Елена Штаерман - Кризис античной культуры

• Название: Кризис античной культуры
• Автор: Елена Штаерман
• Издательство: Наука
• Жанр: История
• Год: 1975

Проблема кризиса античной культуры на протяжении нескольких столетий привлекала и продолжает привлекать внимание ученых. Автор книги не только знакомит читателей с фактами, относящимися к последнему периоду существования античной культуры Древнего Рима, но и характеризует ту идеологическую борьбу, которая развернулась на этом этапе. Кризис античной культуры автор рассматривает как результат превращения ее в культуру уходящей с исторической сцены «элиты» и делает попытку ответить на вопрос о значении и задачах изучения античной культуры.

---

Но и те, кому удавалось заручиться, наконец, покровительством и поддержкой патрона, терпели бесконечные унижения, играя роль чуть ли не домашних шутов, так как патрон оказывал им свои милости только до тех пор, пока они умели развлечь его, угодить его часто грубым вкусам, безропотно сносили его высокомерие и оскорбления со стороны его друзей, членов семьи, избалованной приближенной челяди. Отсюда страстная ненависть к богатым и власть имущим невеждам, особенно сильная у греков, сближавшая часть интеллигенции с народом и его идеологией. Она находила свое выражение в учении философов кинической школы, в стихах баснописцев, в любимых простым народом веселых, грубоватых пьесах-мимах, удачные афоризмы из которых становились широко известными пословицами, в составлявшихся для учеников риторических школ сборниках речей на воображаемых судебных процессах, где очень часто фигурировал грубый, бессердечный богач и несправедливо и жестоко обиженный им благородный бедняк, наконец, в стихах безымянных поэтов, высекавшихся на надгробиях плебеев, отпущенников и рабов[31].

Вместе с тем интеллигенцию пугали возможные мятежи плебса, отталкивали некоторые крайние учения, направленные не только против богатых и власть имущих, но и против их культуры, против образованности, причастностью к которой интеллигенция гордилась, ставя себя неизмеримо выше «невежественной черни», занятой простым «неблагородным» трудом. Особенно это было присуще тем ее представителям, которым удавалось добиться обеспеченного, независимого положения и большей или меньшей славы. К ним принадлежали известные ораторы, выступавшие как на судебных процессах, так и просто перед публикой, часто ценившей искусно построенную речь не меньше, чем цирковые или театральные зрелища. Такие ораторы — риторы, софисты — переезжали из города в город, произносили перед собравшейся в театре или на площади толпой речи экспромтом и на заданные темы, демонстрируя свое искусство логического построения и неожиданной трактовки мифологических, исторических, этических и других сюжетов. Часто их выбирали в состав делегаций, отправлявшихся в Рим к императору хлопотать о тех или иных милостях для города, и нередко именно их умению растрогать, убедить, развлечь императора своей речью города были обязаны удовлетворением своих просьб. В благодарность города воздвигали им статуи и наделяли всякими привилегиями. Обеспеченности и славы добивались и некоторые наиболее популярные философы, принадлежавшие к разным школам, также выступавшие перед публикой, излагая свои положения, полемизируя с противниками, поучая и обличая. Речи и лекции записывались, издавались, пользовались большим спросом. Эта часть интеллигенции была наиболее тесно связана с городской верхушкой, от которой зависел ее успех, разделяла ее взгляды и являлась ее глашатаем.

От чисто «гуманитарной» интеллигенции довольно существенно отличались занятые практической деятельностью врачи, инженеры, агрономы и занимавшие некоторое промежуточное положение представители «точных» наук.

Некогда античная наука и философия, теория и практика были неразделимы. Сама философия состояла из диалектики, т. е. умения, логически рассуждая, обосновывать свои положения и выводы, этики, т. е. науки о морали, и физики — науки о мироздании и природе существующих в мире вещей и явлений. Философы строили свои обобщения на достижениях науки, которой и сами занимались; ученые, основываясь на наблюдениях и умозаключениях, применяли свои выводы к практике, не чуждаясь и общефилософских вопросов. Постепенно, однако, пути тех и других стали расходиться. Философы все более переключались на этику и на самые общие мировоззренческие проблемы, разрешавшиеся ими чисто умозрительно. Практика начинала расцениваться ими как деятельность, так сказать, второго сорта, приличествующая скорее простому народу, чем людям утонченно образованным. Практики, со своей стороны, с презрением смотрели на бесполезные, с их точки зрения, абстрактные рассуждения философов. Знаменитый врач II в. н. э. Гален противопоставлял «союз Меркурия» (бога, покровительствовавшего всякого рода практической деятельности), включавший врачей, естествоиспытателей, архитекторов, строителей, искусных мастеров и т. д., союзу бездельников, никому не приносящих пользу. «Не странно ли, — восклицал он, — что раба обучают какому-нибудь искусству или мастерству, и он стоит десять тысяч драхм, а его ничего не умеющий делать хозяин не стоит и одной»[32]. Как мы увидим далее, наиболее ярые критики разнообразных философских и умозрительных научных теорий античности вышли именно из этой среды.

Гален не случайно объединял в один «союз» ученых-практиков и искусных мастеров. В эпоху расцвета греческой культуры художники, архитекторы, скульпторы были в большом почете, и имена самых знаменитых из них хорошо знали и современники, и потомки. В эпоху же римского владычества положение изменилось. Художники и скульпторы, поскольку они работали руками, были причислены к ремесленникам. Писатель II в. н. э. Лукиан в одном из своих произведений рассказывал, как в юности выбирал себе профессию[33]. Сын небогатого человека из сирийского города Самосаты, он рано должен был подумать о заработке. Брат его матери, скульптор, хотел взять мальчика в ученики. Но, по его словам, во сне ему явилась сама Риторика и убедила его не сидеть всю жизнь в мастерской, занимаясь ремеслом, поскольку в этом нет ничего благородного и достойного уважения, а идти за нею и приобщиться к всеми почитаемому искусству красноречия. Все мы, писал Лукиан, восхищаемся Фидием и Поликлетом, но ни кто из нас не захотел бы заниматься таким же делом, как они[34]. Виднейший представитель стоической школы в I в. н. э. Сенека горячо оспаривал точку зрения философа той же школы, проживавшего в Риме в I в. до н. э., грека Посидония, считавшего, что в глубокой древности, когда люди еще жили как животные, их учили и цивилизовывали тогдашние мудрецы, изобретавшие и усовершенствовавшие всякие искусства и ремесла. Заниматься такими вещами, доказывал Сенека, не дело мудрецов и философов, а дело рабов. Если Демокрит некогда усовершенствовал сооружение арок и шлифовку драгоценных камней, то сделал он это не потому, что был философом, а вопреки этому. Если Архимед строил машины, то не с целью практически применить свои теории, а, напротив, только для того, чтобы их проверить[35]. Не случайно, видимо, до нас не дошли имена художников и скульпторов времен Римской империи, где процветали и живопись, и скульптура, и мозаика, и различные виды прикладного искусства. Только благодаря некоторым беглым упоминаниям мы располагаем скудными сведениями об архитекторах, воздвигавших знаменитые римские сооружения, ряд которых сохранился и доныне.

Еще в худшем положении были учителя начальных школ и актеры. Так как учителя обычно выходили из среды рабов и отпущенников, преподавание в начальных школах считалось рабским занятием, к которому свободнорожденные обращались лишь будучи в крайней нужде. Философ и оратор конца I — начала II в. н. э. Дион Хрисостом, поборник учения о равенстве людей независимо от их статуса и об уважении ко всякому труду, призывал своих современников не презирать человека, если его отец из-за бедности оказался вынужденным стать учителем[36].

Что касается актеров, то благодаря общему увлечению зрелищами некоторые из них, наиболее талантливые и знаменитые, не только богатели, но становились любимцами императоров, принимались при дворе и высшей знатью. Однако в массе своей они стояли на самой низкой ступени социальной лестницы. Профессия актера наряду с профессией гладиатора, сводничеством и проституцией юридически лишала человека и его детей гражданской чести. Его свидетельство не принималось на суде, нанесшего ему оскорбление не наказывали, на дочери актера не мог жениться свободнорожденный римский гражданин.

Перечисленные выше классы и социальные группы так или иначе были связаны с античным укладом в той его форме, какую он принял в эпоху Римской империи, т. е. в эпоху, когда античный мир достиг своего наибольшего расцвета и начал затем клониться к упадку. Но, как уже говорилось ранее, античный уклад в рамках империи был не единственным. Другие сосуществовавшие с ним уклады порождали иное социальное деление. Во многих областях и районах тех или иных провинций в I–II вв. н. э. появились крупнейшие землевладельцы, собственники так называемых сальтусов, и колоны, возделывавшие их земли, зависимые от них мелкие держатели земли. Продолжали существовать и свободные крестьяне.

Сальтусы, многие из которых принадлежали императорам, самым богатым землевладельцам империи, другие же — местной или приобретшей в провинциях земли римской аристократии, были изъяты («экзимированы») из городской территории. Ни их владельцы, ни сидевшие на их землях колоны не подчинялись городской администрации и не несли повинности в пользу городов. Колоны отдавали установленные доли урожая землевладельцам, а те уплачивали причитавшиеся с их земли налоги государству, в значительной мере представляя перед ним своих колонов. Так, например, когда в III в. некоторые императоры стали преследовать христиан и, чтобы их выявить, приказывали всем жителям империи приносить жертвы в храмах, то считалось, что, если жертву приносил землевладелец, это свидетельствовало и о лояльности его колонов. К нему колоны обращались за решением возникших между ними споров и тяжб, он мог по своему усмотрению простить им недоимки или, напротив, повысить причитавшуюся с них долю урожая и число дней, которые они были обязаны на него отработать в его личном хозяйстве. Не расплатившись со всеми долгами и недоимками, колоны не имели права уйти из имения, а долгов, как по взносам за землю, так и различных других (например, за дававшийся им владельцем в случае нужды скот, инвентарь, займы зерном, деньгами и т. п.) накапливалось обычно столь много, что развязаться с ними было почти невозможно. В некоторых провинциях, например в Африке, в колонов, прикрепленных к земле, обращались туземцы. В восточных областях зависимые земледельцы существовали испокон веку, задолго до римского завоевания; здесь, если имение продавалось или переходило по наследству, вместе с землей к новому владельцу переходили и права на труд и повинности сидевших на ней людей. В западных провинциях колоны часто были исконными клиентами земельной знати.