Николай Михайловский - Таллинский дневник

• Название: Таллинский дневник
• Автор: Николай Михайловский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Освободить катер!

В каждом отсеке остался один моряк, чтобы убедиться в прочности корпуса и сигнализировать, если где-либо по шву начнет просачиваться вода. Подошли долгожданные минуты спуска. У подножия стапеля, как и полтора месяца назад, собрались представители завода, военпреды.

На канате с топором в руках стоял Маслов.

- Руби!

Маслов замахнулся топором и разрубил пеньковый канат. Корпус катера качнулся и пополз в широкую Неву.

- Да здравствует младший брат крейсера "Киров"!

Многоголосое "ура" подхватило слова директора завода.

Так моряки крейсера "Киров" дали флоту первый бронированный катер, от начала до конца построенный своими руками. Второй катер построили моряки под руководством Алексея Ивановича Пухова и Бориса Львовича Гуза.

Экипажи других крупных кораблей тоже выполнили наказ Военного совета. К началу навигации Краснознаменный Балтийский флот пополнился целой флотилией бронекатеров - быстрых, маневренных, с хорошим вооружением и под надежной броневой защитой.

...Я снова входил в привычный быт кронштадтской жизни. То в штабе флота, то в Политуправлении или просто на улице встречались знакомые моряки, я попадал в дружеские объятия, будто все мы дети одной семьи, на время потерявшие связь и снова встретившиеся в преддверии больших долгожданных событий. Настроение у нас было прекрасное, все жили предстоящим наступлением. Редактор флотской газеты Лев Осипов - человек удивительно тонкий, добрый и большой мастер своего дела - каждого из нас напутствовал такими словами:

- Мы тебя считаем своим спецкором. Если будет что-либо важное, передай, пожалуйста. Ведь знаешь, мы до сих пор маемся от недостатка людей. Помоги родной газете. И мы помогали. Помню, после взятия Клайпеды (Мемеля) я тут же послал огромную корреспонденцию и фото, которые заняли целую полосу в "Красном Балтийском флоте".

...Мне хотелось поскорее встретиться с моряками, которых я знал, с которыми прошел самые трудные мили. И, конечно, в первую очередь с Николаем Николаевичем Амелько. Мы помнили подвиг "Ленинградсовета" и считали, что только благодаря боевому умению и волевому началу командира мы остались живы и, возможно, нам еще посчастливится стать свидетелями окончательного разгрома фашизма.

Тут же в редакции флотской газеты я узнал, что Амелько теперь командует бронекатерами, теми самыми, что строили моряки, и что его хозяйство совсем близко от редакции. И вот я у него на флагманском катере. Мы сидим в каюте. Николай Николаевич по знакомой привычке не спеша расчесывает на пробор светлые волосы и рассказывает о себе и о своих товарищах.

На его плечах золотом отливают погоны капитана 3-го ранга. Он теперь командует катерами-дымзавесчиками, выглядит солиднее, чем в 1941 году, пополнел, только на щеках остался прежний юношеский румянец, напоминающий старшего лейтенанта Амелько в те минуты, когда в нескольких метрах от борта корабля падали бомбы, осколки свистели над палубой и вонзались в надстройки, а он с невозмутимым спокойствием маневрировал, уводил корабль от опасности.

Мы удивлялись, как быстро прошли три года войны, хотя каждый день жизни в осажденном городе был днем боевым.

Во время нашего разговора в дверь каюты постучали, вошел лейтенант и доложил, что начинается тренировка личного состава.

Николай Николаевич обратился ко мне:

- Давайте поднимемся наверх. Покажу вам, какая у нас теперь техника.

Мы вышли на палубу, где уже полным ходом шли тренировочные занятия. Вокруг пушек и зенитных автоматов - матросы. Они "ловили" в прицел каждый пролетающий самолет, использовали любую возможность для тренировки в наводке, заряжании, ведении точного огня. Слышались громкие отрывистые команды.

Николай Николаевич подвел меня к зенитному автомату, развернул его ловким движением и стал пояснять все преимущества нового оружия.

- Одна очередь - и "юнкерс" приказал долго жить, - заметил он и тут же, должно быть подумав, не слишком ли хвастливо это сказано, поспешил добавить: - Только учтите, новая техника требует очень умелого обращения. Честное слово, мы теперь учимся больше, чем в мирное время. Учимся все, начиная от рядовых и до самых больших начальников.

Амелько подходил к каждой группе моряков, сам проверял знания и боевое умение. Он несколько раз смотрел на часы. Приближалось время офицерской учебы. В кают-компании береговой базы собрались офицеры. Амелько проводил там занятия у карты с хорошо знакомыми названиями: Кенигсберг, Пиллау, Гдыня, Данциг, Свинемюнде, Росток.

Если многие из нас тогда, в начале 1944 года, думали только о возвращении в Таллин, Ригу, Либаву, то такие офицеры, как Амелько, смотрели далеко вперед. Взгляды их были устремлены к базам и портам Восточной Пруссии и дальше... Они готовились не только к возвращению в Таллин, но и к штурму вражеских крепостей, еще совсем недавно считавшихся неприступными.

Пока Николай Николаевич занимался с офицерами, я сидел в его каюте и просматривал свежие газеты. В каждой строчке ощущалось то трепетное ожидание наступления, которое, казалось, переполняло чашу терпения наших моряков.

Амелько вернулся в каюту, и наша беседа продолжалась. Теперь мы говорили не о прошлом, а о будущем. Амелько неожиданно взял в руки карту и сказал:

- Я не пророк и не берусь точно предсказать развитие событий. Только мне кажется, что на очереди Карельский перешеек и один из первых ударов с моря будет нанесен вот сюда...

Он показал на небольшой выступ северного побережья Финского залива.

- Этот ноготок превратился в коготок, - с иронией заметил Николай Николаевич и тут же пояснил свою мысль.

Он говорил о форте Ино. Уже в первую мировую войну Ино играл очень важную роль в обороне Петрограда. Если минно-артиллерийская позиция Ревель Порккала-Удд была главной линией обороны Петрограда со стороны моря, то его второй огневой рубеж проходил на линии фортов Ино - Красная Горка.

После Октябрьской революции В. И. Ленин подписал декрет о полной независимости Финляндии, и форт Ино оказался по ту сторону границы. По мирному договору, заключенному в 1920 году, наши соседи обязались полностью разрушить форт Ино, но не сделали этого, и в 1939-1940 годах при выходе наших кораблей из Кронштадта их встречали тяжелые снаряды, посланные с форта Ино.

- Давнишнее бельмо у нас на глазу. Его нужно удалить, и чем скорее, тем лучше, - сказал Николай Николаевич.

Вскоре после нашей встречи с Амелько я наблюдал, как к кораблям подходили баржи с боезапасом. Корабельные краны поднимали беседки с тяжелыми снарядами.

В небе над Кронштадтом с утра до вечера проплывали сотни наших бомбардировщиков. Пересекая Финский залив, они уходили на север.

То затихал, то снова нарастал глухой рокот моторов.

- На бомбежку летят, - говорили матросы и про себя считали: "...Девять... восемнадцать... тридцать четыре... пятьдесят шесть..."

Наш катер проходит мимо гранитных стенок крепости. Мы держим курс на Большой Кронштадтский рейд.

Вот уже в бледном мареве тумана видны силуэты канонерских лодок, как будто погруженных в дрему.

Мотор катера сбавляет обороты. Мы пришвартовываемся к борту корабля. По трапу поднимаюсь на палубу, предъявляю свои документы дежурному по кораблю и до утра устраиваюсь в кают-компании.

Утром являются вестовые, застилают стол белой скатертью, звенят стаканами и ложками.

К чаю собираются незнакомые мне офицеры, и среди них появился капитан 3-го ранга, похожий на монгола. Наши глаза встретились, и мы крепко пожали руку друг другу.

Леонид Золотарев! Балтийский комиссар, он мне памятен с того времени, когда в наиболее трудные дни обороны Таллина мы выходили в море на обстрел немецких войск. Золотарев возмужал, его трудно узнать.

- Где вы были эти годы? - спрашиваю я.

- Все на Балтике, - как-то нехотя отвечает он.

Мы пьем чай, а затем он приглашает меня в каюту и очень доверительно сообщает:

- Вы разве не слышали, во время блокады у меня была неприятность и я крупно погорел...

- Как - погорел?

- Сейчас все объясню...

Леня начал свой рассказ издалека, с того времени, как миноносец, на котором он служил во время обороны Таллина, 28 августа 1941 года вместе со всем флотом прорывался в Кронштадт, отражал атаки авиации, спасал утопавших. Потом, уже в Ленинграде, в самые трудные дни наступления гитлеровцев поддерживал наши войска и заслужил высокое признание: он оказался в первом отряде кораблей, получивших гвардейское звание.

Рассказывая, Леня курил и слегка прищуренными глазами смотрел в иллюминатор. Он перебрал в памяти знакомых мне моряков, вспомнил все доблести корабля и его героев. Вместе с боевыми успехами корабля шел в гору и комиссар. За Таллин был награжден орденом Красной Звезды, за Ленинград орденом Красного Знамени.

Пронеслась страдная осенняя пора 1941 года, ее сменили долгие и однообразные дни и ночи первой блокадной зимы. Корабль стоял во льдах и ремонтировался. Моряки часто увольнялись на берег к своим семьям и родственникам, а у кого не было в Ленинграде родственников, те завязывали знакомства.