Ильдар Абузяров - Край вечнозеленых помидоров

• Название: Край вечнозеленых помидоров
• Автор: Ильдар Абузяров
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012

---

3

 

На седьмой странице, исписанной еще более мелким и спешащим почерком (видимо, дядя решил закругляться), он спрашивал, а видит ли он сам, Мартин, без линз и очков что-нибудь кроме света и тьмы. По сути, за этим вопросом скрывался другой — а стоит ли возиться со слепым ребенком, есть ли у него шанс, а может, нужно смириться и отдать его в детдом. Читай — сбросить, как спартанца-калеку, в пропасть.

— Шайзе-почта, — скомкал Мартин последнее письмо и выкинул его в корзину к другим письмам, талдычащим о выгоде и денежных отношениях в этом мире. Разочарованный и обескураженный, Мартин будто отвернулся от божьего света за окном, уставившись в угол на этажерку с горшком герани, — так ему было горько. Благо, в комнате за кухонным столом сидели его друзья — и их круглые сияющие лица сглаживали острые углы жизни. Стараясь изо всех сил, Мона рассказывала Стефану, как еще один наш общий друг, Роберт, бросил еще одну нашу общую знакомую, Долорес.

Долорес считала себя некрасивой, толстой. А однажды она пришла поздно вечером и заявила Роберту:

— А знаешь, я сегодня ужинала со Стефаном, но ты не ревнуй, мы всего лишь друзья.

— С чего мне ревновать? — оторвался от газеты Роберт — видимо, нервы его подвели, и он сильно приревновал Долорес. — Станет Стефан спать с такой страшилкой, как ты, после того как расстался со своей красавицей Моной.

— Ну не свинья ли! — Во время повествования Мона брала со стола то вилку, то нож и стучала ими об стол. — Свинья, свинья, какая же он все-таки свинья!

— Подожди, так кто кого бросил? — спросил Мартин, прослушавший половину истории.

— Формально — Долорес, но фигурально — Роберт. Ну не свинья ли?! Свинья, свинья! Форменная свинья! — начала опять стучать вилкой по столу Мона.

— Точно, свинья! — согласился Стефан.

— Подожди, я кое-что тебе дам под горячую руку.

Мартин быстро сбегал в комнатку и принес оттуда маленькую фаянсовую хрюшку, которую в Германии принято дарить на Рождество и которую друзья подарили ему, Мартину, накануне года Свиньи.

— Вот, можешь ее разбить. Может быть, это возымеет действие, — протянул Мартин свинюшку Моне. — Думаю, Стефан тебя научит приемам вуду.

Стефан был верзилой негром и не понял, при чем здесь вуду. Он подсознательно очень стеснялся своего афроамериканского происхождения и даже комплексовал. Иначе как объяснить тот факт, что после этих слов Мартина он тут же засобирался домой. А вместе с ним и Мона.

— Что ж, скатертью дорога, — стряхивал крошки со стола Мартин, понимая, что не только скатерть, пол, посуда, но и настроение были основательно испачканы.

4

 

Итак, день был омрачен, и, не зная, чем себя отвлечь, Мартин взял тяжеленную книгу об архитектуре, собираясь одновременно заняться и умственной и физической зарядкой. Не успел он ее открыть, как снова наткнулся глазами на тот самый дом, что не один завтрак, обед и ужин портил ему аппетит и отравлял вид из окна.

Под фото в полстраницы была небольшая статья, в которой говорилось, что дом на Дронтхаймерштрассе района Веддинг — гениальное авторское произведение звезды современной архитектуры Германии Ханса Кольхоффа. В своем творении один из именитейших архитекторов современности элегантным образом представил свой талант потребностям социального жилищного строительства. Красноватые маленькие прямоугольники, которыми облицована обращенная к улице сторона дома, ненавязчиво и прагматично объединяют поверхность стены с черными металлическими решетками перед высокими деревянными окнами.

— Где? Что? Когда? — Мартин аж подпрыгнул, как когда-то его дядя в огороде, чтобы разглядеть дом получше.

“Кирпичи, использованные в оформлении передней стороны дома, уложены около окон, так что создается впечатление наличия оконных наличников-створок. ДЭГЭВО — это организация, владелец домов в Берлине, квартиры в которых сдаются внаем. Кольхофф, построив в 1995 году этот дом, добавил современный вариант в традицию берлинских домов, предназначенных для сдачи в аренду. 26 квартир, в которых живет много семей с детьми, обладают большой лужайкой, маленькой игровой площадкой и уютным павильоном во дворе дома. Так родители всегда могут видеть, чем занимаются их отпрыски”, — продолжал читать, проглатывая информацию блоками, Мартин.

“Характерно, что снаружи здание облицовано темным кирпичом, а со стороны двора дом выкрашен в небесно-голубой, сливается с небом и создает ощущение единой с ним композиции. Возникает такое впечатление, будто небо распространилось до самого заднего двора”. Мартин читал и не верил своим глазам: “Они что, меня за идиота держат, эти новомодные архитекторы? Неужто они считают, что у меня, Мартина, нет глаз?”

“Шедевр архитектора Ханса Кольхоффа для социально нуждающихся слоев населения прекрасно вписывается в архитектурный ансамбль улицы и создает единый концерт с окружающей застройкой” — так заканчивалась статья.

— Говна-концерт! — выругался Мартин, швыряя тяжелую книгу на пол. — И кусок дерьма, а не неба. Знаем, что там будет в этом дворе, — мусор и собачьи экскременты, как и в других районах Вединга.

5

 

Отрыгнув прочитанное, Мартин опять с недоверием посмотрел в окно. И все-таки некое любопытство и само сочетание слов “концерт” и “небо” заставило его выйти и посмотреть. Он решил сбежать по лестнице, потому что одна ступенька продлевает жизнь на секунду. Другой вопрос — зачем ему дополнительные секунды, если он не знает, зачем ему дана вся жизнь.

В их доме располагалась лавка старьевщика, и Мартин по привычке остановился, чтобы рассмотреть забавные вещицы. На этот раз его глаза, привыкшие копаться во всяком барахле, остановились на чашке. Он сразу понял, что чашка, стоявшая на блюдце, которое в свою очередь стояло на тарелке, были из совсем разных опер. Нет, они подходили по тону, но все же были из разных наборов: тарелка — как спина кита, блюдце, выгнутое, словно панцирь черепахи, и чашка на полусфере, на которой, взявшись за руки и откинувшись, стояли мальчик и девочка. Такого в жизни не бывает.

— Сколько? — спросил Мартин, зайдя в лавку к старьевщику. Кажется, тот был пакистанцем.

— Пять евро! — ответил старьевщик, продолжая сметать щеткой пыль с вещей.

— За одну чашку? — изумился Мартин. — Неслыханные цены!

Неслыханные цены за осколки чужого счастья, за истории чужих семей, за растасканные по разным углам лавки внутренности чужого тепла и уюта.

— Нет, за весь комплект! — пытался соединить несоединимое и почти утраченное в один ансамбль эмигрант.

— Но эта чашка из другого набора! — вспомнил Мартин теплые с парным молоком бабушкины чашки.

— Они продаются вместе! — стоял на своем пакистанец.

— Жесть! — попытался снова возразить Мартин, не находя других слов.

— Вместе. — Он широко улыбнулся, как бы давая понять, что согласен с наблюдением Мартина, но таковы правила, а правила в лавке пока еще устанавливает хозяин, и не Мартину их менять.

Правильно истолковав лукавый взгляд продавца, Мартин растерянно посмотрел по сторонам.

— За пять евро, — нашелся он, — я возьму эту чашку вместе вон с тем китайским пластиковым будильником. Думаю, чашка к нему больше подходит.

— Ок! — рассмеявшись, согласился продавец, уже не знавший, как избавиться от цветастого желто-красного барахла. — Будильник так будильник. Слово покупателя — закон.

Мартин взял из рук чужеземца будильник, и тот неожиданно затикал. Секундная стрелка качнулась, и время новой истории, от встряски ли батареи, от тепла ли нового хозяина, полетело вперед. А может, и начало обратный медленный отсчет.

6

 

Положив чашку в один карман пальто, а будильник в другой (карманы и так были оттопырены), довольный улыбающийся Мартин вышел на солнечный свет, который после полумрака лавки проткнул раскаленной иголкой-лучом его глазные яблоки. Чтобы не рисковать, он решил перейти дорогу у светофора.

Ослепленный, он не мог видеть не только машин, но и сигнала светофора. Он все еще щурился и прикладывал козырьком ладонь к нахмуренным бровям, когда вдруг где-то слева чуть ниже сердечного желудочка раздалось протяжное “пи-и-ип”, словно у него не было сердца, а вместо него — искусственный прибор, который нужно подзаряжать каждые двенадцать часов.

Прошло несколько секунд, прежде чем Мартин понял, что это звенит будильник. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы вытащить будильник из кармана. За это время слепая женщина, шаркая подошвами и стуча по мостовой палочкой, начала осторожно переходить проезжую часть. На середине полосы, сделав резкий вираж, ее попыталась объехать машина. Сначала слева, но когда слепая старушка притормозила, услышав звук, — справа. Старуха метнулась. На полной скорости автомобиль вышиб из ее рук палку, которая разлетелась на два куска. Пожилая женщина, откинувшись назад, грохнулась спиной и, возможно, головой на асфальт. Машина, не снижая скорости, скрылась из виду.