сверкнуть золотому зубу, а мышцы его могучих рук, крепостью не уступавших железу, слегка зазмеились.

— Хо! — сказал он.

Обстоятельства, поставившие меня в данное прискорбное положение, были нижеследующими. Творя рассказы для популярных журналов, которые в то время вызывали у стольких издательств столько сожалений, я подобно одному моему собрату-писателю сделал своей областью весь род человеческий. А потому сегодня я разделывался с герцогами в их замках, а завтра совершал поворот кругом и начинал зондировать угнетенные десять процентов на дне их трущоб. Разносторонний типус. В данный момент я творил довольно трогательную вещицу про девушку по имени Лиз, которая трудилась в лавочке, торгующей жареной рыбой на Рэтклифф-Хайуэй, и потому отправился туда в поисках местного колорита. Какой бы приговор потомки ни вынесли Джеймсу Коркорану, они не смогут сказать, что он когда-либо избегал неудобств, если дело касалось его искусства.

Рэтклифф-Хайуэй — весьма интересная магистраль, но в жаркие дни она вызывает жажду. Посему, побродив примерно час, я вошел в бар «Принц Уэльский», попросил пинту пивка, выпил кружку одним глотком, опустил руку в карман за звонкой монетой и обнаружил пустоту. Теперь я получил возможность прибавить к моим заметкам о лондонском Ист-Энде очередное наблюдение: очищение карманов там достигло степени высокого искусства.

— Крайне сожалею, — сказал я, улыбаясь умиротворяющей улыбкой и стараясь придать своему голосу обаятельное дружелюбие. — Оказывается, у меня нет денег…

Вот тут-то бармен и произнес свое «хо!», а затем вышел на открытое пространство через дверцу в стойке.

— Думаю, мне обчистили карманы, — сказал я.

— Думаешь, значит? — сказал бармен.