Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

• Название: Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
• Автор: Сергей Сеничев
• Жанр: Публицистика

---

Это она культивировала образ гениального Дали, умудряясь оказываться на вернисажах и светских раутах в тени его блеска, не претендуя на причитавшуюся ей долю славы. Слава была — его. И попробуйте не углядеть в этом воистину материнской мудрости Ангела…

Дали не мог не оценить такой жертвенности любимой и расплатился с ней не менее роскошно: под его картинами появилась подпись «Гала Сальвадор Дали»…

Дали — явление предельно штучное. И все же мы сильно сомневаемся в том, что Дали — тот, которого знаем теперь — состоялся бы, окажись рядом не та муза, другой Ангел…

Любовь Сальвадора к деньгам едва ли не самое общее место во всех его биографиях. Зря, что ли, теоретик и вождь додаливского сюрреализма придумал на узурпатора ядовитую анаграмму Авида Долларс («жадный до денег»)?

В США при поддержке отыскиваемых и вербуемых супругой меценатов Дали действительно неожиданно скоро нажил баснословно состояние. Он делал деньги из всего, что попадалось на глаза, а точнее — непосредственно из собственного имиджа и имени. Картины картинами, но куда успешнее Дали торговал в то время своим неординарным видением мира, языком эстетики, которой до него попросту не существовало. Завистники называли ее антиэстетикой, но какая разница, если анти — стоит дороже?! Дали участвовал в целом сонме коммерческих проектов. Он стал неотъемлемой частью масс-культуры Нового Света. Он запустил вирус под названием «Дали» во всё вокруг: в театр, в балет, в кино (сюжет сна в хичкоковском «Завороженном» — плод его фантазии), в ювелирное дело, в моду… Ради саморекламы он даже выпускал газету (двух номеров, правда, хватило, чтобы она прогорела). И вскоре вместо приехавшего покорять ее живописца Америка имела восхищавшего ее массовика-затейника. Его шокирующие инсталляции — увешанный бокалами для вина смокинг-афродизиак, композиции с манекенами, приснопамятный «Телефон-омар» — гневили и всё равно покоряли публику… Он мастерски иллюстрировал философию, подаренную миру величайшим же провокатором XX столетия доктором Фрейдом. Но Фрейд атаковал уши, Дали же давил на глаз (а сравнивать ухо и глаз, говаривал он, так же бессмысленно, как сравнивать нос и ухо; мы бы поспорили, но кто мы такие? — ведь это сказал сам Дали!)…

Концептуальная Европа в лице художественных критиков и историков давала понять, что отворачивается от Дали, что видит в нем только клоуна и стяжателя. Но кудесник терпел и методично доил глупую корову по имени США — она уже безотчетно и безоговорочно считала его королем современного искусства. И наконец этот хитроумный заход сбоку дал долгожданные плоды: подсев на Дали как на самый настоящий наркотик, американский истеблишмент принялся платить и за базовый дар великого гостя — за его полотна. Платить безумно дорого, ибо вышедшее из под королевской кисти не может быть дешевкой по определению. И тут вслед за нашей коровой весь мир обнаружил, что этот клоун еще и пишет. Да — как! (избавьте от нужды аргументировать это перечислением шедевров). Пришло время долгожданного: Дали занимался любимым делом, приносившим ему и сверхудовольствие, и сверхславу, и сверхдостаток — заветнейшая мечта всякого гения…

Переждав Гражданскую, а после и Вторую мировую за океаном, он вернулся на родину уже великим Дали. И уже портреты, а не эпатажная эквилибристика с палитрой в руке превратились в основную статью его доходов. Он пишет их добрую четверть века — до самых 70-х — все время пока его Ангел рядом с ним. Когда же постаревшая соавторша (а по сути дела — умелый творец) его фантастической жизни стала отдаляться, уединяясь в дареном замке, а то и просто сбегая во флигилек, где читала русские книжки да перебирала бумаги из архива, вдруг стал прекращаться и Дали.

О нет, он не переставал экспериментировать. Он создал в родном Фигерасе музей-театр имени своего творчества. Он сочинял гигантские (типа «Галлюциногенного тореадора») полотна. Он создавал иллюстрации к шедеврам мировой литературы («Божественной комедии» Данте, «Потерянному раю» Мильтона, «Искусству любви» Овидия, «Богу и монотеизму» любимого Фрейда). Он увлекся голографией, исследовал проблемы бессмертия тела… Это была самая настоящая лебединая песня, напоминавшая однако агонию воображения, уже давно разделавшегося с революцией в художественном сознании человечества.

А спрос на его работы рос и рос. Так всегда бывает с… боже, о чем это мы?.. прощения просим: не всегда — иногда… иногда случается такое с потребителем прекрасного, отличающимся от создателя некоторой, мягко говоря, заторможенностью. На догнать и врубиться потребителю, как правило, требуется время: месяц, год, век, пара веков… Вот скажите, что Пушкин не разбогател бы, доживи он до открытия ему опекушинского памятника!..

И Дали процветал. Но Дали завершался. По той простой причине, что сделался безразличен его угасающему и слабеющему разумом ангелу. А шесть последних лет — шесть бесконечных лет без нее — стали для него самым настоящим крестом. Тяжеленным, неприподъемным крестом, который богатый и непревосходимо состоявшийся при жизни гений волок через образовавшийся с уходом ангела вакуум к своей сильно запоздавшей Голгофе. И весь ужас этого наказания в том, что одинокий Дали не захотел, а может быть просто не смог уже рассказать миру об этой муке своим излюбленным способом — маслом по холсту…

Мы тут ФРЕЙДА всуе помянули. Гениальный был дядька. А уж в заламывании цен за свое эксклюзивное лечение — просто феноменальный. «Плата за терапию, — рассудил он, — должна существенно сказываться на кармане пациента, иначе терапия идет худо». В доказательство чего раз в неделю принимал наряду с чередой кредитоспособных клиентов одного бесплатного. После чего ужасался: глядите, глядите — больной не прогрессирует! И «прогрессирующие» понимающе кивали и лезли в портмоне…

За работу Фрейд брал вызывающе много. За один 45-минутный сеанс — 40 крон. Или 1 фунт 13 шиллингов. Для определенности: на эти деньги там и тогда можно было приобрести приличный костюм…

То есть, выдающиеся способности доктора Фрейда состояли не только в создании учения о вездесущем либидо, но и в умении превратить свое начинание в неотъемлемый атрибут, как лечебного дела, так и всей масс-культуры, которая потому так и называется, что нацелена на предельно широкого потребителя. Один «Терминатор» собрал больше всех фильмов Феллини, Бергмана и Тарковского вместе взятых. Вашему автору совершенно не симпатичен певец и артист Киркоров. Что не мешает уважать в нем человека, честно заработавшего свои капиталы: Филипп ничего ни у кого не украл и не отнял. Он никогда не загонял население СНГ на свои концерты насильно: все пришли и отдали ему деньги добровольно и, надо полагать, благодарно. В каковой связи и небольшой экскурс в историю великих, явивших свои таланты со сцен и прочих подмостков…

Советский народ испокон гордился двумя явлениями: отечественной космонавтикой и отечественным балетом. В этом деле мы как-то традиционно были впереди планеты всей. С космонавтикой потом несколько подзатухло, а вот русский балет и поныне твердая валюта. При этом как-то беспардонно забывается, что первым человеком, подарившем (вернее, продавшем) Европе чудо нашего классического танца был гений антрепризы Сергей ДЯГИЛЕВ.

Коммерческую деятельность на ниве искусств он начал с живописи: в 1897 году выступил устроителем выставки немецких с английскими акварелистов. Год спустя экспонировал русских и финских художников. Тогда же взялся редактировать журнал «Мир искусства» и стал одним из организаторов одноименного объединения художников. В 1899-м угодил на должность чиновника особых поручений при новом директоре императорских театров. С места этого, правда, пару лет спустя вылетел — с формулировкой за «самоуправство». Его попытка модернизировать русский балет («Сильвия» Делиба ставил, в сценографы зазвал своих «мироискуссников») была сочтена безнравственной и даже вредной. По другой версии царской фамилии просто не нравилась практически неприкрытая связь проворного администратора с молоденьким Нижинским. По третьей изгнание Дягилева инспирировала всесильная Кшесинская, которой тот неразумно отказал в какой-то из главных ролей. В общем, Дягилева выставили вон. Да не просто выставили: посредством полицмейстера в форме! И Дягилев — а что ему оставалось? — ушел на вольные хлеба.

Поняв, что с родным отечеством каши не сваришь, он затеял экспортировать лучшие образчики русской духовности за кордон и в 1906-м организовал в парижском Осеннем салоне выставку икон и картин кисти соотечественников. Реакция благодарных французов до того потрясла Сергея Павловича, что уже на другой год он привез в Париж музыкантов — своего бывшего учителя Римского-Корсакова, Глазунова, Рахманинова и еще не всемирно известного Шаляпина. И те пять «исторических русских концертов» в «Гранд-Опера» из произведений Глинки, Бородина, Мусорского, Скрябина и др. стали первой ласточкой беспрецедентной культуртрегерской акции, вошедшей в историю под названием Русские сезоны.