Л. Либединская - Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове

• Название: Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове
• Автор: Л. Либединская
• Издательство: СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
• Жанр: Современная проза
• Год: 1973

Михаил Светлов стал легендарным еще при жизни – не только поэтом, написавшим «Гренаду» и «Каховку», но и человеком: его шутки и афоризмы передавались из уст в уста. О встречах с ним, о его поступках рассказывали друг другу. У него было множество друзей – старых и молодых. Среди них были люди самых различных профессий – писатели и художники, актеры и военные. Светлов всегда жил одной жизнью со своей страной, разделял с ней радость и горе. Страницы воспоминаний о нем доносят до читателя дыхание гражданской войны, незабываемые двадцатые годы, тревоги дней войны Отечественной, отзвуки послевоенной эпохи. Сборник «Ты помнишь, товарищ…» является коллективным портретом замечательного поэта и человека нашего времени. Этот портрет создан его друзьями и товарищами.

---

Он пощадил меня при друзьях, но не мог заснуть, не сказав правды.

У Светлова были трудные квартирные условия. Друзья посоветовали ему пойти в Моссовет. Он долго не соглашался: «Что я там скажу? Здрасьте, я Светлов. А он мне скажет: а я Сидоров, ну и что?»

Я поспешил заверить его, что поэта Светлова в Моссовете знают.

– Ты думаешь? – спросил он серьезно. И тут же добавил:-Ну, хорошо. Но на всякий случай ты будешь идти впереди, как оркестр, и петь «Каховку», а я поплетусь сзади, как демонстрация.

Приема в Моссовете он ждал недели две, а то и три. Сначала было трудно дозвониться начальству, чтобы условиться, затем уславливался, а начальства не оказывалось на месте. Наконец переносы надоели обеим сторонам- часы приема были назначены точно. И, как заверили Светлова, в последний раз. Мы договорились, что я заеду за ним в Союз писателей. Он встретил меня в вестибюле.

– Ты понимаешь, я совсем забыл – сейчас сюда должен прийти один полковник.

– Полковник подождет,- сказал я.

– Полковник не подождет. Я с трудом его разыскал – он приехал из Владимира на какое-то совещание. Всего на один день. А он мне очень нужен.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что под началом этого полковника служит молодой поэт. А полковник неодобрительно относится к увлечению солдата – подшучивает и вообще считает, что нечего бумагу марать.

– А парень – прелесть,- продолжал Светлов.- Прислал мне отличные стихи. Ему надо помочь. Вот я и пригласил полковника сюда. По телефону я ему ничего не объяснил – просто сказал,что важное государственное дело. Одним словом, иди, пой «Каховку» в одиночку.

Через несколько дней Светлов с гордостью показывал письмо солдата. Тот писал, что полковник вызвал его и приказал «работать над поэзией по два часа в день за счет учебного времени». Я не знаю, сохранилось ли это письмо в архиве Светлова, но солдат из Владимира узнает себя в этом рассказе. И полковник, наверное, тоже.

* * *

Лет двадцать назад, когда вечера поэзии проводились не так уж часто и, во всяком случае, не в театральных залах,- в старом помещении Театра эстрады на площади Маяковского, где теперь «Современник», был устроен вечер Светлова. Собственно говоря, это был не вечер – начало в четыре часа дня. В первом отделении стихи Светлова читали артисты, во втором – автор.

Мы пришли с ним задолго до начала. Он был очень мрачен, а если и шутил, то как-то невесело. Дело в том, что в кассе оставалось больше половины билетов.

Действительно, первое отделение началось при полупустом зале. Светлов сидел в фойе за кулисами, слушал трансляцию со сцены и рассеянно отвечал на приветствия.

– Да,- сказал он тоскливо,- слушают плохо, хлопают стульями. Наверное, уходят. Пойди хоть ты в зал. Для количества.

В антракте Светлова попросили в вестибюль. Там продавались его книги. Светлов нехотя пошел, начал давать автографы и заметно повеселел. Стопки книг на прилавке таяли, а толпа вокруг Светлова росла.

Прозвенел третий звонок – Михаил Аркадьевич пошел на сцену, а я в зал.

Все второе отделение я простоял у стены. Зал был полон! Оказалось, что во время первого отделения стулья хлопали совсем не потому, что их покидали зрители. Наоборот, зрители рассаживались. Студенты, у которых кончились лекции, артисты соседних театров после репетиций, служащие близлежащих учреждений, закончив свой рабочий день,- все они пришли на свидание со Светловым.

Яркий свет в зале медленно погас. На занавес желтыми овалами упали лучи прожекторов, обе половины его стремительно побежали в разные стороны, и на сцену из дальней кулисы не спеша, будто бы продолжая давно начатый путь, вышел Светлов. Грохнули аплодисменты. Впереди кто-то встал. За ним другой, пятый, сотый – и вот уже все стоя рукоплещут Светлову. А он стоит, немного сутулясь, щурится от яркого света и как-то виновато улыбается. Потом он поднял руку и, обращаясь к публике, сказал:

– А нельзя ли убрать эту иллюминацию и дать свет в зал, чтобы мы с вами сразу оказались в одной комнате.

Я сейчас уже не помню, каким по счету читал Михаил Аркадьевич стихотворение «Живые герои». То ли третьим, то ли четвертым, но, во всяком случае, вначале.

…Я сам собираюсь
Роман написать –
Большущий!
И с первой страницы
Героев начну
Ремеслу обучать
И сам помаленьку учиться.
И если в гробу…

Вдруг чистый девичий голос откуда-то из дальних рядов протестующе перебил Светлова:

И если, не в силах
Отбросить невроз,
Герой заскучает порою…

И тут словно кто-то огромным рубильником включил зал. Сначала робко нащупывая ритм, а потом все уверенней, мощнее, отчетливей взлетели слова:

Я сам лучше кинусь
Под паровоз,
Чем брошу на рельсы героя.

Светлов переждал эту внезапную массовую декламацию, тихо, но очень внятно произнес: «Спасибо!» (он в самом деле пропустил строфу) – и продолжал, взволновавшись не на шутку:

И если в гробу
Мне придется лежать,-
Я знаю:
Печальной толпою
На кладбище гроб мой
Пойдут провожать
Спасенные мною герои.

* * *

Я не знаю человека, который так легко и непринужденно умел вступать в разговоры даже с незнакомыми людьми, как Светлов. Он не начинал разговора. Он как бы продолжал беседу, прерванную только недавно.

Я уверен – тот, кто хоть раз повстречался со Светловым, не может его забыть. Он может не знать, что встретил большого поэта. Он просто помнит человека, который сказал ему то, что, может быть, говорили и другие, но сказал так, как не говорил никто.

ДВЕНАДЦАТЬ СТРОК. Ал. Лесс

Несколько лет назад Михаил Светлов сочинил экспромтом шуточную песенку, о которой знают лишь несколько друзей поэта.

Вот как это было.

Поэт Юрий Коринец, ученик Светлова по семинару в Литературном институте, однажды познакомил Михаила Аркадьевича со своими друзьями – прозаиком Юрием Казаковым и поэтессой Светланой Евсеевой.

Как-то Светлов, Коринец и Казаков были приглашены в гости к Евсеевой. С ними пришел приятель Казакова – баянист Рем Маслов. Коринец прихватил с собой магнитофон. После ужина записывались на магнитофонную ленту. Светлов прилег на тахту, попросил бумагу и ручку и минут через пять прочел вслух шуточную песенку:

Напевая песенку,
Ходит человек.
С этой самой песенкой
Умер он навек.
Ребятишки мечутся,
Славные друзья.
Им без человечества
Обойтись нельзя.
А лежит покойничек
Всех живых милей.
Получал покойничек
Четыреста рублей.

Песенка получила единодушное одобрение. Маслов тут же сочинил мелодию, и все стали упрашивать Казакова, чтобы он ее напел.

– Да что вы, ребята!-взмолился Казаков.- С моим-то голосом?!

Но все хором:

– Напой!

Казакову ничего не оставалось делать, как подчиниться.

С тех пор в продолжение нескольких лет, вплоть до самой смерти, Светлов, встречая Казакова, отводил его в сторону, клал ему руку на плечо и просил спеть песенку.

И Казаков всякий раз исполнял желание Светлова.

– А ничего, босяк, мы с тобой сочинили песенку!- говаривал Михаил Аркадьевич с довольной улыбкой.- Как ты думаешь?.. А?..

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА. Константин Ваншенкин

Я познакомился со Светловым в 1951 году, бывал с ним в поездках, однажды, в июне 1961 года, мы целую неделю жили в одном номере гостиницы «Октябрьская» в Ленинграде. Там мы отпраздновали его день рождения.

Я помнил, что 17 июня исполняется пятьдесят лет Виктору Некрасову, и заранее собирался поздравить его – он находился в Ялте. Накануне я узнал, что 17-го – день рождения и Михаила Аркадьевича. Когда утром я пошел отправлять телеграмму, он попросил передать Некрасову привет. Я приписал: «Шлет тебе привет Михаил Аркадьевич Светлов. Ему сегодня пятьдесят восемь».

Великое множество раз сидел я с ним за одним столом – и накрытым зеленым сукном (главным образом на заседаниях Бюро секции московских поэтов, в так называемой «восьмой комнате» старого здания ЦДЛ), и столами или столиками под белыми крахмальными скатертями, клеенкой, а то и вовсе ничем не накрытыми.

Уровень его остроумия был не ниже его поэтического таланта. Это была такая же сильная сторона его дарования. Иногда они смыкались.

Сострив или прочитав за столом новое стихотворение (чаще строфу или даже строчку), он обязательно спрашивал – обычно у сидящего рядом:

– Ну, как? По-моему, ничего, да? – очень довольный в этот момент общей реакцией.

Обычно к столику, за который садился Светлов, подтягивались со своими стульями еще многие, а те, кто не успел протиснуться, стояли сзади. То и дело, вызывая зависть у всего ресторана Дома литераторов, раздавались оттуда взрывы хохота. Но, раскрутив общий ход застолья, Светлов сам чаще всего как бы отходил в тень, сперва беседовал еще с ближайшими соседями, потом углублялся в себя, отключался. Постепенно люди расходились, и иной раз можно было видеть стол, обставленный гроздьями пустых стульев, и лишь на одном обсыпанного сигаретным пеплом, дремлющего в характерной позе, глубоко закинув ногу на ногу, Светлова.