Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

• Название: Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
• Автор: Эллен Датлоу
• Издательство: ИД «Азбука-классика»
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91181-510-3

Лучшие произведения малой формы в жанрах мистики, фэнтези и магического реализма в очередном выпуске антологии «Лучшее за год»!

Ежегодный сборник «The Year's Best Fantasy and Horror», выходящий в США уже почти два десятка лет, публикует повести, рассказы, эссе и стихотворения, отобранные по всему миру, и попасть в число его авторов не менее престижно, чем завоевать Всемирную премию фэнтези или «Небьюлу».

В настоящее издание вошли произведения таких мастеров, как Танит Ли, Кристофер Фаулер, Джеффри Форд, Питер Страуб, и других талантливых авторов.

---

Слава богу.

Мысли об этой кукле приходили ко мне чаще и чаще, не давая покоя: что она такое, откуда взялась? Я тайно следил за судьбами большинства артистов, занятых в фильме со Сьюзен и Финчем, но больше смертей не последовало, и это подкрепило мою теорию о том, что они погибли, потому что были сняты в фильме вместе с фигуркой.

В памяти я снова и снова возвращался к тому дню за городом. Сколько раз я задавался вопросом, как бы все повернулось, не блесни мне из сорняков тот солнечный зайчик, не выйди я на задний двор того общинного пристанища. Скорее всего, так бы она и лежала, наполовину занесенная песком; и пролежала бы, вероятно, еще годы, а может, десятилетия, прежде чем кто-нибудь ее нашел бы.

Кроме того, я сообразил, что и Тони в этом замешан. Это он сбил меня с толку и убедил взять куклу с собой. Отчасти он тоже несет за это ответственность. Но главная вина лежала на мне: я был начальником. Я мог сказать «нет», принять решение не брать ее.

Но не сделал этого.

«Новая жизнь старых вещей». Теперь название нашей компании казалось мне почти пророческим.

Жизнь продолжалась. Моя работа не волновала и не увлекала меня, как раньше, но от кредитных выплат за дом и машину было никуда не деться, а Вэл заговаривала о том, что хорошо бы родить ребенка. Да и, честно говоря, мне не приходило на ум другое занятие, которое могло бы меня хоть как-то заинтересовать. Я продолжал двигаться по инерции, хотя блеск Голливуда больше не слепил мне глаза, и каждый раз, когда мы выполняли заказ той или иной студии, я все думал, не наткнутся ли участники проекта где-нибудь на эту фигурку, не придется ли мне читать некрологи звезд, которых я видел вчера?

Время от времени мы встречались с Хендриксом. Даже работали вместе на ностальгической картине о восемнадцатилетних. Но про куклу не разговаривали.

И тут два дня назад я вновь ее увидел.

На своем дне рождения.

В качестве подарка.

По крайней мере, мне показалось, что это она.

Воспоминания того вечера уже потеряли четкость, события мешались в голове. Вэл повела меня в «Массо и Фрэнкс», где мне предстояло удивиться неожиданной вечеринке. Там собрался целый зал друзей, знакомых, клиентов; подарки, настоящие и шуточные, лежали горой на двух сдвинутых столах. Мы разговаривали, пили, танцевали, пили, ели и снова пили, так что за полночь, когда я добрался до подарков, уже невозможно было определить, что от кого. Да и какая разница? Фотограф заведения снимал все на тридцатипятимиллиметровую пленку для будущих поколений, а одна из подруг Вэл — на видео. Уже почти закончив с подарками, я случайно взглянул окрест себя и на куче коробок и оберточной бумаги увидел ту куклу.

Она выглядела так же, как в первый день, когда я ее нашел: блестящее коричневое лицо, древние чужеродные черты, яркий клоунский наряд, — и только тогда я осознал, насколько четко и прочно ее вид въелся мне в память.

Тут мелькнула вспышка фотоаппарата, и внезапно я понял, что нас с ней вместе снимают на фото.

И на видео.

Я вскочил, перепрыгнул через стол, подарки полетели во все стороны. Гости, должно быть, подумали, что я свихнулся. Я выхватил фотоаппарат из рук фотографа, изо всех сил ударил его о стол, потом бросил на пол и стал топтать. Затем оглянулся в поисках подруги Вэл с видеокамерой: поняв мои намерения, она торопливо шла в сторону женской комнаты. Я отпихнул друзей, пронесся сквозь толпу, догнал женщину на выходе в холл, вырвал у нее из рук камеру и что есть мочи швырнул о пол. Камера оказалась прочной, и тогда я нагнулся, вытащил кассету и раздавил ее каблуком.

Несмотря на обильные извинения с моей стороны, гости были встревожены и не знали, как реагировать; несколько человек уже направлялись к выходу. Кто-то бормотал «перепил», еще кто-то произнес «кокс», но я не обращал внимания. Я отмахнулся от расспросов обеспокоенных Тони и Вэл и двинулся обратно к столу.

Фигурка все так же лежала на куче коробок.

— Мне надо идти, — сказал я. — Нужно кое-что сделать.

Схватив куклу за руку, я вновь испытал мерзкое ощущение от того, что находилось под тканью.

— Стой, — возразил Тони. — Старик, ты не…

В другом конце зала стоял Хендрикс. Он поймал мой взгляд и угрюмо кивнул. Он понимал.

— Мне надо идти! — заорал я.

Крепко держа куклу за длинную тонкую руку, я выбежал из ресторана, прыгнул в машину и поехал.

Когда я добрался до дома хиппи, уже занимался рассвет; розовое зарево солнца росло на восточной окраине пустынной равнины. Я остановил машину, достал из бардачка фонарик и схватил куклу. Садясь за руль, я бросил ее на заднее сиденье, и, пока мы ехали, мне не раз казалось, что она сейчас начнет двигаться, попытается напасть, задушить меня, но я поборол желание оглянуться. Она лежала все в том же положении.

Я торопливо обогнул дом.

За минувшие два года над нашими краями пролетело много ветров и пролилось дождей; песчаная поверхность заднего двора изменила свой облик. Но природа не тронула то маленькое углубление, в котором я нашел фигурку. Песок не засыпал яму, вода не размыла ее контуры. Она располагалась рядом с пятном сорняков и все так же походила на могилку, приблизительно повторяя очертания человеческого тела.

Я осторожно взял куклу пальцами за кончик клоунской шляпы и опустил в углубление. Звякнув бубенчиками на ноге, она точно вошла в него, а вокруг собрался песок, присыпав нижнюю половину и левую сторону сверху. Она выглядела совершенно так же, как в день, когда я ее забрал.

Затем я пошел обратно к машине, глядя себе под ноги, сел и поехал в Лос-Анджелес.

Прошло уже два дня; не знаю, что со мной будет. Сьюзен и Финч не прожили двух дней после премьеры, и все остальные умирали раньше. По-моему, это хороший знак.

Возможно, мне спасло жизнь то, что я уничтожил и пленку и видеокассету прежде, чем кто-либо их увидел. Не уверен. Но думаю, что так. Надеюсь.

Вэл до сих пор не понимает.

Тони о чем-то догадывается.

Не знаю, почему я не сжег фигурку, как хотел Хендрикс или не уничтожил ее как-нибудь еще. В ту ночь я действовав инстинктивно, не размышляя; а интуиция подсказала, что нужно вернуть ее на место, в пустыню. Так я и сделал. Тогда мне казалось, что это правильно, да и сейчас тоже. Возможно все случилось именно так, как должно было.

Посмотрим.

Теперь мне остается только ждать. И молиться, что на вечеринку в честь моего дня рождения больше никто не захватил с собой фотоаппарат.

Элизабет Хэнд Стена чудес

Перу Элизабет Хэнд принадлежат семь романов, в том числе «Долгая зима» («Winterlong»), «Пробуждение луны» («Waking the Мооп») и «Смертная любовь» («Mortal Love») — блистательная, чарующая фантазия, сплетающая в единый замысловатый узор прерафаэлитов, рок-звезд и музу, окутанную тайнами. Хэнд опубликовала два сборника коротких рассказов — «Последнее лето в марсианских холмах» («Last Summer at Mars Hill») и «Библиомания» («Bibliomancy»), за которые в 2004 году была награждена Всемирной премией фэнтези. Ее небольшие произведения публиковались в журналах «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Asimov’s Science Fiction», «Best New Horror» и «Conjunctions». За новеллу «Последнее лето в марсианских холмах» писательница получила Всемирную премию фэнтези и премию «Небьюла». В настоящее время Элизабет Хэнд живет на побережье штата Мэн, где работает над своим последним замыслом — романом «Потерянное поколение» («Generation Loss»).

«Стена чудес» («Wonderwall») появилась в антологии «Flights». Сама писательница как-то сказала, что «практически все в этом рассказе происходит именно так, как случилось в действительности. Даже описания того, что я видела, — чистая правда. Конечно, мне пришлось изменить имена своих друзей, впрочем, они себя и так узнают. Кстати говоря, пить сироп от кашля — это действительно не самая лучшая идея».

Очень давно, лет тридцать назад, у меня был друг, который страстно ждал, чтобы его заметили. Его звали Дэвид Балдандерс. Мы жили тогда еще с двумя знакомыми в одном из самых отвратительных мест, которые мне когда-либо приходилось видеть, и определенно в худшем из всех, которые я снимала.

Наша квартира была двухкомнатной и располагалась в Квинстауне. Четвертый этаж мрачного кирпичного дома, где не было даже лифта. Окна выходили прямо на главную улицу Хайатсвилла, штат Мэриленд. Квартиры здесь населяли, в основном, наркоторговцы и байкеры, которые за свои двести долларов в месяц устроили на первом этаже целую лабораторию по производству «колес» и дешевой «кислоты». Верхние этажи были отданы матерям-аспиранткам и студентам университетов Мэриленда, Говарда и университета Архангелов и святого Иоанна Богослова.

«Богослов», как именовали это учебное заведение студенты, был именно тем местом, куда я приехала три года назад, чтобы научиться актерскому мастерству. Формально меня не исключали вплоть до конца первого курса, но в середине семестра нас с Марселлой, моей соседкой по комнате, выгнали из общежития. В итоге нам не оставалось ничего другого, кроме как поселиться в Квинстауне. Впрочем, наше поведение было нестерпимо вызывающим даже для середины семидесятых. Меня до сих пор изумляет, что университет тянул так долго, прежде чем решил наконец избавиться от нас. Родителям пришлось оплатить весьма немалую стоимость ремонта нашей разгромленной комнаты. Помимо всего прочего, одну из стен там я полностью отвела под рисунок, скопированный с обложки «Трансформеров», а поверх всего этого великолепия буквами в человеческий рост написала: «Je suis damne par I’arc-en-ciel».[59] Спустя годы один знакомый, которому случилось жить в нашей бывшей комнате, сказал мне, что эти слова Рембо проступали на стене после каждой новой покраски, и никто так и не смог понять, что же они значили.