Константин Федин - Санаторий Арктур

• Название: Санаторий Арктур
• Автор: Константин Федин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Проза
• Год: 1975

---

— Я. знаю, — сказал он, — вы делаете все возможное. Но надо позвать Штума.

— Он был. Он останавливал последнее кровотечение.

— Но, может быть, сейчас что-нибудь новое… ну, изменилось положение, и ои действовал бы иначе.

— Лучше, чем мы?

— Откуда мне знать? Смелее, находчивее.

— Мы исполняем все, что он велел.

Она поднялась.

— Вы ничего не понимаете! — вздохнула она с облегчением. — И это даже хорошо: не понимать легче. Только тогда и возможно такое благородство… перед приговоренным.

— Если бы приговоренным был я, вы делали бы не больше, чем сейчас?

— Да, — сказала она, не задумавшись, — делала бы то же самое. Как ужасно вы говорите! Но, друг мой, вы и здесь ничего не понимаете: я была бы гораздо… о, я была бы гораздо несчастнее!

Она хотела выйти, но остановилась.

— Ведь недавно вас так тяготило, что Инга вызывает сострадание.

— Да, и мне стыдно.

— Что же хотите вы изменить таким поздним великодушием?

— Не смейтесь. Мне сейчас кажется, что если бы я заболел, а она поправилась…

— О, я видела давно, — шепотом перебила его Гофман и уже в дверях договорила готовые, летевшие с языка слова. — Вас толкает к Инге вовсе не сострадание!

Она жила собою или, пожалуй, им, Левшиным, и это было ему понятно, но это была жизнь, которой ничто не угрожало, которая билась за что-то побочное, второстепенное и могла подождать до завтра, до послезавтра. А глаза Инги не могли ждать. Неподвижные, они не отступали от Левшина ни на миг — в комнате, в коридорах, хранивших нетронутую санаторную тишину, на улице, куда он выбежал и где налаженность, всеобщая вежливость и порядок могли бы наделить равновесием даже душевнобольного. Сокращая расстояние переулками, Левшин скоро очутился за городом. Сначала подъем был невелик, развороты дороги плавны, и только рыхлый снег, кое-где проваливаясь, затруднял шаг. Но гора круто росла, острее делались изгибы пути, и нужно было отдохнуть. Отсюда стал виден размах долины и город на ее дне, как кристаллический осадок, любовно отложивший кубики домов. Левшин не сразу нашел среди этих игрушек Арктур, — все они были на одно лицо, и удивительное сходство домов подсказало ему, что, наверно, везде в них повторяется судьба Инги. С виду спокойный, город был населен бредом схваток со смертью, но притворствовал, нося личину земного рая, победившего страдания. Может быть, это было мудростью, потому что слава цвела, а бесславие было сокрыто, и может быть, об этом думала Гофман, сказав, что Левшин ничего не понимает. Но он видел город таким, каким он казался и каким он всегда был для него — городом надежды, и видел глаза Инги и город, каким он сейчас становился для нее — городом гибели. И понимал все…

Он взошел в гору, к большому белому дому. Здесь было благополучие в аллеях, благополучие в дорожках, и ветки елок качались следом за Левшиным, потому что две прирученные белки сопутствовали ему, дожидаясь, что он даст орехов. И белый дом развернулся перед ним фасадом своей сотни балконов, на которых лежали сотни больных, дожидаясь, что им будет дано здоровье. И Левшину было несомненно, что всем здесь управляет бог, и он знал, что бог был Штум.

Дежурного врача пришлось подождать, — в Арктуре врачи торопились, в кантональном санатории они могли не спешить. Явившись, врач сказал, что доктор Штум уехал в город, к одному пациенту, о котором беспокоится, и что, если есть время, можно подождать в холле. Левшин спросил, не известно ли, в какой санаторий поехал Штум. Ему ответили — в Арктур.

Спускаясь с горы, Левшин видел внизу те же кубики осевших кристаллов, повторяющие друг друга. Своею слитностью дома как будто поручались быть верными общей цели, приведшей их сюда, в созвучие с долиной, снежными горами и солнцем. Странной показалась Левшину мысль о притворной личине города. Нет, это был город доброй воли Штума. Сколько раз нужна была здесь рука помощи Штума. И он протягивал ее, — праведник, на котором держится город.

В Арктуре Левшин узнал, что доктор Штум осмотрел Ингу и не мог сказать ничего нового. Значит, рука праведника не была всемогущей, подумал Левшин, и оставалось только ждать от Штума, чтобы он действительно стал богом.

И вот прошла ночь — полусон, полуявь. То Левшину слышались стоны, то его пугало совершенное безмолвие. Всеми нервами он прильнул к стенке в комнату рядом и ждал, ждал. Немногое из мыслей, подавлявших его, удержалось в памяти. Но он помнил, что проклял человека, впервые воспевшего чахотку, как болезнь красивую, романтичную, и всех, кто поэтизирует это чудовище, потому что оно нередко избирает себе в жертву поэтов.

Поутру он различил тяжелые однотонные звуки, похожие на хрип, но не поверил себе, потому что они были очень громки и промежутки между ними были чересчур длинны, — это не могло быть, нет, никогда не могло быть человеческим дыханием. Но тревога мучила его нестерпимо, он оделся и вышел в коридор.

Арктур едва начинал просыпаться, внизу слышна была работа Карла — он натирал суконкой пол. Спустя минуту заворчал лифт, отщелкивая прохождение этажей.

Доктор Клебе появился из кабины. Он поднял приветственно руку, собрался задать вполне уместные вопросы, но в этот момент открылась дверь из комнаты Инги. Усталая, помятая, как человек, не спавший ночь, вышла Гофман. Она перебросила взгляд с Левшина на Клебе, вынула из кармана розовую коробочку сигарет «Dames».

— Ех, — словно мельком произнесла она, обращаясь только к Клебе.

Тогда Клебе сделал два быстрых шага и исчез у Инги.

Левшин взял Гофман под руку. Она старалась немного дергавшимися пальцами поймать в коробочке все ускользавшую сигарету. Левшин повел ее к себе.

— Что значит ех? — спросил он, зажигая спичку.

— Это наш язык, — сказала Гофман.

— Я вижу, ваш язык. Но что это значит?

Она раскурила сигарету и сильно выбросила пышный клуб дыма, который стал разряжаться и пропадать.

— Это значит — exitus, конец.

Они сели рядом и молчали. Дым кружился над ними, с улицы стали долетать разрозненные звуки утра.

Вдруг боязливо постучали из коридора. Левшин встал. С чрезвычайной осторожностью приоткрылась дверь, и в щель медленно всунулось лицо грека. Он тотчас легонько отступил, зажимая себя дверью, но все же деликатно шепнул:

— Здравствуйте, господин. Я только желал знать, как вы чувствуете?

— Благодарю вас, — сказал Левшин, но парикмахер, наверно, не слышал ответа и продолжал дожидаться с улыбкой извинения.

— Благодарю, — громко и словно с отчаянием повторил Левшин. — Мне ничего не надо.

14

Дороги по краям подсохли, из земли сладко изливалось весеннее тепло, свет проникал в самые дальние углы, воздух замер.

Карл вывел из Арктура видавший виды велосипед, огляделся с удовольствием, поправил перекинутые на ремешке через плечо два пустых баллона из-под кислорода, встал на педаль, оттолкнулся и, не садясь, покатился под горку, шурша гравием тропы. Выехав на мостовую, он перемахнул ногу через седло, завертел не спеша педалями и, легко вздохнув, стал свистеть. Свистел он хорошо — чисто и громко, и мотив был хоть куда — боевик из кинофильма «Бомбы над Монте-Карло». Встречая таких же, как он, велосипедистов, он обрывал песенку, поправлял блестевшие на солнце кислородные баллоны и вновь свистел, работая ногами в такт веселым «Бомбам над Монте-Карло».

Перед завтраком доктор Клебе, неслышно подойдя к комнате Инги Кречмар, достал из кармана небольшой листок бумаги и стал прикалывать его кнопкой к двери. Кнопка выпала, он принялся искать ее на полу, но она будто канула в воду. Клебе постоял в некоторой рассеянности, но спохватился, отвернул бортики халата, слева и справа, нащупал две булавочки и, очень тщательно приколов листок, откинул голову, как художник, чтобы оценить аккуратную надпись: «Визиты запрещены». Затем он так же тихо отошел от двери.

День протекал без малейших помех и нарушений: на балконах лежали пациенты, кое-кто — уже не в мешках, а под одеялами; в лаборатории делались анализы; в рентгеновском кабинете, подвешенные на деревянных зажимах, сохли новые снимки. Вечером, часов около девяти, стараниями доктора Клебе составились две партии в бридж. Гофман тоже деятельно хлопотала об общем участии в бридже и пробовала привлечь Левшина, но он хмуро сказал, что при подобных обстоятельствах в следующий раз, наверно, будет играть в карты, если ему удастся предварительно сойти с ума, а сейчас он хочет гулять. Таким образом, в гостиной за столы уселись все пациенты, кроме Левшина и, конечно, англичан, отправившихся в кургауз. В десять часов, когда пациентам следовало укладываться спать, бридж был в разгаре, и доктор Клебе довольно покладисто разрешил продлить игру на полчаса, тем более что во втором роббере ему небывало пошла карта.

В это время Карл впустил в Арктур двух человек в котелках и длинных старомодных пальто. Упитанные, одутловатые, голова к голове, они были похожи друг на друга и с лица.