Николай Внуков - Один на один

• Название: Один на один
• Автор: Николай Внуков
• Жанр: Детские приключения

Повесть Н. А. Внукова «Один на один» печаталась в журнале «Аврора» 1982, №№ 5, 6.

Рисунки В. Бертельса.

ОТ АВТОРА: «…Я читал много о всяких робинзонадах, но эта поразила меня неожиданностью. Мне захотелось во что бы то ни стало увидеть героя.

И вот Саша Бараш передо мной — худенький, невысокий, застенчивый. Рассказывает медленно, обдумывая каждое слово. А я смотрю на него и с трудом верю, что передо мной — современный Робинзон.

Три вечера он рассказывал мне, как жил на острове. Я записал его рассказ в толстую тетрадь. Позже эти записи превратились в повесть.»

---

— Э, почти у пирса, — сказала она. — А мы в пятом, у гаража. Я к тебе сегодня приду.

Вечером она действительно пришла и заставила меня рассказывать про Невский проспект и про памятник Ленину у Финляндского вокзала.

— А броневик, на котором он стоит, настоящий? — допытывалась она.

Я сказал, что ненастоящий, из камня, а настоящий находится в другом месте, во дворе музея, и около него всегда принимают в пионеры.

— Жалко, — сказала она. — Если бы настоящий, было бы красивее.

Она сама познакомилась с моими родителями и сказала, что им придется плавать на катере, который водит Федор Иванович.

— Он гоняет его от Шантар до Владивостока. Как уйдет в море, так на неделю.

— А ты остаешься с мамой? — спросила моя мать.

— Зачем с мамой? Одна. У меня нет мамы, — сказала Таня.

— Кто же тебе готовит обед? — удивилась моя мать.

— Что я сама не умею? — сказала. Таня. — Я могу все — мясо варить, рыбу жарить. Пирог испечь тоже умею. Мне отец деньги оставит, я и веду хозяйство.

Мои родители переглянулись, и я заметил, что мама бросила многозначительный взгляд на меня. Когда Таня ушла, мама воскликнула:

— Поразительная самостоятельность в двенадцать лет! Прямо не верится. Эта Татьяна — настоящая маленькая женщина!

Через день Таня снова пришла и принесла большой рыбный пирог.

— Сама? — спросила мама.

— Сама. Папка пришел с моря. Я всегда пирог стряпаю, когда встречаю.

И снова мои отец и мать переглядывались и отец сказал матери перед сном:

— Вот тебе дети восточной окраины Союза. Даже у тебя так вкусно не получается.

— Не получается, — согласилась мама. — Да я вообще плохо готовлю. Просто не представляю, что из Татьяны получится, например, в девятом классе.

Скоро Таня сделалась необходимым человеком в нашей семье. Когда Федора Ивановича не было дома, она проводила вечера у нас, помогала маме убирать комнаты и готовить, а после школы мы вместе делали домашние задания.

Во многих случаях, даже в решении арифметических задач, Татьяна оказывалась сообразительнее меня. Сначала это меня злило. Какая-то пигалица, а мальчишеские дела может делать лучше любого мальчишки, да еще какого мальчишки — ленинградца! Но Таня никогда не заносилась. Все у нее выходило как бы случайно, она даже сама удивлялась, как это у нее выходит.

— Хозяйка, — говорил Федор Иванович. — Нигде не пропадет.

Мне нравилось, что Таня плавала ничем не хуже меня, любила походы в сопки, а в находкинском пионерлагере была единственной девчонкой, которая взяла все три приза на соревнованиях по бегу, по умению стряпать и по быстроте разжигания костра. В шестом классе она уже сама себе шила платья и ухитрилась сшить даже джинсы, ничем не хуже моих знаменитых «Ли».

А в седьмом она здорово подросла и стала делать взрослую прическу. Смотрела она на все вокруг, немного прищуривая глаза, и это было так красиво, что я просто с ума сходил. А потом оказалось, что прищуривается она не нарочно, а оттого, что плохо видит вдаль. Мой отец посоветовал ей носить очки, но она отказалась.

— Я хочу стать художницей, — сказала она, — и близорукость мне даже помогает: я вижу все не детально, а обобщенно. А читаю я и без очков свободно.

Рисовала она здорово, учителя говорили, что у нее прирожденный талант. И где только она находила время на все?

Мы как сдружились с четвертого класса, так и не расставались до сих пор. Отец говорил, что после смерти моей мамы Татьяна оказывает на меня благотворное женское влияние. Действительно, при Тане я чувствовал себя более взрослым, находчивым и умным.

Часто мы собирались втроем — Вася, Татьяна и я, — и нам было хорошо вместе.

Эх, если бы сейчас Таня сидела со мной у костра!

Два дня я прожил в лесу.

Прошел его весь насквозь до северо-западного склона сопки. Видел с высоты Форштевень. Но добраться до него с этой стороны я бы не смог — в конце леса путь преграждал распадок с такими обрывами, через которые могла перелететь только птица. Зато здесь, на краю распадка, я нашел воду.

И все это время я поддерживал костер.

Как я ни экономил еду, утром третьего дня продукты кончились. Новых добыть было негде. Пришлось возвращаться в Бухту Кормы.

Перед уходом я построил новый костер — настоящую таежную нодью. Меня научил ее складывать Федор Иванович.

Для нодьи нужны прямые длинные сучья. Сырые или сухие — не имеет значения. В землю наклонно вкапываются две жерди метра по полтора длиной. Жерди надо выбирать гладкие, чтобы сучья, которые на них уложишь, свободно сползали по уклону вниз. Потом укладываешь на жерди эти самые сучья. Получается что-то вроде наклонной стенки. Стенку располагаешь так, чтобы ветер дул под нее со стороны наклона. Это делается для того, чтобы нодья не загорелась вся сразу. У самых нижних сучьев выкапываешь ямку. В ней будут накапливаться уголья. Потом в ямке раздуваешь огонь. Нижние сучья понемногу горят, и когда сгорают, по жердям сползают верхние. Чем выше нодья, тем дольше она будет гореть. Конечно, лучше всего складывать ее из гладких бревнышек, но таких у меня не было.

Я провозился с нодьей почти весь второй день. Зато все вышло как надо. Утром третьего дня, съев последние три яйца и семь саранок, я поджег нодью. Сверху на сучья навалил сырого багульника. Дождался, когда в ямке накопится довольно углей. Теперь даже в сильный ливень нодья ни за что не погаснет. Если зальет внешнюю, наклонную сторону нодьи, то часть горящих углей останется под навесом, и они понемногу будут подсушивать сучья.

Жаль, что у своей палатки я не могу построить такой костер — там мне не попадалось ни одного прямого сучка. Вот если бы какой ни на есть топор…

ВОЛНА

Я еще не дошел до Правых Скал, как с востока начала подниматься стена тумана. Горизонт размыло, море вдали стало белесым, потом фиолетовым, а туманная стена поднималась все выше, пока не закрыла половину неба. Кажется, снова натягивало дождь. Странно, туманилось только небо, над морем видимость была отличной.

В Бухте Кормы я подобрал все, какие нашел, сухие доски от разбитых ящиков, связал их капроновым шнуром и поволок за собой.

Остатки шлюпки еще лежали на берегу между камнями, заметенные водорослями и тиной. Надо бы их тоже расколошматить на доски и перетащить наверх. Но я все не успевал этого сделать.

Добравшись до источника, я умылся, досыта напился холодной воды и прилег отдохнуть на каменную плиту.

Так же, как в первый день, сонно булькал родник, выбиваясь в озерцо, и пчелы тянули за собой звонкие ниточки, перелетая по белым соцветиям. Я смотрел на эти здоровенные стебли с лапами сильно рассеченных листьев и никак не мог вспомнить их название. Кажется, очень давно мне их показывала и что-то про них рассказывала мама. Сколько я, наверное, забыл полезного, что мне, еще маленькому, пытались передать родители! Почему часто пропускаешь мимо ушей то, что может пригодиться в будущем? Сходу запоминается почему-то только то, что потом никогда не пригодится…

Я поднялся с плиты, вынул из кармана нож и спрыгнул в гущу жестких ярко-зеленых дудок. Срезав у самой земли толстый стебель, обрубил с него листья и шапку цветов и надкусил. В рот брызнул сладковатый сок с сильным травяным привкусом. Э, да, кажется, эта штука съедобна! Я изжевал несколько стеблей, выплевывая остатки волокнистой мякоти. Недурно! Чем-то напоминает огурец и, если покрошить помельче, добавить мангыра, саранок и морской капусты, вполне сойдет за салат.

Я срезал еще с десяток дудок, набрал в бутылку воды и, подхватив доски, потащил все к палатке.

Парусина за два дня великолепно просохла. Осмотрев ее, я нашел несколько дырок, через которые во время шторма внутрь конуры затекала вода.

Как мне сейчас не хватало иголки!

Ну что ж, придется залатать дыры полиэтиленовой пленкой. Спущусь за ней на берег и заодно насобираю мидий.

Уходя на Берег Левого Борта, подвесил пакет с печеными яйцами, саранками и кизилом на сук дерева, под которым стояла палатка. Я сделал это, чтобы спасти еду от крыс.

Теперь я отвязал пакет от сучка и вынул несколько яиц. Но когда разбил первое, понял, что остался почти без еды. Оно было тухлое.

Какой же я идиот! И дернуло же меня оставить пакет на жаре! Ведь можно было засунуть его в очаг и прикрыть сверху ветками и камнями.

Надо добыть мидий, пока не поздно.

В Бухте Кормы вода стояла спокойная и прибой как-то лениво накатывался на скалы. Я внимательно осмотрел прибрежную полосу: не пригнало ли к берегу цианей. Нет, все в порядке.

И я поплыл к своей заветной скале.

Решил заготовить мидий побольше — печеное их мясо очень хорошо сохранялось. Чтобы удобнее было работать руками, привязал сделанный из майки мешок к поясу.