Анна Берсенева - Уроки зависти

• Название: Уроки зависти
• Автор: Анна Берсенева
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55640-3

Социологам известно, что зависть – самое сильное человеческое чувство. А Люба Маланина знает это не по социологическим исследованиям – по собственной жизни. Ну как ей не завидовать всем и вся? Подруги, с которыми в одном дворе на Малой Бронной выросла, смотрят на Любу свысока. Мужчина, в которого с детства влюблена, относится к ней с обидной покровительственностью. Смириться с тем, что вся жизнь пройдет на вторых ролях, как смирилась с этим ее мама? Но Любу зависть подталкивает совсем к другому решению: полностью свою жизнь переменить. И это ей удается! Осталось только дождаться счастья…

---

– Ах ты, что!.. – услышала она. – Ушиб тебя, а?

От испуга она зажмурилась, когда падала, и вот только теперь открыла глаза. Над нею нависал огромный незнакомый мужчина. Он присел на корточки, и только тогда Нора его узнала – это же физик новый, перед самыми каникулами из райцентра прислали. Зовут Петр Васильевич. И никакой он не огромный, просто с полу ей так кажется.

– Лоб тебе разбил? – спросил физик. – Что ж ты под дверью стоишь? Входила бы.

– Да я протопить только шла… – пробормотала она. – А заслушалась.

– Ну и топи, и слушай себе на здоровье.

Он взял Нору за руку и, распрямляясь сам, рывком поднял ее с пола. При этом он не рассчитал силы: Нора резко взлетела вверх и снова ткнулась лбом, только не в дверь уже, а прямо ему в грудь, потому что он был хоть и не огромный, но все же довольно высокий, а она маленькая, тетя Валя говорила, – плюгавая.

Она почувствовала, какая твердая у него грудь, каменная прямо. Это почему-то страшно ее смутило, и она отпрянула от него, будто обожглась.

– Мало что лоб тебе расшиб, так и напугал еще.

Петр Васильевич усмехнулся. Хотя он уже и не пел, но то, что было в его голосе, что заставило Нору замереть под дверью, никуда не делось. Видно, это принадлежало не голосу, а ему самому.

Она стояла на пороге, и он держал ее за руку, потому что она не выдернула ее сразу, а теперь вот замерла, оцепенела.

– Техничкой тут? – спросил он.

Нора кивнула. Он не отпускал ее руки.

– А зовут тебя как?

Пение разгорячило его, воодушевило – глаза блестели. Они у него были узкие, сибирские, в таких блеск особенно заметен. Норе показалось, что она заглянула в глубь земли сквозь ее разломы.

– Нора, – чуть слышно ответила она.

– Ишь ты! – Он покрутил головой. – Это как же полностью будет?

– Так и будет.

Имя – это было единственное, что о ней было известно с самого начала; с ним ее привез в Каменку непутевый тети-Валин родственник. Норе казалось, что при таком необычном имени должно было бы сохраниться что-нибудь еще – какой-нибудь алмазный перстень, или гранатовый крестик, или золотая булавка с рубиновым сердцем, или медальон с локоном и портретом прекрасной женщины, которая окажется ее мамой, – в общем, что-то такое, по чему ее когда-нибудь нашли бы и безошибочно узнали родные. Но ничего такого при ней не имелось, а если бы и был, к примеру, золотой медальон, то тетя Валя сразу бы его пропила, а если бы каким-нибудь чудом не пропила, то кто бы стал искать по белу свету ее родню? У всех своих забот хватает.

– С фантазией твоя мамка! – весело сказал физик. – Здешняя сама, каменская?

– Я при школе живу, – неопределенно ответила Нора. – Во флигеле.

– Ну проходи, что стоишь?

Он сделал шаг в сторону, пропуская ее в класс, и она подалась за ним, потому что рука-то до сих пор была в его руке.

– Топи, раз собралась, – сказал он и принялся подбирать рассыпанные дрова.

Как только он отпустил ее руку, Нора почувствовала такую грусть, что чуть не заплакала.

– А вы… – пробормотала она.

– Сейчас соберу, – не оборачиваясь, ответил он.

– Да я не про то, – набравшись смелости, сказала Нора. – Петь вы больше разве не будете?

Он разогнулся, посмотрел на нее и засмеялся: наверное, очень уж растерянное было у нее лицо.

– А надо? – спросил он.

– Да, – серьезно кивнула она.

– Надо, значит, надо. – Видно было, что ее просьба ему приятна. – Слушай тогда. Не мешай только.

Еще бы она стала ему мешать! Нора села на краешек парты – они еще стояли у стен после вчерашнего праздника, – и с нею сделалось то, что в книжках называют «вся превратилась в слух».

Но и во взгляд она вся превратилась тоже – он у нее стал таким, каким никогда в жизни не был. И вот этим своим новым пронзительным взглядом она смотрела, как Петр Васильевич открывает большой нотный альбом, лежащий на подоконнике, пролистывает его – выражение лица при этом стало у него рассеянным, даже отрешенным, – наклоняет голову…

Он как будто бы и не сам запел, не горлом, не грудью – из такой бездонной глубины зазвучал его голос. Нора снова подумала про земные разломы. Если можно было назвать мыслями то, что с нею происходило.

Пел он теперь совсем другое, не из «Пиковой дамы», а просто песню. От ошеломления, от растерянности Нора не могла ее смысл не то что запомнить, но даже уловить. Была она про то, как ветер занавесочку тихонько шевелит, и еще про времечко – час двенадцатый, разлука нам дана…

Она прижала руки к груди и сидела так, неподвижно, когда его голос уже и умолк.

– Понравилась песня? – спросил Петр Васильевич.

Нора кивнула. Она боялась поднять на него глаза. Понравилась!.. Да разве такое слово нужно, чтобы передать, что она чувствует?

Он снова засмеялся – конечно, над нею, над ее ошеломлением. Но она на его смех не обиделась, и даже не потому, что вообще была не из обидчивых, а потому что разве можно обидеться на человека, у которого в голосе нежность и сила сплетены так, что не расплетешь?

– Чуткая ты, – сказал он.

И, быстро притянув к себе, поцеловал Нору в губы. Это было так неожиданно, что она ахнула. Но тут же и замолкла, и замерла в его руках…

Когда Петр Васильевич отпустил ее, сама она вся дрожала, а губы огнем горели от его поцелуя.

– И сладкая. – Его голос звучал спокойно и весело. – Лет тебе сколько?

– Д-двадцать… – с трудом выговорила она.

– Для любви самый срок.

Этого Нора не знала. Вернее, она никогда об этом не думала. Любовь представлялась ей чувством воздушным и необыкновенным, а значит, это было что-то не из ее жизни, потому что ее жизнь шла трудно и ровно.

Наверное, он думал иначе, потому что обнял Нору еще крепче и поцеловал еще сильнее. А может, ни о чем он не думал, а целовал так же, как пел, – всем своим существом.

И тут, во время этого нового поцелуя, ошеломление перестало быть главным Нориным чувством. Потому что главным стало счастье. Оно переполнило ее до самой макушки, от него защипало в носу, как от слез, но это было именно счастье, не что иное. Хотя Нора никогда его прежде не знала, но теперь, так неожиданно став счастливой, встретила это свое новое состояние с таким восторгом узнавания, как будто родилась с ним, а потом по какой-то непонятной причине утратила, и вот оно вернулось, наконец-то вернулось, и так оно и должно быть, и никак иначе!..

Она вскинула руки и тоже обняла Петра Васильевича. Жаль, что не сразу она это сделала – как раз в этот момент поцелуй закончился.

Петр Васильевич внимательно посмотрел Норе в глаза – она сама чувствовала, как сияет в них счастье, – и ласково погладил ее по плечу.

– Ну, будет, будет, – сказал он. – Однако и я что-то… Раздухарился.

– Вы ничего! – горячо проговорила она. – Просто вы пели, и… и душа у вас взметнулась!

– Душа взметнулась? – Он засмеялся. – Хорошая ты. Ну, топи свою печку.

И с этими словами он вышел из класса, на ходу прихватив свой нотный альбом – так, что и песни словно бы вышли вместе с ним. А Нора осталась в ошеломлении еще большем, чем от обоих его поцелуев, которые пылали на ее губах.

Глава 6

Хлопнула входная дверь.

– Ты, Люблюха? – спросила Нора.

– А ты будто бы еще кого-то ждешь.

Дочка вошла в комнату. Волосы у нее были мокрые, потому что к вечеру начался дождь, а глаза расстроенные и сердитые, это уж Нора не знала почему.

– Врач был? – спросила Жаннетта.

– Да я и не вызывала.

– Кто бы сомневался! – Жаннетта рассердилась так, что в глазах у нее молнии полыхнули. – Что они знают, доктора, разве они вылечат… Деревенская болтовня!

– Ну когда я такое про врачей говорила? – От того, что дочка рассердилась, Нора расстроилась. – Я же, наоборот, всегда хотела, чтобы ты на врача выучилась.

– Отстаньте вы от меня все!

Жаннетта вдруг взмахнула руками и выбежала из комнаты. Зашумела в ванной вода.

И как поймешь, что с ней случилось? Дочка с детства скрытная, и даже она, мать, с детства же не знает, что у нее в душе творится, какие там бури гуляют.

Жаннетта вернулась минут через пятнадцать. Лицо у нее уже было непроницаемое, а в руках она держала маленькую рюмочку и флакон с микстурой.

– Хоть лекарство выпей, – сказала она. – Не все же бедуинскими средствами лечиться.

– Убралась у Иваровских? – спросила Нора, принимая у нее из рук лекарство.

– Убралась, не бойся.

– Не боюсь. – Нора улыбнулась. – А грязь на зиму оставлять нехорошо.

– Нет там никакой грязи, – буркнула Жаннетта. – Откуда ей у них взяться?

Она наполнила рюмочку и дождалась, пока Нора выпьет микстуру.

– Что там в Кофельцах? – поморщившись от горького, спросила Нора. – Все в город перебрались?

Жаннетта кивнула и отошла к буфету, чтобы спрятать в него флакончик. Но не открыла буфет, а, обернувшись, вдруг сказала:

– Царь там. С невестой.

Как-то странно она это сказала. Но Нора так удивилась самому известию, что не обратила на дочкин тон внимания.