Рене Реувен - Незадачливый убийца

• Название: Незадачливый убийца
• Автор: Рене Реувен
• Издательство: АО «Караван»
• Жанр: Детектив
• Год: 1990
• ISBN: 5-615-00985-3

Рене Реувен (род. в 1925 г.) — признанный во Франции мастер детективного жанра (его разновидности — полицейского романа), автор 14 романов. Из них «Незадачливый убийца» удостоен в 1971 г. «Большого приза за лучший полицейский роман». Творческой манере Р. Реувена присущи умение остро строить сюжет, тщательная стилистическая отделка, искусная обрисовка персонажей, своеобразный мягкий юмор.

Роман «Незадачливый убийца» ранее на русский язык не переводился.

---

Лично я не думаю, что с точки зрения уголовного кодекса Ромелли угрожало страшное наказание. Максимум — за неоказание помощи в опасной ситуации. Но он готов дать куда больше, лишь бы жена не видела этой фотографии. Больше, но не настолько, сколько хотелось бы Брешану. Так и находились они в великом противостоянии…

Что до покушения на мэтра Манигу, снимок дает основание думать, что Ромелли психологически готов совершить преступление. Человек, способный повести себя так с душевнобольным подростком, весьма вероятно, может стать и убийцей.

21 апреля, вторник, 20 часов.

Мэтр Манигу уезжает отсюда завтра. Я отправляюсь с ним, хотя чувствую еще сильную слабость. Патрон ничего не понимает, но по моему лицу видит, что ни о чем спрашивать не надо.

Я не могу больше выносить это солнце, чуждый мне акцент, бесцеремонность местного люда. Когда вернусь в Париж, я забуду обо всем этом, может быть, сменю службу, так вернее избавишься от воспоминаний…

Она и Добье! Как это стало возможным? Я хочу довериться бумаге, меня буквально душит боль, но потом я порву этот листок, я выброшу все страницы дневника, где говорится о ней… Не хочу, чтобы хоть что-нибудь осталось записанным — пусть память о ней исчезнет! Я не помню точно ее подлинных слов… Сначала говорил я — пылко, торопясь, без затруднений в речи; она слушала, сложив руки на коленях, опустив глаза. Трудно было догадаться, что она чувствует. Лишь биение жилки на шее выдавало ее волнение. Вдруг она тронула рукой мое плечо, будто попросив помолчать. Глаза ее были сухими.

— Жениться на мне, — откликнулась она, — жениться на мне?

Я ответил с живостью:

— Верьте, что я не уважал бы вас, держа что-то другое даже в помыслах!

Она внезапно съежилась на стуле, как маленькая старушка. И словно упала преграда — она начала говорить. Она мне рассказала все, без стыда, без утайки, с какой-то холодной решимостью, делавшей ее голос бесцветным, безразличным — так рассказывают урок.

Она и Добье… ее толкал сначала только демон кокетства.

О, только чтобы посмотреть, что получится, любопытства ради, потом была досада из-за его первоначальной холодности, уязвленное женское самолюбие, дальше — больше, и однажды они переступили запретную черту…

Этот короткий роман измучил ее, она извела себя угрызениями совести. А Добье будто потерял рассудок, он хотел порвать с Беллой, все ей рассказать. Софи и Добье не могли противиться возникшему чувству — они встретились снова.

Что она говорила мне еще? Что заболела, что отец должен был ухаживать за ней, что он никогда ее не любил, всегда предпочитая Беллу, и, может быть, поэтому, как знать… Но она не ищет себе извинений. Не в силах больше молчать, она все рассказала Белле. Та выслушала ее, не проронив ни слезинки, не шелохнувшись. Только уже выходя из дому, она бросила вполголоса: «Я на полчасика отлучусь на машине, развеюсь. И ты постарайся взять себя в руки. Мы еще вернемся к этому разговору…»

Софи не думает, что авария была преднамеренной, совсем нет, просто Белла вряд ли могла в тот вечер вести автомобиль. Софи не знает, догадывался ли о чем-нибудь отец, впрочем, она уверена, что Белла ничего не рассказала (да и времени не было). Но мэтр Даргоно — человек очень тонкий, проницательный, Софи в глубине души опасается, что правда от него не укрылась, отсюда, возможно, еще большая неприязнь к ней.

Вот так. Теперь я знаю все. Софи поднялась, чтобы уйти. Она сказала, что больше не придет. Пусть я ничего не говорю, не пытаюсь ее утешить. Она только просит меня простить ее, если причиняет мне боль. Конечно, она могла бы и не открыться мне, но это было бы нечестным, она не хотела выйти за меня замуж именно потому, что питала ко мне настоящее чувство. Она добавила, помедлив:

— Я была, что называется, легкомысленной, но клянусь вам, я признаюсь мужчине в этом первый раз. Конечно, вы не обязаны мне верить…

Она направилась к двери. Я хотел окликнуть ее, вернуть, сказать, что она другая, возрожденная к новой жизни Софи, что я заберу ее отсюда куда-нибудь далеко, где она забудет прошлое, но я чувствовал, что буду немилосердно заикаться. Страх охватил меня.

С парализованным языком, уставившись взглядом ей в спину, руками судорожно сжимая простыню, я не мог вымолвить и слова. У двери она не обернулась. Конечно, она думала, что я презираю ее, что она мне неприятна вконец… Эта мысль была нестерпимой.

Не хочу больше оставаться здесь, под этим палящим солнцем, прочь отсюда, не желаю больше никого и ничего слышать. На Ромелли мне плевать. Пусть мэтр Манигу даст подстрелить себя как кролика, меня это не касается. Если бы я только мог быть убитым вместо Добье.

23 апреля, четверг.

Из полицейской хроники в газете, утренний выпуск.

КОНЕЦ ДЕЛА МАНИГУ — ДОБЬЕ.

УБИЙЦА ПОГИБАЕТ, ПЫТАЯСЬ СКРЫТЬСЯ ОТ ПОЛИЦИИ.

МЭТР МАНИГУ РАНЕН

Силою обстоятельств под делом Манигу — Добье подведена черта. Вчерашняя попытка была роковой для самого убийцы. Читатели помнят о трех покушениях на убийство, объектом которых был мэтр Манигу в эти последние недели. Во время одного из них жертвой стал молодой стажер Патрис Добье. Убийца повторил попытку, взорвав машину мэтра Манигу; к счастью, он своей цели не достиг.

Вчера мэтр Манигу вернулся из Ниццы, куда он был вызван по неотложным семейным делам. Из аэропорта он на такси

подъехал к своему жилищу в Везине. Убийца, без сомнения, знал о его возвращении и ждал в автомобиле метрах в тридцати от дома адвоката. Отпустив такси, мэтр Манигу поднялся на невысокое крыльцо, держа ключ от входной двери. В этот момент из машины с опущенным боковым стеклом раздался револьверный выстрел. Пуля попала в плечо адвоката. Он тотчас упал ничком за бетонную кадку для цветов.

Фланирующий неподалеку полицейский в штатском, из охраняющих мэтра Манигу, сразу же открыл ответный огонь по нападавшему. Последний, дав машине полный газ, попытался затеряться в потоке транспорта. Преследуемый полицейским, вскочившим в проезжавший автомобиль, преступник не справился на повороте с управлением и врезался в столб ограждения. Извлеченный из обломков машины, он был отправлен в больницу, где и скончался.

Стрелявший опознан. Это Юбер Ромелли, известный в деловых кругах Ниццы и родственник мэтра Манигу. Адвокату оказана на дому необходимая врачебная помощь. Он совершенно теряется в догадках относительно мотивов этих злодейских актов. Похоже, что не надо сбрасывать со счетов болезненных отклонений в психике погибшего.

Наш специальный корреспондент в Ницце собирает дополнительные сведения об этом происшествии.

7 мая, воскресенье.

Из письма Мари-Элен Лавалад (Париж) Элеоноре Дюге (Анжер).

…Извини меня за столь продолжительное молчание (почти месяц), но о чем рассказывать, когда ничего не происходит? Дело, как это говорят в полиции, закрыто. Правда, остаются неясные моменты. Оружие Ромелли совсем не то, из которого он убил Добье, а тем более стрелял первый раз в мэтра Манигу. А искомого оружия не нашли. Точных причин покушений тоже. Но Юбер мертв, и, я думаю, никто и никогда уже не ответит на оставшиеся вопросы.

Во всяком случае, никакого сомнения: это он. Во-первых, преступление в Везине, во-вторых, доказательство a contrario:[15] больше ни писем, ни покушений. Настали тишина да благодать. После такой нагрузки для наших нервов будни кажутся очень пресными, они убивают порывы, умерщвляют страсти. А отзвуки происшедшей драмы имеют горький привкус. Сегодня утром, например, мы получили письмо от бывшей консьержки Добье. Работая у нас, он снимал меблированную комнату. Прибирая ее для нового жильца, эта женщина обнаружила несколько бумаг Патриса. Недолго думая, она отправила их нам.

Мы открыли конверт, в нем не было ничего личного, если не считать стихотворения Беллы Даргоно «Малышу из Парижа», напечатанного на машинке; я тебе цитировала однажды из него начало. Как любительнице поэзии посылаю теперь тебе стишок полностью, в фотокопии. После «дегустации» отдай его, пожалуйста, малышу Себастьяну, который, ты мне писала, составляет собственное досье по нашему делу. Стихотворение будет его последней частью и, может быть, наиболее трогательной. Патрон поручил мне отправить подлинник, найденный у Добье, мэтру Даргоно, сопроводив послание несколькими теплыми словами, которые он и продиктовал. Печально, не правда ли, змейка?

В бюро — атмосфера черной меланхолии. Дюран, переживший, видимо, любовное потрясение (о коем он молчок!), корпит над бумагами с мрачнейшей физиономией. Мэтр Манигу в постоянной задумчивости. Он ездил в Ниццу на три дня. Думаю, он пытался там встретиться с Клод Ромелли, но его не приняли.