Гэри Дженнингс - Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка

• Название: Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
• Автор: Гэри Дженнингс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45268-2, 978-5-699-45269-9

Некогда могущественная Римская империя разделена на Западную и Восточную и переживает не лучшие времена: христианские епархии соперничают между собой, еретические секты и языческие культы борются за души людей, а на просторах разваливающейся империи царит хаос.

Торн — высокопоставленный военачальник могущественного короля готов Теодориха. Его жизнь — это череда кровопролитных сражений и безумных оргий. Но как будто проклятие тяготеет над ним. Торн преуспевает в разрушении, однако, если он пытается что-либо сохранить или возвеличить, его ждет неудача. Водоворот событий, в который он вовлечен, настолько стремителен, что герой не знает, сумет ли пережить следующий день, но твердо уверен, что удержаться на вершине славы труднее, чем достичь ее.

Но Торн — хищник, существо безжалостное и лишенное морали. Существо двойственной природы: одновременно мужчина и женщина. И именно это поможет герою выжить в безжалостном мире.

---

На следующее утро я облачился в самый лучший наряд Веледы, накрасился и надел украшения, даже бронзовый нагрудник, который купил несколько лет назад в Обители Эха. Мне хотелось, чтобы Страбон, увидев меня — в последний раз — в таком виде, по-настоящему женственной, не почувствовал угрозы и не запретил сопровождать его в амфитеатре.

Камилла не помогала мне одеваться. Теперь она была полностью занята собой: обнажив свои подушкообразные груди, она по очереди сжимала их и оттягивала вниз, очевидно пытаясь отыскать первые признаки появления материнского молока. Разумеется, ей удалось лишь выдавить немного жидкой бледной лимфы из сосков, подобная жидкость имеется у каждой тучной женщины или даже у жирного евнуха. Тем не менее мне пришла в голову злобная мысль. Я достал свою золотую цепочку, снял медную крышку со священного пузырька и — к молчаливому изумлению Камиллы — сам выдавил несколько капель этой жидкости во флакон, а потом снова закрыл его.

После этого появился Страбон, тоже великолепно разодетый: вместо тяжелых доспехов на нем были chlamys и туника из прекрасной легкой ткани, пояс для меча и ножны, богато украшенные драгоценными камнями. Он и сам сегодня выглядел вполне прилично, даже его обычно взлохмаченная остроконечная борода была приведена в порядок и причесана. Он повертел головой, по очереди разглядывая меня то одним, то другим глазом, хлопнул в ладоши и потер руки, а затем хихикнул и произнес ласково:

— Амаламена, я искренне рад, что пока не отрезал тебе ничего. Ты выглядишь еще лучше и соблазнительней, чем прежде. После того как сражение на арене разгорячит нам кровь, мы насладимся ласками этой ночью. Уж я-то точно получу удовольствие. Жаль, что это, похоже, будет в последний раз.

— Если только, — сказал я, — Фрейя, Тюхе или еще какая-нибудь богиня удачи не улыбнется мне.

— Акх, да, если только внезапно не появится припозднившийся Осер. Боюсь, однако, что этого не случится. Ну ладно, пошли, пора уже пойти и посмотреть на побоище, которого ты так страстно желала.

Он сделал знак вооруженному воину, которого привел с собой, и тот застегнул железный браслет раба на моей правой руке, второй конец цепи уже был пристегнут к точно такому же браслету на его левом запястье. Он фактически оказался вмурованным в руку стражника, ибо тот был еще больше Страбона и очень толстый. Я предположил, что ко мне не случайно приставили такого верзилу: ведь даже если бы его неожиданно убили, вряд ли я смог бы сбежать, таща за собой подобную тушу.

В сопровождении всего лишь нескольких воинов мы втроем отправились пешком в амфитеатр, который располагался недалеко от дворца. Туда мы попали через вход, предназначавшийся только для самых знатных горожан, а сопровождавшие нас воины остались снаружи. Мы поднялись на подиум по ступеням, и я обнаружил, что там уже установлены удобное кресло для меня и высокая кушетка для Страбона. Прежде чем улечься на нее, Страбон снял сандалии и надел пару элегантных шлепанцев, расшитых бисером даже на подошвах. Благодаря высокой кушетке он весь был на виду, и подданные, находившиеся в амфитеатре, могли лицезреть его шлепанцы, которые указывали на то, что их король Тиударекс Триарус настолько благороден, знаменит и ленив, что ходит пешком, только когда сам того желает.

Казалось, что его подданные, все как один, присутствовали сегодня в амфитеатре, чтобы выразить королю свое восхищение. Они заполнили все cuneus[10] и maenianum[11], от самых лучших мест внизу до жестких скамей на верхнем ярусе. Только наш подиум не был переполнен людьми; на нем сидел лишь я. Прикованный ко мне воин стоял рядом с моим креслом, Страбон развалился на кушетке. Был и еще один стражник — Одвульф, thags Guths, — с оружием и в доспехах; он, вытянувшись по стойке «смирно», стоял за спиной Страбона.

Обычно правую руку узника соединяли цепью с левой рукой стражника, потому что у большинства людей (включая и меня) правая рука сильнее. Однако я уже заметил, что мой толстый страж носил меч справа на поясе и время от времени вскидывал мою правую руку, чтобы почесать нос или промежность. Итак, он был левшой. Удача, решил я, и впрямь в этот день улыбнулась мне.

Страбон медленно взмахнул белым лоскутом, и двери по всему периметру арены распахнулись. Подталкиваемые многочисленными вооруженными надзирателями пленные эрулы ступили на песок. Все они были абсолютно голые, только на груди у них виднелись синие или зеленые пятна краски, указывающие на то, к какому племени они принадлежат. Соперников развели по противоположным концам арены. У каждого пленного имелся короткий римский гладиус, а стало быть, сражаться им предстояло на короткой дистанции, без всякой защиты, потому что щитов эрулам не дали.

Страбон снова сделал знак. Стражники вернулись обратно, закрыли двери в арене и заперли их за собой на засовы; таким образом, никто из сражавшихся не мог сбежать или спрятаться. Эрулы сгрудились с обеих сторон, очевидно обсуждая свое положение, они указывали на противников с противоположной стороны, вымазанных другой краской. Однако спустя несколько мгновений все они одновременно повернулись и посмотрели на подиум. Тут и горожане, сидевшие на скамьях, дружно закричали: «Пусть faírweitl начинают!» — побуждая Страбона начать представление. Я тоже повернулся, но для того, чтобы украдкой бросить взгляд на Одвульфа. Он кивнул, подтверждая, что сделал все, как я велел, а затем снова напустил на себя равнодушный вид — мол, наше дело ждать и смотреть.

Страбон улыбался и нарочно тянул какое-то время, дразня своих нетерпеливых подданных. Затем он медленно поднялся с кушетки, сделал шаг к перилам подиума и обратился к гладиаторам. Если эти люди прежде ни разу не видели Страбона, то они, должно быть, здорово удивились тому, что он может одновременно смотреть на обе группы. Речь короля сводилась примерно к тому же, о чем я говорил ему накануне: дескать, эти мятежные соплеменники глумились над его властью и пытались прикончить друг друга, теперь им предоставляется возможность сделать это, синие будут сражаться против зеленых. Двое последних уцелевших воинов, по одному с каждой стороны, получат награду: им не только сохранят жизнь, но они также будут зачислены в личную дворцовую стражу короля.

— Háifsts sleideis háifstjandáu! — заключил Страбон. — Битва есть битва!

После этого он неторопливо вернулся на свою кушетку, расположился на ней таким образом, чтобы всем были видны его расшитые бисером шлепанцы, а затем взмахнул рукой и уронил белый лоскут, показывая, что сражение может начинаться.

Оно и началось, но совсем не так, как ожидали Страбон и остальные зрители. Все пошло так, как спланировал я и подготовил Одвульф, именно так, как мы оба надеялись. Едва только лоскут упал, синие и зеленые не набросились друг на друга. Они повернулись в другую сторону, к дверям в стенах арены. Некоторые из эрулов зажали мечи в зубах, подпрыгнули, ухватились за перила наверху и перевалились через них. Другие вставали на руки своих товарищей, и те перекидывали их через стену. А они в свою очередь затем подтягивали наверх оставшихся внизу. Некоторые зрители, увидев, как обнаженные и вооруженные люди падают головой вперед им на колени, вскакивали и пытались убежать. Но в целом все в амфитеатре — включая и Страбона — были так потрясены, что смогли только, подавшись вперед, наблюдать эту неожиданную свалку и издавать изумленное бормотание.

Однако это бормотание потонуло в пронзительных криках и воплях, когда обнаженные эрулы начали размахивать мечами. Они наносили ими удары без всякого разбора: мужчины, женщины и дети, теснившиеся на скамьях, оказались перед нападавшими совершенно беспомощными. Некоторые из зрителей прикрывались руками как щитами, конечности тут же отрубали, и они летели в разные стороны. То же самое происходило с отдельными пальцами, кистями, ушами и даже головами — большинство из них оказались детскими, их было легче рубить, — падали куски плоти, летели брызги, ручьями и потоками лилась ярко-красная кровь.

Шум превратился в оглушительную какофонию. Эрулы орали как безумные и смеялись, нанося удары. Жертвы, которые могли кричать, кричали, остальные издавали булькающие звуки перерезанным горлом; те, до кого еще не добрались, орали во всю глотку, скулили и давили друг друга, карабкаясь на ярусы, расположенные выше, тогда как синие прокладывали себе дорогу с одной стороны амфитеатра, а зеленые — с другой. В проходах и на лестницах, конечно, повсюду стояли стражники Страбона, они старались преградить путь нападающим, но им мешали; стражников опрокидывали, а кое-кого затоптала толпа людей, которые пытались спастись. Были, правда, и еще стражники, которые могли бы помочь, — те, кто вывел эрулов на арену; но они томились от безделья под амфитеатром, по ту сторону запертых дверей. Без сомнения, они слышали шум, который доносился снаружи, но наверняка полагали, что его производят синие и зеленые, которые убивают друг друга.