С. Браун - Живые зомби

• Название: Живые зомби
• Автор: С. Браун
• Издательство: Астрель
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-39428-7

Смерть — далеко не конец. Увы!

Для сотен тысяч мертвых, убиенных и завершивших свой жизненный путь добровольно, настали черные времена.

Покойники превращаются в зомби, ходят на встречи «Анонимной нежити», разлагаются на глазах, хромают — и издают далеко не благоухание. Их так и норовят распихать по исследовательским центрам или определить в приюты для бездомных животных. Их пикеты и митинги не приводят ни к каким результатам. Дискриминация в чистом виде!

---

Пока я пялюсь в мутное стекло на свое отражение — в черном костюме и галстуке я будто на съемках фильма Джорджа Ромеро[1], — из лавки выходит девочка лет шести. Увидев меня, она роняет мороженое и с криком удирает.

Бывали в моей жизни моменты и получше.

Впрочем, это уже не жизнь. Хотя и не смерть. И даже не что-то среднее. Больше похоже на неудачное продолжение когда-то успешного ситкома, с которым руководство канала никак не решится покончить.

Изучив свои травмы, я прихожу к выводу, что попал в страшную аварию и в бессознательном состоянии куда-то ушел, не понимая, что происходит. И это недалеко от истины. С тем лишь исключением, что без сознания я был три дня. И ушел не с места аварии, а из гроба, когда до похорон оставалось меньше суток.

Но пока я этого не знаю. И в поисках помощи направляюсь в лавку, чтобы воспользоваться телефоном. Едва я переступаю порог, как жена Билла с веником и баллоном лизола в руках напускается на меня и выгоняет прочь.

Озадаченный, с налипшими кусками гнилых помидоров на лице, я ретируюсь и ковыляю в сторону города. Одолев четверть мили, подхожу к парку. Там возле туалетов есть пара платных телефонов. К ним я и плетусь по тротуару, волоча левую ногу и не обращая внимания на крики детей, расступающихся передо мной, что Красное море перед Моисеем. Хотя если уж дело касается Библии, полагаю, здесь уместнее вспомнить Лазаря.

До меня все еще не доходит, что травмы не доставляют мне неудобств; добравшись до таксофона, я прижимаю плечом трубку к правому уху и указательным пальцем правой руки набираю 9-1-1. Мгновение спустя отвечает оператор.

Я не знаю, что и как говорить, и принимаю решение просто открыть рот и сказать первые пришедшие на ум слова. Впрочем, есть одна загвоздка.

Рот у меня зашит.

Прежде чем приступить к бальзамированию, рот зашивают. Изогнутую иглу вводят в ноздрю, выводят за зубами, и так несколько раз, пока челюсти не сомкнутся. Но я-то думаю, что живой, и не могу сообразить, почему не открывается рот!.. Я начинаю размахивать правой рукой, мычать что есть сил и направляюсь к пожилой паре, которая задает от меня стрекача, что твои олимпийские спринтеры.

Под вой сирен на парковку въезжает автомобиль шерифа округа Санта-Крус. «Хоть какая-то помощь!» — мелькает мысль. Однако появление фургона службы отлова бродячих животных сигнализирует об опасности. Я не имею в виду сам фургон — в нашем округе пумы на улице не редкость. С широко раскрытыми глазами я оборачиваюсь и гадаю, когда же закончится этот дикий кошмар, в котором я умудрился проснуться.

Я напуган, смущен и сбит с толку и не слышу приближающихся сзади шагов. Дальше помню только, как одной петлей мне стягивает руки и торс, второй — ноги, а третьей — горло. Сотрудники службы отлова животных ведут меня к фургону, а помощники шерифа заверяют растущую толпу зевак, что все под контролем.

Два дня — пока, наконец, за мной не пришли родители — я сидел в клетке, в Обществе охраны животных. Признать в воскресшем трупе сына и забрать его домой — позор, который может серьезно подпортить репутацию; немудрено, что родители не бросились сломя голову меня вызволять. Однако опоздай они на сутки — и мне была бы обеспечена прямая дорога в манекены для краш-тестов.

Бездомного зомби без документов держат в приюте для животных семьдесят два часа. С документами — семь дней. (С бродячими кошками и собаками все наоборот.) А без регулярной подпитки формальдегидом даже свежий зомби за три дня начинает портиться.

По прошествии обязательного периода ожидания невостребованных зомби без документов возвращают властям округа, а потом либо разбирают на органы, либо продают на медицинские эксперименты. Общество защиты животных делает все, чтобы спасти как можно больше таких, как мы: ищет добровольцев, которые ухаживали бы за зомби, разрабатывает программы сопровождения… Увы, эти идеи пока не нашли отклика. А поскольку Общество существует в основном на частные пожертвования, поступающие с пометой «на программы защиты животных», то мест для зомби очень мало.

Мое пребывание в приюте было не таким ужасным, как вы могли подумать, — если не считать первоначального потрясения. Мне принесли миску с водой и какой-то жрачкой, отдельный туалетный лоток и несколько игрушек-пищалок. И даже обеспечили тупым детским ножичком, чтобы я мог распороть швы и открыть рот.

Дома родители устроили меня в винном погребе на матраце. Много не говорили. Мама плакала, прикрывая нос полотенцем — чтобы не вырвало от запаха, — а отец все спрашивал, почему я не мог остаться покойником, как нормальный сын.

Мама обратилась ко мне лишь раз — спросила, чего я хочу. Я попытался ответить, но вместо слов из глотки вырвались хрип и урчание. В аварии я сильно повредил голосовые связки, поэтому общаюсь с помощью маркерной доски, которую таскаю на шее.

Если мать хотя бы притворяется, что понимает, как мне тяжело, то отец не устает упрекать меня за запах, и позор, и расходы на содержание зомби. Как-то раз он даже спросил, чем я намерен заниматься.

Откуда я знаю? Можно подумать, я воскрес с планом действий на пять лет. Инструкций как быть зомби мне никто не давал. Все очень изменилось. Сильнее, чем вы можете себе представить. Хоть надежды и желания остались те же, что и раньше, теперь они точно не исполнятся. С таким же успехом я могу желать, чтобы у меня выросли крылья.

Не раз я слышал, как проблему обсуждают родители. Отец намекает, что нужно подыскать для меня другое жилье. Какой-нибудь приют для зомби. Или вообще сдать меня в зверинец. Мама пытается объяснить ему, что я нуждаюсь в поддержке, и необходимо лишь переждать период адаптации.

«Это все равно что пубертат», как она выражается.

Меня она уверяет, что отец изменит свое мнение, и со временем все устаканится, надо только твердо верить в себя.

Говорит она это с бесстрастным выражением лица, и на какое-то мгновение я ей верю. А перед тем как принять хвойную ванну, в зеркале, в том месте, где должно отражаться мое лицо, вижу разрозненные кусочки паззла. И начинаю думать, что мать спятила.

Или опять наглоталась валиума.

Глава 4

— Энди!

Восемь тридцать утра. Пью «Шато Монтелена Каберне Совиньон» урожая 1998 года. На «Никелодеоне» идет «Губка Боб». Временами я переключаюсь на Пи-би-эс, чтобы посмотреть «Улицу Сезам» или «Медвежонка Барни». Лучше бы это были «Проделки Бивера», но к «Ти-ви-ленд» мы не подключены.

— Энди!

Я вновь чувствую себя шестилеткой: будто я не пошел в школу, валяюсь в кровати и смотрю телик, а мама варит мне манную кашу с бананами и поджаривает коричный тост. Небольшое отличие: на стенах нет плакатов с героями комиксов, зато повсюду раскиданы бутылки.

И мама не готовит мне завтрак.

И сердце мое больше не гоняет кровь по жилам.

— Энди!

Вот уже почти три месяца я живу в винном погребе в доме родителей, а она до сих пор ждет, что я откликнусь на зов.

Со вздохом я выключаю телевизор и встаю. Плетусь к лестнице, волоча левую ногу. Наверху стоит мама, мне виден ее силуэт в лучах света, льющегося из окон кухни.

— Сынок, папа чинит раковину. Ты не поможешь ему?

Из-за ее спины доносится голос отца:

— Лоис, не нужен мне никто! Будь добра, оставь меня в покое!

— Чепуха, — не сдается мама. — Энди будет рад помочь. Правда, милый?

Я гляжу на нее, хлопая глазами. Интересно: она свихнулась, когда я попал в аварию и умер, или когда меня забрали из приюта, и я стал обитать и столоваться у них?

Отец снова заверяет, что в моих услугах не нуждается и что нюхать вонь от разлагающегося трупа у него нет никакого желания.

— Всего несколько минут, — шепчет мама, отвернувшись от меня. — Дай ему почувствовать себя нужным.

А то я не слышу.

— Ну, чего рот разинул? — обращается она ко мне. — Давай-ка, поднимайся и помоги отцу!

Можно не обращать внимания, сидеть у себя и смотреть телевизор, но она не угомонится. Будет звать меня своим заунывным голосом, беря последний слог октавой выше. Даже телевизором ее не заглушить. Пробовал — бесполезно.

Подъем на пятнадцать ступеней из винного погреба отнимает у меня почти две минуты. И все это время отец беспрестанно ворчит: у всех нормальные семьи…

Не каждому воскресшему жмурику повезет заселиться к родителям, и не у каждого есть друг или родственник, готовый распахнуть перед ним двери своего дома. Добрая половина остается на улице или попадает в приют, а самых невезучих отправляют на органы, продают в медицинские учреждения или центры ударных испытаний. И совсем редки случаи, когда супруг или супруга принимает воскресшего обратно в свои объятия, особенно если в доме есть дети. За другие штаты не скажу, а у нас в Калифорнии управление по охране прав детства смотрит неодобрительно на тех родителей-одиночек, что пускают к себе зомби. Что касается прав на посещение ребенка — у оживших мертвецов таковых нет.