Генрих Френкель - Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)

• Название: Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)
• Автор: Генрих Френкель
• Издательство: Издательство «Феникс»
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2000
• ISBN: 5-222-00968-8

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.

Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

---

Не располагая достаточными фактами, Геббельс искал выход в области моральных категорий и символов: «Большевизм, несомненно, — воплощение воли дьявола, задумавшего таким путем подчинить себе мир, но в конце концов дьявол будет сброшен в преисподнюю!» Другой аргумент звучал как утешение: «Мы делаем сейчас то, что нашим врагам приходилось делать в прошлом». И по-другому: «Наши прежние испытания теперь выпали на их долю!»

Геббельс с ученым видом объяснял читателям еженедельника «Дас райх» в сентябре 1944 года, что все три главных участника войны должны пройти через глубокий военный кризис, являющийся суровым испытанием национального характера: первыми его преодолели британцы, потом — русские, а теперь настала очередь немцев: «Летом 1940 года мы завоевали Атлантическое побережье, и Англия была открыта для атак люфтваффе; это и было временем испытания воли британского народа. Осенью 1941 года мы окружили Москву, и Советскому Союзу пришлось напрячь все возможности в последнем усилии. Теперь настал наш час: враги бросают против нас все свои людские и материальные ресурсы, и мы должны показать, на что мы способны. Сила приходит через испытание — таково общее правило! Преодоление опасности добавляет сил, и чем больше была опасность — тем больше сил прибывает — таков урок этой войны!»

«В этом есть глубокий исторический смысл, — вещал Геббельс. — Все нации должны пройти через кризис; та нация, которая его выдержит, и будет оправдана историей!» Та же мысль звучит в статье, вышедшей пять месяцев спустя под отчаянным заголовком: «Ничто не потеряно, пока война еще идет!» Геббельса не смущало то, что война идет уже на земле Германии; он снова искал утешения в исторических параллелях: «Это вовсе и не важно, где идет война в данный момент, — заклинает он своих читателей. — Мы тоже стояли у Атлантики и под Москвой и Ленинградом — но ведь враги не капитулировали! Теперь они пришли к нам, на Рейн и на Одер — так неужели же мы не сможем повторить то, что они сделали тогда!» Некоторые робко возражали, указывая на превосходящие материальные ресурсы противников Германии, дававшие им в прошлом надежду на изменение ситуации, но Геббельс отвергал этот аргумент: «У врага нет настоящих идеалов, и у него низкий моральный дух — поэтому он проиграет!»

Чем безнадежнее становилась ситуация, тем более смелые образы и метафоры привлекал Геббельс, стараясь успокоить сомневающихся и убедить их в обратном. Тогда-то, за два месяца до конца войны, ему и пришло в голову знаменитое сравнение с бегуном, преодолевающим марафонскую дистанцию, который прошел уже тридцать пять километров из сорока двух: «Он должен бежать во что бы то ни стало, даже в полуобморочном состоянии; пусть он даже лишится чувств за линией финиша — все равно его ждут лавры победителя!»

Образ «бегуна на длинную дистанцию» был одной из отчаянных попыток «дать народу возможность увидеть события в их истинной перспективе». «Люди должны оценить ситуацию с точки зрения ее высшего исторического значения, не отвлекаясь на мелочи!» — эта мысль лежала в основе всех пропагандистских усилий Геббельса, предпринятых в последние месяцы войны. В конце февраля 1945 года он уже и сам потерял всякую надежду, но, выступая по радио, призвал своих слушателей «увидеть общую картину событий, которые хоть и выглядят скверно, но имеют свое глубокое значение, и его можно оценить, взглянув на происходящее под правильным углом зрения».

Геббельс, всегда бывший яростным фанатиком, теперь, как благочестивый проповедник, стал призывать к спокойному созерцанию событий. Это была идеология скрытого отчаяния, потому что неофициально он уже признавал, что «война, как в собственно военном, так и в политическом смысле, не может быть приведена не только к благоприятному, но даже и к просто приемлемому концу». Похоже, что рассуждения о «высшей перспективе» служили Геббельсу лишь средством для одурачивания масс, поскольку ничего лучшего уже не находилось. Возможно также (и этому есть подтверждения), что в последние месяцы войны он и сам успокаивал себя мыслью о необходимости «беспристрастного взгляда на вещи» и оценки ситуации «с чисто исторической точки зрения». В январе 1945 года он попытался поделиться этой идеей даже со своей женой, которая обдумывала планы самоубийства для себя, для детей и для мужа, но колебалась, понимая, как нелегко будет это осуществить. «Попадая в отчаянную ситуацию, подобную теперешней, — утешал ее Геббельс, — стоит воспользоваться советом Фридриха Великого и попытаться мысленно взглянуть на окружающее как бы с далекой звезды; тогда текущие события, да и вся наша планета, покажутся нам совершенно ничтожными — а ведь они так нас пугают, пока мы видим их вблизи!» «Ты, может быть, и прав, — мягко вразумила фрау Геббельс своего романтического супруга, — но все дело в том, что у Фридриха Великого не было детей!»

2. «Провидение на нашей стороне!»

Призывы к применению «исторической перспективы» привели самого Геббельса сначала к полумистической, а потом — к безоглядно фаталистической вере в провидение. Он создал целую «историческую теологию», в центре которой стояло учение об «особой миссии германской нации», и за последние шестнадцать месяцев войны его теория претерпела значительное развитие. В переломный период между 1943 и 1944 годами в ней еще звучал оптимизм и слышались звуки фанфар, прославлявших «великий крестовый поход двадцатого века», но потом возникли жалобные ноты смирения перед судьбой, подавляющей неугодных своей мерной тяжелой поступью.

«Мы — истинные воины Господа, — провозглашал Геббельс, — и мы призваны исполнить возложенную на нас великую историческую миссию. Именно теперь, и именно мы должны это сделать, иначе человечество постигнет страшная кара!»

Это псевдорелигиозное рвение, как и вера в «великую миссию», игнорировало все противоречащие ему факты: «На нас взирают все угнетенные и страдающие народы, ожидающие установления нового порядка и спасения мира!»

Все современное мировое развитие было представлено под девизом: «Божественное Провидение — с нами!» После «чудесного спасения» Гитлера во время покушения 20 июля 1944 года Геббельс выразил твердую веру в то, что «фюрер находится под защитой провидения». Подведя итог событиям того дня, он сделал вывод, что теперь «нет таких опасностей и несчастий, которых мы не смогли бы преодолеть с пользой для себя»: «Моя глубокая вера в скрытый смысл истории получила новое подтверждение 20 июля, сколько бы ни смеялись над этим материалистические толкователи истории. Судьба взяла фюрера под свое милостивое покровительство, потому что желает сохранить его для новых великих дел». Интересно, что Геббельс в этом случае не стал ссылаться на Бога и уповал только на «милость судьбы».

В то время Геббельс, заполучив наконец от Гитлера желанное назначение на пост «уполномоченного по ведению тотальной войны», все еще надеялся на то, что нацистский режим сможет выжить и заключить компромиссный мир; но к марту 1945 года он уже оставил все эти надежды и намерения. Тем не менее старая пластинка с песней «Провидение на нашей стороне» все продолжала крутиться. В начале марта 1945 года Геббельс писал: «История не знает ни одного примера, когда народ, до конца остававшийся несломленным, был бы потом вынужден склониться перед грубой силой. В решающий момент провидение проявляет свою скрытую силу и все расставляет по местам. Вечные законы истории не знают исключений».

Желаемое вместо действительного. Геббельс и сам чувствовал слабость своих аргументов и добавлял: «Мое утверждение может показаться спорным только на первый взгляд». Он уже не верил в дурманящую силу идеологической смеси, которую всегда с таким мастерством готовил для публики. «Когда событие созрело, оно состоится. В последней схватке между духом и грубой силой победит сила духа!»

Смерть Рузвельта оживила надежды Геббельса и подкрепила его веру в «глубинные законы истории»: «Война приближается к концу, — заявил он по радио 19 апреля 1945 года, в канун дня рождения Гитлера. — Противоестественный союз плутократов и большевиков разваливается! Глава мировых заговорщиков раздавлен судьбой. Его погубил тот самый рок, который сберег нам 20 июля нашего фюрера, восставшего живым и невредимым среди руин и трупов, чтобы завершить свое великое дело согласно воле провидения». На самом деле представление Геббельса о фюрере утратило в те дни всякий романтизм. 16 апреля 1945 года он признавался фон Овену: «Похоже, что счастливая звезда фюрера его покинула! Если бы теперь его увидел человек, не встречавшийся с ним два или три года, он был бы потрясен его видом. Он не только постарел, но и утратил инициативу и уже не может принимать молниеносные решения, полагаясь на интуицию, которая явно его оставила. Он колеблется, сомневается и откладывает принятие трудных решений». Гитлер и сам признавался Геббельсу: «Все идет не так, словно кто-то наслал на меня злые чары; удача от меня отвернулась». Да, гигантская игра «ва-банк» приближалась к концу; игрок растерянно стоял у стола, опустив руки.