Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

• Название: Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
• Автор: Павел Рейфман
• Жанр: История

Курс «Из истории русской, советской и постсоветской цензуры», прочитан автором для магистрантов и докторантов, филологов Тартуского университета, в 2001–2003 годах.

---

Любопытно отношение К. Симонова к вопросу о работе Булгакова над пьесой: «Я думаю, например, что пьеса „Батум“, наверное, не могла бы быть написана в 1937 г., в разгар ежoвщины. И могла появиться из-под пера Булгакова в 1939 году, когда начали выпускать людей, и когда ежoвщина была признана перегибами, и когда Сталин стремился создать ощущение, и создал в значительной мере его, что не он, а другие дурные люди повинны в том, что произошло, а он увидел это, хотя и поздно, и исправил» (544). Все наперебой хвалят пьесу, услышав отрывки из нее (438). Так Хмелев пишет жене: «Был у Булгакова — слушал пьесу о Сталине — грандиозно! Это может перевернуть всё верх дном! Я до сих пор нахожусь под впечатлением и под обаянием этого произведения» (546). В подобном роде и другие отзывы. И вряд ли они вызваны только тем, что пьеса была о Сталине. Хотя, конечно, последнее имело немаловажное значение. Главрепертком заранее хвалит пьесу, газеты просят информацию о ней, режиссеры различных театров хотят ее ставить (446). Специальная бригада МХАТа, во главе с Булгаковым, отправлена в Грузию для сбора материала. Дирекция театра обращается в ЦК КПб Грузии с просьбой оказать содействие работе бригады, максимальное, в предельно сжатые сроки. Премьера должна была состояться 21 декабря 1939 г., в день шестидесятилетия Сталина. В первый раз в жизни Булгаков оказался в исключительно благоприятной внешней обстановке. Со всех сторон поступали восторженные отзывы. 14 августа бригада выехала в Грузию, а через два часа, в Серпухове, Булгакову, в поезде, передали телеграмму: «Надобность поездки отпала возвращайтесь Москву» (447). Пьеса была запрещена. Непонятно почему? Что не понравилось Сталину? Ряд сценок вряд ли могли быть приняты им с восторгом (548). Может быть, в пьесе Сталин оказался слишком живым, а требовалось, чтоб был похож на икону. Не исключено, что запрещение пьесы было оформлено решением ЦК (549). Да и вообще не опальному писателю, автору запрещенных пьес, принадлежало право создания юбилейного произведения о Великом Вожде. Возможно, что Сталин разыграл своеобразный спектакль: добившись, чтобы именно Булгаков написал пьесу о нем, он решил продемонстрировать своего рода скромность — все хвалят, а мне не нужны такие похвалы; и пьеса обо мне не нужна. Нечто подобное продемонстрировал Николай I, не разрешив печатать стихотворение Пушкина «Друзьям». Когда вчерашние хвалители узнали о запрещении пьесы, они заподозрили Булгакова в тщетных попытках «навести мосты» к высшему руководству страны, в подхалимстве (549).

Страшный удар по Булгакову. Сталин вряд ли не понимал его силу. Рушились последние надежды писателя. В середине сентября он тяжело заболел: «Я лежу, лишенный возможности читать и писать, и глядеть на белый свет». Страшные головные боли. Мысли о самоубийстве, «о револьвере»; «не верит ни во что <…> Полное отчаяние» (549). «Страшная ночь. „Плохо мне, Люсенька. Он мне подписал смертный приговор“» (548). Сталин и в этом случае оказался милостивым к поверженному противнику. Булгакова устроили в правительственный санаторий «Барвиха». Сталин поручил Фадееву навестить Булгакова, поддержать его. Побывав в МХАТе Сталин дал понять, что «пьесу „Батум“ он считает очень хорошей, но что ее нельзя ставить» (тоже играл на версию скромности). После такого отзыва администрация театра сразу приняла решение о постановке булгаковского «Александра Пушкина»; все участники художественного совета восторженно говорили о пьесе и отправили протокол обсуждения Булгакову. Весть о благоволении Сталина распространилась мгновенно. Опять по Москве пошли слухи о благородстве и человечности всесильного вождя (455, 549-50). Состояние здоровья Булгакова не улучшалось. 10 марта 1940 г., в 16 час.39 мин. Он умер (557).

А главный его роман, «Мастер и Маргарита», писавшийся на всем протяжении 30-х гг., к этому времени был закончен. Он превратился в основную задачу Булгакова, отодвинувшую на второй план задачи встречи со Сталиным, поездки за границу, даже пьесу. «Роман нужно окончить…» — стало девизом его жизни. В мае 39 г. закончена последняя рукописная редакция романа, включающая 30 глав. Но работа предстояла еще большая: откорректировать рукопись, подготовить ее к печати (542). Она продолжалась почти до самой смерти. Запись в дневнике.16 января 40-го г.: «Вечером — правка романа» (461). И 24 января: «Миша правил роман. Я писала» (462). За пять записей до конца.

Булгаков вряд ли надеялся, что роман можно будет напечатать в ближайшие годы. Действительно, первая публикация «Матера и Маргариты» в СССР, в урезанном виде, появилась в журнале «Москва» во второй половине шестидесятых годов (66, № 11, 67,№ 1). Затем роман напечатан в однотомнике Булгакова в 73 г. Почти через тридцать пять лет после смерти Мастера. «Белая гвардия» и «Театральный роман» напечатаны в однотомнике в 66 г.

Остановимся кратко на одном тартуском эпизоде, связанном с романом «Мастер и Маргарита». Дело происходило где-то в первой половине 60-х гг. (точно не помню). По рекомендации З. Г. Минц Елена Сергеевна разрешила работать у нее дома одному тартускому студенту-филологу, и он тайком увез машинопись романа, похитил её. Мог ее передать (продать) за границу, для издания там. Подобные вещи происходили с произведениями Булгакова, да и не только с ними. Естественно, Лотманы не подозревали о происходящем. В Тарту, по просьбе Елены Сергеевны, специально приезжал Солженицын. Виновник не запирался, машинопись романа была возвращена. Одна из бывших студенток Тартуского университета, Зибунова, в своих интернетных воспоминаниях остановилась на этом эпизоде. Ее рассказ не соответствует действительности, извращая поведение участников случившегося, очерняя и Лотманов, и Елену Сергеевну, защищая виновника. Вероятно, ей таким образом изложил дело похититель или кто-либо другой, и она искренне поверила в правдивость рассказа. Но публиковать такие вымыслы можно лишь при уверенности в их истинности, да и то с оглядкой.

Обращение к событиям биографии вождей оборачивались и в других случаях неприятностями для авторов. Так произошло с М. Шагинян, дерзнувшей писать книгу о жизни Ленина. Писательница решила создать роман о Ленине (куда уж официальней!). Об его семье, детстве, юности. Но попала впросак: тема Ленина оказалась весьма опасной. Вообще за этой темой уже с первой половины 20-х гг. установлено особое наблюдение. Так, 19 сентября 24 г. Политконтроль ОГПУ направляет в Главлит особую инструкцию «О порядке цензурирования скульптурных изображений В. И. Ленина». Содержание инструкции: 1. Бюсты могут быть изготовлены лишь с разрешения комиссии ЦИК СССР. 2. На них ставится номер разрешения Комиссии. 4. «Скульптурные произведения В. И. Ленина“ могут быть изготовлены частными мастерскими только при наличии у них разрешения Комиссии» и пр. (Бох441). Итак, с Лениным было строго. Поощрялись хвалебные гимны в его честь, но не попытки разобраться в его биографии, изучать её факты, да еще не в определенных «руководством» рамках (это относилось и к Сталину).

Шагинян написала первую часть, «Билет по истории», о молодости Ленина, но собиралась и далее работать по этой теме. Первая часть должна была входить в книгу «Семья Ульяновых». Скрупулезные разыскания автора. Кропотливая работа в архиве Астраханской области, консультации с Крупской (Арут.1,с.47). Книга вызвала крайнее раздражение властей. 5 августа 38 г. ее рассматривали на Политбюро ЦК ВКПб и вынесли строгое Постановление в адрес автора книги и руководства Союза писателей «О романе Мариэтты Шагинян ''Билет по истории''. Часть 1-я». В постановлении говорилось, что роман Шагинян «является политически вредным, идеологически враждебным произведением», а публикация его — «грубая политическая ошибка» редакции журнала «Красная Новь». Осуждается и поведение Крупской, которая, познакомившись с рукописью, не только не помешала появлению романа, но и поощряла его автора, давала положительные отзывы, консультировала. Все это без ведома и согласия ЦК; Шагинян превращала тем самым общепартийное дело составления произведений о Ленине в личное, семейное. ЦК постановляет: снять Ермилова с поста редактора «Красной Нови», книгу Шагинян изъять, предложить Правлению ССП объявить Шагинян выговор.

9 августа собралась шестерка «литературных корифеев», чтобы дать оценку книги. Во главе Фадеев. Члены Катаев, Караваева, Ермилов и др. Задача: подготовить постановление Президиума Союза писателей по книге Шагинян. Открывая заседание, Фадеев сказал: «М. Шагинян не только не справилась с этой своей темой, но она так дала описание жизни семьи Ульяновых и обстановки, в которой родился Ленин, что это произведение получило, независимо от того, сделала она сознательно или бессознательно, идеологически враждебное звучание». Решено выразить Шагинян «суровое порицание». В этот же день состоялось закрытое заседание Президиума Союза писателей СССР. Председательствовал Фадеев. Решили: 1. Вместо изображения социальной борьбы, вне которой невозможно дать правдивое изображение жизни семьи Ульяновых, Шагинян изолирует семью от больших социальных процессов и дает ее в мещанском и пошлом освещении. 2. Применяя псевдонаучные исследования, Шагинян дает «искаженное представление о национальном лице Ленина <…> гения человечества, выдвинутого русским народом и являющимся его национальной гордостью»; волей или неволей Шагинян создала произведение, идеологически вредное. Ей объявлено «суровое порицание». Это решение не удовлетворило ЦК ВКПб. Фадеев получил взбучку.