Сергей Дорош - Светлая сторона Луны (трилогия)

• Название: Светлая сторона Луны (трилогия)
• Автор: Сергей Дорош
• Издательство: Альфа-книга
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9922-1094-1

Около двадцати лет прошло со смерти Хансера. Его деяния превратились в легенду, а сам он стал символом для всех плутонцев. Но сумел ли он достичь того, чего хотел? Те, кто назвал себя иллюминатами, вырвались из бесконечного круга доменовских войн, но так и не смогли порвать с прошлым. На смену соратникам Хансера идет молодое поколение просветленных. А тем временем на Плутоне вынырнул из безвестности сын Хансера.

Удастся ли ему попасть на Луну? Кем станет для доменов этот прерывающий нить, испытывающий стойкую ненависть ко всему миру высших? Почему его род считается столь важным, что самые разные силы сплелись в клубок противостояния вокруг одного-единственного человека? И захочет ли амбициозный сын Хансера стать слепой игрушкой в их руках? Второй акт драмы прерывающих нить начинается на их родной планете. Добро пожаловать на Плутон.

---

— Не надейтесь, эмир, что нам помешают. Ваши стражники слышат сейчас очень интересные звуки, они не захотят помешать вашим развлечениям, насколько я успел их понять, — значит, времени у нас море. Сначала я хотел просто убить вас, но любое доброе дело стоит поощрения. Вы отнеслись по-человечески к своей пленнице. Это стоит хотя бы разговора. Так о чем мы там? О подлости?

— Да, ваше сиятельство, именно о ней. — Странно, откуда во мне могла взяться эта манера? Или меня захватило несомненное обаяние гостя, заставляя подстраиваться под его речи? — Здесь встает вопрос — что считать подлостью и можно ли говорить о ней в бою?

— Удар в спину можно считать подлостью.

— Помилуйте, маркиз, в таком случае и вы, и мой достойный отец — подлецы из подлецов. Разве не доводилось вам бить из Теней в спину, заставать противника врасплох? Да и если бы вы сейчас спрыгнули прямо на меня, всаживая под ребра вашу дагу, разве это была бы подлость? Да и собрату по планете вы тоже горло не лицом к лицу перерезали, — кивнул я на труп.

— Возможно, вы и правы.

— Да не возможно, а точно. Мы с вами лучше подкрадываемся, снимаем часовых, устраняем вражеских командиров. Такие, как Леонид, лучше дерутся лицом к лицу. Разве с их стороны не подлость поднимать руку на тех, кто заведомо слабее?

— И каков же ответ?

— Ответ прост. На войне идет соревнование, сравнение способностей. И каждый использует то, что у него получается лучше. Если я снял часового, значит, либо этому часовому не стоило считать ворон на посту, либо его командиру следовало поставить кого-либо порасторопнее. Да, Леонид и Снорри увидели мое лицо и растерялись, но кто им виноват? Чем отличаются они от того же часового, о котором я говорил? Ничем. В бою нечего смотреть на лица врагов.

Луи сделал еще глоток. Я вдруг понял, что он не собирался спорить. Он просто сделал пробный выпад, чтобы прощупать меня, а я включился в разговор и открылся. Этот не знающий преград начинал мне нравиться.

— Да, действительно, война — это не дуэль, где все правила оговорены, — согласился он. — Хотя для таких, как ты, никаких правил не существует вообще.

— Откуда ты знаешь?

— Я чувствую. Ты почти на грани. Еще совсем чуть-чуть — и ты сможешь предать любого, сделать все, что угодно, ради своих амбиций.

— Можно подумать, у вас, светлых, амбиций нет. Мы с тобой мало отличаемся, твое сиятельство, — перешел я вдруг на ироничный тон. — Все вы готовы проповедовать любовь и всепрощение, пока вас самих не тронут. А уж тогда — куда нам, темным!

— Тьма, Свет. — Он покачал головой. — Слова. Если ты не понимаешь, что за ними стоит, не стоит ими и разбрасываться. Да, мы защищаемся, если нас трогают, но мы не мстим и не нападаем первыми.

— Зачем же ты сюда пришел? Разве не отомстить за своих друзей и сожженный скит?

— Я пришел сюда за своей дочерью, — просто ответил он, но я вдруг почувствовал, что покрываюсь потом. — Пусть мертвые хоронят своих мертвецов — я пришел за живой. И если ты опустишь оружие и отойдешь в сторону, заберу ее и уйду, оставив тебе жизнь.

— В этом вы и слабее нас. — Я рассмеялся.

— Так ты выбрал Тьму из-за силы? — Он рассмеялся в ответ.

— Не только. Тьма — это сила, свобода. Тьма — это равенство, то самое равенство, в котором нам, плутонцам, всегда отказывали! Тьма не лицемерит! Если мне надо кого-то убить, я убиваю, потому что он мне мешает. А вы придумываете кучу оправданий, но все равно убиваете.

— Хорошо, давай разбираться, — кивнул он. — Лицемерие, говоришь. Я не знаю, видишь ли ты разницу между нами и светлыми доменовцами. Буду говорить только про своих соратников. Убиваем мы редко. И зачастую по решению Судии. Когда Агий говорит, что чью-то жизнь нужно прервать, мы полагаемся на его решение.

— Конечно, легче всего спрятаться за спину старого да мудрого, — хохотнул я.

— Ты ошибаешься. Агий хоть и мудрый, но человек. Он тоже может допустить ошибку. И он не приказывает, он выносит суждение, сможем ли мы исцелить душу человека когда-нибудь, много ли натворит он бед и что будет, если его не станет. Окончательное решение я принимаю сам и готов ответить за каждую отнятую мной жизнь. Готов не оправдываться, а объяснить, почему нанес или не нанес удар. Это конечно же не касается убийства в бою. Но и в этом случае мы стараемся обойтись без смертельного исхода. Это — не лицемерие и не ханжеская мораль. Просто были случаи, когда люди раскаивались, в корне меняли свою жизнь. Не мы дали жизнь — не нам и отбирать, по большому счету. Потому, если могу вывести противника из боя, не убивая и не подвергая опасности соратников, я это сделаю. И каждый сделает. Но никто не станет рисковать тем, что недобитый враг поднимется за спиной и всадит меч в твоего друга. Ты говорил о равенстве. Но разве равны ты и твои гвардейцы или твои гвардейцы и простые бойцы, стоящие за стенами замка?

— Нет, — должен был я признать.

— Равенство в мире невозможно. И у вас, и у нас люди разные. И равенство глупо само по себе. Кто-то лучше командует, кто-то дерется, а кто-то лечит. Как их можно уравнять? Да, в доменах считали плутонцев низшим сортом, но разве мы все не подчинялись твоему отцу?

— Подчинялись, — опять согласился я.

— Да и по ком равнять? Выбрать, кто лучше? Так большинству до них карабкаться жизни не хватит. Выбрать, кто хуже? Так это — бред. Или выбрать какую-то середину? Но тогда тот, кто будет ее выбирать, уже поставит себя выше других. Другое дело, что, если среди нас попадается талантливый человек, мы с радостью принимаем его. Его способности — на пользу всем. А у вас? Если найдется кто-то, способный сравняться с тобой, ты первый же его грохнешь. Потому что он, если залезет наверх, первым делом грохнет тебя.

Он объяснял это все спокойно, как ребенку объясняют прописные истины. А я сидел и слушал, позабыв о том, что в руках у него оружие и это вполне может быть прием, дабы усыпить мою бдительность.

— Что там еще? Свобода?

— Да, свобода, — резко ответил я. — Я делаю все, что захочу, а вы связаны правилами.

— Мы-то как раз связали себя добровольно. И наши правила делают нас лучше, сильнее, как бы сказали вы, помешанные на силе. А вот вы как раз рабы своих желаний, своего «хочу». Но разве «хочу» сделало тебя сильным? Ты научился всему, что умеешь, потому что сам себя ограничил, забил в рамки правил. Это и сделало тебя сильнее. А «хочу» — это путь чиэр, как вы их называете.

— Но Тьма дает силу, и дает сразу, без всяких условий. Благодаря ей я сумел расправиться с Конклавом, с бессмертными. А мой отец, чтобы хотя бы попробовать сразиться с одним херувимом, должен был истязать себя. И ваш Свет ему не помог.

— Тьма дала тебе силу. — Он прищурился. — Этот топор?

Я кивнул.

— Ты уже без него не можешь. Так кто победил Конклав — ты или топор? Человек или вещь? И что ты будешь делать, когда эту вещь у тебя отберут?

— Твоя шпага тоже непроста.

— Да, но она лишь усиливает мои умения. Я могу обходиться и без нее. В любой битве победу делал я, а не моя шпага. А твой топор поднял тебя на новую вершину, дал новые способности, которых ты лишишься, когда его у тебя отнимут. Это — сила? Заметь, я даже не предлагал посчитать, чем закончились все столкновения наших армий и какое было соотношение войск в начале и потерь в конце.

— Значит, разница между Тьмой и Светом невелика. Говорим мы о разном, но делаем одно и то же.

— И Свет и Тьму по-настоящему могут воспринять только те, кого вы называете дайх, и Свет и Тьма предполагают самодисциплину, иначе далеко не уйдешь. И Свет и Тьма способны как на зло, так и на добро. У нас только разные цели. Свет требует отвергнуть себя ради других, а Тьма — принести других в жертву себе. Сколько таких жертв ты уже принес? Надолго ли их хватит в дальнейшем? Старых бессмертных отдали тебе в руки, подарив этот топор. Не боишься, что и тебя отдадут кому-нибудь, как и их? Если будешь плохо служить хозяину, давшему тебе силу.

Я понимал: то, что мы обговорили, — лишь верхушка айсберга. Мудрецы спорят годами, да так ничего и не выспорили. Нам ли ставить в этом споре точку? Но у меня возникло знакомое чувство. Вот мы и получаса не говорим, а мне вспоминается Гаэлтан. Сейчас я был почти согласен с Луи.

Где-то на середине разговора я встал, начал расхаживать по комнате. Разные мысли лезли в голову. Но незаметно я подходил к своему гостю все ближе и ближе. А когда оказался рядом, вдруг остановился и сказал:

— Твоя дочь дала слово не пытаться уйти. Я вижу лишь один способ забрать ее — убить меня. Но я не хочу с тобой драться.

— Это правда, Аркадия?

Луи посмотрел на свою дочь. Вот так я и узнал ее имя.

— Да, отец. Так надо, — ответила она.

— Твое решение, — недовольно нахмурился мой гость. Он встал, спрятал оружие в ножны.

Сейчас я готов поклясться чем угодно, что не хотел его убивать. Не хотел, потому что это расстроило бы Аркадию. Не хотел, потому что и сам Луи мне понравился. Не хотел, потому что я уже убил одного человека, не разобравшись в том, что он пытался до меня донести. На сей раз я хотел принять взвешенное решение, обдумать его слова, вспомнить слова Гаэлтана, хотел принять решение сам. Но топор вдруг взметнулся и ударил безоружного Луи в голову…