Елена Ленковская - Детский “Декамерон”

• Название: Детский “Декамерон”
• Автор: Елена Ленковская
• Жанр: Критика
• Год: 2012

---

Именно поэтому, верно, у нас считают, что настоящая литература “учит любить, а не заниматься любовью”.

 

Карнавал — круглый год!

 

История про мохнатые колготки из книги Нильсон “Цацики идет в школу” — смешна потому, что преодолевает табу. Мне лично неловко было читать про небритые ноги учительницы, выставленные на всеобщее обозрение, хотя и очень смешно. Этот смех — отголоски карнавального хохота, не иначе.

Когда-то лавинообразная телесность, сдерживаемая Церковью и регулярным постом, легитимизировалась лишь во время карнавала, во время которого можно было посмеяться над табу и условностями, и низ на время становился верхом. Теперь над людскими умами властвует не Церковь, а массовая культура, которая стремится растянуть карнавал в бесконечный временной континуум.

По поводу травестии, кстати, тут же приходит на ум книга Ульфа Старка “Чудаки и зануды”, где девочка играет роль мальчика — для правдоподобности засовывая клок ваты в штаны (sic!), после урока физкультуры попадая в раздевалку для мальчиков и целуясь (правда, против своей воли) с одноклассницей... Словом, в детской литературе тоже — карнавал.

Современное западное общество находится в постоянном в ожидании сенсаций, успех нынче — синоним взрыва. Ниспровержение устоев поставлено на конвейер, а современные авторы — жертвы сложившегося в 20 веке мифа о свободе художника, который не просто вправе поднимать любые темы, но обязан это делать, лишь бы хватило таланта и мастерства. Когда-то просто был социальный заказ на такое искусство — и нужна была недюжин-ная смелость, чтобы обнажать корни, выявлять тайные стремления и пороки, освобождать от предрассудков... Художник был призван провоцировать тектонический сдвиг слежавшихся, спекшихся культурных пластов. Дерзость, пренебрежение правилами, ломка стереотипов — вот чем завоевывали заслуженную популярность, интерес и внимание публики.

Когда сегодня писатели непременно вставляют в книгу “прогрессивные” эпизоды про папиных любовниц, простатит или про то, как школьники в день рождения одноклассника начищают его гениталии щеткой с ваксой (он, разумеется, не очень-то рад такому “подарку”), думаю, они даже не задумываются, что произошла подмена. Из эпизодов, ломающих стереотипы, подобные сцены давно перешли в разряд обязательных атрибутов. Обязательный атрибут — не что иное, как новый стереотип, и западная НДЛ их давно выработала.

Поэтому вместо ниспровержения устоев — будем смело писать о трусах с оленями, об украденных в магазине лифчиках соблазнительно большого размера (А. Тор, “Правда и последствия”); о “мохнатых” колготках; об испачканных во время месячных трусиках (К. Нестлингер, “Само собой и вообще”) et cetera. Ведь трусы и лифчики — неприкрытая правда жизни и составляют такой же секрет Полишинеля, как и тот, что сообщил мне как-то мой знакомый художник Шабуров — “принцессы тоже какают”.

Смех смехом, а дети в первом классе иногда поначалу удивляются, что их учительница тоже ходит в столовую и надо же... оказывается, тоже ест суп! Страшно представить, что она еще иногда делает... А это, между прочим, естественные потребности, в числе которых и не на последнем месте, кстати, — сексуальные влечения, в западной НДЛ часто мимикрирующие под любовь.

Итак, кредо НДЛ — привычно побеждать в себе комплексы, к которым окружающие и без этой борьбы вполне толерантны, и принимать мир таким, какой он есть. Писатели всех европейских стран и народов должны — по устоявшейся за последние пару десятилетий традиции — открыть людям свои трусы с оленями (ну, или распахнуть дверцы чужих шкафов, где прячутся скелеты) и жить свободно... как дети!

 

Взрослым — о детях

 

Вообще, чем больше “перца” — тем привлекательнее. Можно даже написать об инцесте, об изнасиловании дедушкой собственной внучки — подобная литература успешно номинируется на литературные премии, стало быть — официально приветствуется. Наверное, у нас книжка на подобную тему, адресованная детям, вызвала бы эффект разорвавшейся бомбы. В Европе такие “взрывы” давно санкционированы, и оттого — холостые.

О проблемах толерантности ведь не пишут, в арабские и негритянские кварталы не ходят: страшно. Западному писателю, чтобы быть в струе, надо писать именно о лифчиках, геях и долгоиграющих поцелуях (и изнасилованиях дедушками, если уж хочешь быть на пике мэйнстрима). Как мы уже поняли, сексуальные отношения там занимают другую роль в культуре и жизни, и потому как нельзя более востребован умеренный такой, понятный обывателю, цивилизованный европейский эпатаж.

А просто правдивой, смешной или трогательной истории недостаточно. Желание вызвать у читателя сильные эмоции заставляет задевать, смущать, вводить в оторопь... Без перца — будто бы уже пресно (это детям-то!)...

Но ведь не зря же есть в любой культуре, в том числе и европейской, табуированные зоны! Мы же наблюдаем, как в массовом порядке НДЛ взламывает табу. Идет ли это от собственных взрослых интересов и потребностей автора, или писатели всерьез полагают, что подобная откровенность — в интересах читающего их книгу ребенка? Трудно сказать наверняка, но кое-какие соображения на этот счет имеются.

Когда я прочитала Манолито Очкарика, у меня возникло смутное подозрение: это — какой-то новый вид литературы. Вот есть, к примеру, анималистика, это когда книга — о животных: их повадках, особенностях, больших преданных глазах и привычках доставлять под утро задушенных крыс на подушку хозяину в качестве подношения. Что-то вроде знаменитой серии “Ребятам — о зверятах”, если кто помнит...

Так и здесь. Этакий кид-райтинг, что ли. Произведения о детях, но не для детей, хотя по многим параметрам — типично детские (и язык, и персонажи, и даже иллюстрации). Когда две книги М. Нильсон про Цацики, прочитанные следом, так же легко вписались в эту незатейливую формулировку, я окончательно удостоверилась — многие произведения НДЛ написаны не столько для детей, сколько для взрослых. Однако писатели и издатели не спешат в этом признаваться. Почему? Да потому, что детская аудитория — самая читающая. Законы рынка. Хорошо, чтоб хотя бы библиотекари понимали, что должны советовать подобные книги не детям, а их родителям...

 

А что у нас?

 

В России образованное общество со времен Гаршина, Достоевского и передвижников одобряет другого рода интерес — интерес к слабым мира сего, к униженным и оскорбленным. Дети алкоголиков и сироты — вот персонажи, удостоенные пристального внимания наших авторов. И не потому, что именно теперь вдруг оказалось так, что “горе — модное” (такой делает вывод Светлана Лаврова в своей почти одноименной статье по итогам Крапи-винского конкурса). Думаю, дело не в сиюминутной моде — это ж традиция здесь такая!

У нас любят, когда с надрывом... Что, впрочем, не обязательно свидетельствует о сознательной конъюнктуре. Кое-кто выбирает тему совершенно искренне и пишет талантливые книги. Но, в любом случае, если писатель хочет быть востребованным — он волей или неволей вынужден следовать этой стратегии.

К тому же, как ни печально, приходится признать — в нашей стране символическим актом инициации для подростка скорее является первое употребление алкоголя или курева, чем первый поцелуй. А эротизм европейский чужд в принципе — ведь в нем есть элемент игры (поэтому, кстати, там его так легко включают в детские книги), а у нас же все всерьез, нам не до баловства с “дальнобойными” поцелуями в принципе, мы же мир спасаем от без-духовности.

 

Может, начнем прямо с Боккаччо?

 

А что касается практического выбора книг для собственных детей — у меня лично нет готовых рецептов. “Берт” был отметен как совершенно негодный, а гораздо более жесткий, но и неизмеримо более правдивый “Малек” (долго думала, но все же решилась предложить, полагая, что взросление неизбежно) — проглочен за несколько дней.

У меня есть знакомая, которой родители, когда она была старшеклассницей, не зная, как бы поумнее ввести дочь в курс дела, просто подсунули “Декамерон” Боккаччо... Вы тоже полагаете, что это не выход?

Давайте просто будем внимательнее к тому, что читают наши дети: не доверяя ни аннотациям, ни рекомендациям иностранных министерств образования, ни грифам известных издательств. Потому что влиять на стратегию писателей и политику издателей гораздо сложнее, чем на формирование собственного ребенка.