Л. Либединская - Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове

• Название: Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове
• Автор: Л. Либединская
• Издательство: СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
• Жанр: Современная проза
• Год: 1973

Михаил Светлов стал легендарным еще при жизни – не только поэтом, написавшим «Гренаду» и «Каховку», но и человеком: его шутки и афоризмы передавались из уст в уста. О встречах с ним, о его поступках рассказывали друг другу. У него было множество друзей – старых и молодых. Среди них были люди самых различных профессий – писатели и художники, актеры и военные. Светлов всегда жил одной жизнью со своей страной, разделял с ней радость и горе. Страницы воспоминаний о нем доносят до читателя дыхание гражданской войны, незабываемые двадцатые годы, тревоги дней войны Отечественной, отзвуки послевоенной эпохи. Сборник «Ты помнишь, товарищ…» является коллективным портретом замечательного поэта и человека нашего времени. Этот портрет создан его друзьями и товарищами.

---

В тетради – первый набросок стихотворения «Мне много лет» и окончательный его вариант, написанный 16 июня 1963 года, когда Светлову позвонили из «Правды» и попросили дать что-нибудь для опубликования 17 июня, в день его рождения. Михаила Аркадьевича эта просьба застигла врасплох, не хотелось отказывать, а ничего неопубликованного у него в тот момент не было: он, как часто говорил, «не писал для письменного стола». «Разве что-нибудь новое написать, да времени мало»,- задумчиво сказал он, положив трубку, и стал перебирать черновики. Перечитав набросок «Мне много лет», Михаил Аркадьевич загорелся и быстро начал писать. Вот поэтому-то в тетради первые четыре строфы записаны чернилами, последние – торопливым почерком, карандашом, но почти без помарок. За недостатком мест – все соседние страницы уже были заполнены – новые строфы разместились под наброском стихотворения «Незнакомка» и стихами на смерть Гримау, написанными еще в апреле и тогда же напечатанными в «Литературной газете» под названием «Он пал непобежденным…». Две ранее написанные строфы стихотворения «Мне много лет» Светлов поменял местами, две выбросил. Вот они:

Жизнь сложная и, вместе с тем, простая,
В преддверьи юбилейного числа.
Ко мне воробушки веселой стаей
Летят по поручению орла.
Всегда с людьми я не был между прочих,
Я перед ним не распростерся лиц.
Скала – не общежитие рабочих,
Скала – приют для одиноких птиц.

По страницам тетради рассыпаны знаменитые светловские афоризмы. Среди них три, которые легли в основу его выступления на юбилейном вечере в ЦДЛ: «Я легко могу прожить без необходимого, без лишнего я прожить не могу», «Художник – это одиночество, попавшее в коллектив», «Жизнь – это густо заселенная пустыня».

Тут же встречаются и такие записи:

«Это была знатная доярка. Каждая корова у нее имела свое Вымя-Отчество».

«Мания величия – это когда мышь вообразила себя кошкой и сама себя съела».

Можно прочитать в тетради и такой лирический отрывок, разумеется, «заземленный» Светловым прозаической житейской деталью (ведь он и в жизни и в литературе пуще всего боялся впасть в «сентиментальность». «Красивые слова – это для командировочных», – часто говорил он):

«Я шел улицей, как лесной тропкой. Так я тебя любил. Деревья, которых не было, склонялись надо мной. Цветы, которых не было, одуряюще пахли. И несуществующие птицы пели. А обыватели говорили [что] мне не хватает солей – смешно как!

И облака – эти кочующие цыгане, которых, в конце концов, сделают оседлыми, плыли. Так я тебя любил».

* * *

В коричневой тетради шаг за шагом отражены последние месяцы жизни и работы Михаила Аркадьевича. Вот автографы стихотворений «Мне неможется», «Нине», «На рассвете», написанных им в июне 1963 года.

Июль 1963 года. Светлова просят написать рецензию на книгу Василия Казина, и в тетради появляются первые несколько строк:

«Учитель – по установившейся вульгарной традиции- это человек, которому надо подражать. Я с этим категорически не согласен.

Учитель-это человек, который помог тебе стать самим собой. За примерами идти недалеко. Пушкин никак не похож на Державина, но если бы не было Державина, я не знаю, что было бы с Пушкиным…»

В середине июля Михаил Аркадьевич уехал в Ялту. Никогда не забуду, как он, попрощавшись, направился по летному полю к самолету: худющий, в свободно висевшем на нем светлом костюме, какой-то грустно-одинокий, с портативной машинкой, перевязанной лохматой веревкой, в руках. Я еще не предполагала тогда, что чуть ли не в последний раз отправляется он в путешествие, что скоро уже не сможет он передвигаться без палки, и все же при виде его медленно удалявшейся фигуры защемило сердце.

В первом же письме он писал: «Кругом меня стучат на машинках. А я еще к работе не приступил… Здесь очень жарко. И я вдобавок лентяй». Но уже в следующем письме сообщал: «Я тут написал два стишка. В одном разочаровался. Другой как будто сносный». И прилагал этот «сносный» («Ты любовь моя»), который под названием «Разговор» вошел в «День поэзии» 1963 года. Черновики обоих стихотворений также записаны в коричневой тетради. Первый вариант «Разговора» назван там «У финиша».

А финиш неумолимо приближался. В тетради – записи последних переводов, сделанных Михаилом Аркадьевичем. Среди них «Монастырь Арджешь», над которым он трудился в Ялте, но потом, приехав в Москву, был вынужден переделать заново; переводы стихов армянской поэтессы…

Есть в тетради и записи, которые сами по себе представляются стихотворными миниатюрами.

* * *

Приглядывался я к твоей судьбе.
Я знал всегда: не утро и не вечер,
А сумерки сопутствуют тебе.

* * *

И на общем собрании прожитых лет
Мы дальнейшие планы мечты утверждав!

* * *

Зеркала потускнели, теряя
Отражения нашей души…

* * *

В каждом обществе так всегда –
Вслед за вторником обыкновенным
Накипающая среда.

* * *

Я в жажде близкого общенья
Смотрю, смотрю в твои глаза,
Ты как дурное сообщенье,
Ты как ненужная гроза.

* * *

Юность создана для находок,
Старость создана для потерь.

* * *

Хоть звезды еще не погасли,
Хоть спят и земля, и моря,
Встает на подсолнечном масле
Поджаренная заря.

Записи в тетради подходят к концу: «Частушки», варианты «Песни о песне», которая была опубликована в конце 1963 года, набросок другой, так и не законченной, песни.

Последняя запись в тетради – стихотворение, напечатанное в декабре 1963 года в «Вечерней Москве»:

Бегут ветра, поземкою пыля,
Не утихает вихрь ни на мгновенье,
Но дышишь ты, московская земля,-
Земля тепла, любви и вдохновенья…

В январе 1964 года Михаила Аркадьевича в тяжелом состоянии увозят в больницу. К весне здоровье его несколько улучшается. Он пишет цикл своих последних, «больничных» стихотворений, но уже в другой тетради. Он все еще мечтает продолжить работу над «Маленьким принцем», написать поэму о Феде Чистякове. Планам этим так и не суждено осуществиться.

Вопреки нашим надеждам, болезнь отступила ненадолго. Передышка оказалась более чем кратковременной. 28 сентября 1964 года Михаила Светлова не стало.

Светлов прошел через всю мою жизнь. Я познакомилась с ним еще до войны, начинающей актрисой на встрече писателей с театральной молодежью. Потом- после более чем двадцатилетнего перерыва – мы снова стали видеться, почти ежедневно. Может быть, мне удастся когда-нибудь подробнее рассказать о последних годах Михаила Аркадьевича…

Эти отрывочные воспоминания мне хотелось бы закончить еще одной черновой записью, сделанной Светловым все в той же коричневой тетради:

«- Чего ты хочешь? – спросил художник.

*- Нарисуй мне смерть!

И он нарисовал жизнь…»

Илья Фоняков

* * *

В тот вечер, после митинга, на Кубе
Мы пели знаменитую «Каховку».
Нестройно.
Словно каждый – о своем.
Милисиано в синей гимнастерке
Подтягивал.
Мы пели и не знали,
Что в этот день осиротела песня:
В России умер Михаил Светлов.
Для нас еще он будет жив неделю.
Когда вернемся – нам друзья расскажут.
Потом, позднее, – в десяти журналах
Прочтем воспоминания о нем.
…А мне все вспоминается Гавана.
Я вновь иду по улицам Гаваны.
Гавана так похожа на Гренаду,
Здесь по-испански тоже говорят.

АРХИВ МИХАИЛА АРКАДЬЕВИЧА. В. Кулешова

Мысль о том, что я могу быть знакомой со Светловым, в голову не приходила – мы жили в разных измерениях. Я училась в институте, писала диплом о церковных уставах и прочих древностях.

После церковных уставов я попала в ЦГАЛИ СССР (думаю, не надо расшифровывать значение этих магических слов^ стала сотрудником отдела комплектования. Началась жизнь в архивном измерении, где знакомство с Михаилом Аркадьевичем Светловым было не просто возможным, но и необходимым.

В Центральном архиве литературы и искусства хранились очень немногие автографы Светлова. Поэтому было написано нежное (в официальных пределах) письмо, в котором ЦГАЛИ просил М. А. Светлова черновики не выбрасывать, а сдавать на хранение в наше всемирно известное хранилище (были перечислены также имена классиков, чьи материалы хранились у нас). Но ответа мы не получили…