Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

• Название: Из истории русской, советской и постсоветской цензуры
• Автор: Павел Рейфман
• Жанр: История

Курс «Из истории русской, советской и постсоветской цензуры», прочитан автором для магистрантов и докторантов, филологов Тартуского университета, в 2001–2003 годах.

---

Усердие «блюстителей нравственности» доходит до анекдотов. В архиве сохранилось заключение цензора Солнцевой от 16 ноября 46 г. на диафильм «Галоши и мороженое» (автор Зощенко). О том, что диафильмы — наглядное пособие, помогающее «воспитывать детей в духе преданности и любви к нашей Социалистической Родине, любви к труду, искусству, науке и пр.». «Но какую мораль преподносит детям диафильм „Галоши и мороженое“?» — патетически вопрошает цензор. «Дети изображены воришками, лгунами. Родители безнравственные, не умеющие воспитывать своих детей». Далее идет пересказ содержания: дети, брат и сестра, крадут по одной галоше гостей, чтобы купить любимое ими мороженое. Отец продает за это все их игрушки, а вырученные деньги отдает за украденные галоши. Заключение Солнцевой: «Диафильм опошляет нравственность наших детей и их родителей, безыдеен, показ его детям принесет большой вред. Пленку диафильм (так! — ПР) „Галоши и мороженое“ необходимо изъят». Совершенно лишенная юмора бдительная Солнцева и без всего прочего запретила бы, видимо, «безнравственный» диафильм, но, вероятно, на запрещение оказала влияние и свистопляска вокруг имени Зощенко, поднятая в связи с партийным постановлением. 21 ноября 46 г. приказом Главлита фильм был изъят (Бох 509-11, 630).

Смешно. Но Зощенко было не до смеха. 27 августа 46 г. он пишет Сталину своего рода исповедь. О творческом пути. О том, что с 30-го года он стал избегать сатиры, поняв, что она — опасное оружие, о своих антифашистских фельетонах, написанных в период Отечественной войны; о повести «Перед восходом солнца»: ему казалось, что она нужна в дни войны; многие ее одобряли, но затем отказались от своего мнения. Рассказ «Приключения обезьяны» был предназначен для «Мурзилки», где и напечатан. В «Звезду» он его не давал. Там перепечатали без его ведома. О том, что никогда не поместил бы такой рассказ в толстом журнале. Там нет никакого эзопового языка. Он ничего не просит. Пишет, чтоб облегчить свою боль. «Тяжело быть в Ваших глазах литературным пройдохой, низким человеком, отдающим свой труд на благо помещиков и банкиров. Это ошибка. Уверяю Вас». На первой странице резолюция секретаря Сталина: «Тов. Жданову. Поскребышев». (т. е., вероятно, читано и отфутболено, а, может быть, просто отфутболено). Ниже резолюция Жданова: «ознакомить вкруговую секретарей ЦК…» (все же прислано из канцелярии Сталина, нужно как-то реагировать). Сталин, читая исповедь Зощенко (если читал — ПР), испытывал, вероятно, некоторое удовлетворение. Заставили опять стать на колени крупного писателя, обратиться за помощью, покаяться.

Несколько позднее, 10 октября 46 г., Зощенко обращается к Жданову. Он пишет о похвалах Горького, о тысячах одобряющих писем, о том, что в 39 г. награжден орденом Трудового Красного Знамени. Публикации его произведений в сатирических журналах, массовые тиражи книг — свидетельство того, что сатирический жанр нужен и поощряется. Зощенко допускает, что сатирический жанр иногда приводил его к шаржу. Но он не имел злых намерений. Подавлен случившимся. До постановления ЦК не до конца понимал, что требуется. Хотел бы заново подойти к литературе. С трудом возвращается к жизни. Но еще есть некоторые силы. Просит Жданова и ЦК позволить представить на рассмотрение его новые работы. В течение года мог бы закончить два больших произведения. «Не прошу каких-либо льгот в моем трудном и сложном положении. Нужно Ваше, хотя бы молчаливое, согласие», чтобы была хотя бы некоторая уверенность: работы будут рассмотрены. «Не представляю возможности себя реабилитировать. Не для того буду работать». «Не могу и не хочу быть в лагере реакции. Считаю себя советским писателем, как бы меня не бранили». Вынужденная трагическая необходимость еще и еще каяться. Вряд ли вполне искренне. Акцентируются те детали, которые могли понравиться высокопоставленным адресатам. Некоторые факты вызывают сомнение (публикация «Похождений обезьяны» в «Звезде» без ведома автора). Письма написаны в том духе, в котором обычно обращались «виновные», отправляя свои оправдания на имя «высочайших особ». Но заметно в них и непонимание до конца ситуации, наивная вера, что с властями можно договориться, что ты и на самом деле в чем-то виноват. А в 58 г., пережив Сталина, Зощенко умер, так и не оправившись от перенесенной травмы.

Вынуждены оправдываться и другие пострадавшие, которых преследовали долгие годы. С ними поступили довольно круто. В начале 53 г. письмо Ардова секретарю ЦК Н. А. Михайлову: не может поверить, что он «ненужный или вредный в литературе и журналистике человек… Я много передумал за истекшие годы, многое осознал и думаю, что не повторю прошлых ошибок. И потому очень прошу Вас: помогите мне вернуться в строй. Заверяю, что Вам не придется раскаиваться». (Ардова «прорабатывали» за многолетнюю человеческую и творческую близость с Ахматовой и Зощенко. Кроме того не забывали о «Возвращении Онегина», которое отмечалось в постановлении). 30 января 53 г. Записка отдела художественной литературы и искусства ЦК Михайлову о письме В. Ардова: тот жалуется, что после статьи в «Правде» 9 августа 49 г. он в течение трех лет не может добиться публикации ни одного своего произведения; в издательстве «Советский писатель» более трех лет лежит написанная им книга; главный редактор издательства Лесючевский сообщает, что сборник юмористических рассказов и фельетонов Ардова обсуждался на редакционном совете и неоднократно рецензировался в издательстве; автору было указано на серьезные недостатки, но он пренебрег этими указаниями; так как большинство произведений сборника слабы в идейно-художественном отношении, издательство возвратило рукопись автору.

После того как Ардов отправил письмо в ЦК в «Правде» от 11 января 53 г. был напечатан фельетон с критикой его устных выступлений, чтенией «халтурных произведений». Но все же Ардова вызвали в Отдел художественной литературы и искусства ЦК для беседы. По рекомендации Отдела сборник Ардова, отвергнутый в «Советском писателе», пообещали в ближайшее время обсудить в ССП в присутствии автора, с чем Ардов согласился. А вот Ахматова не каялась и к Сталину не обращалась.

Нашлись писатели, даже весьма крупные, которые оправдывали или, во всяком случае, «объясняли» правомерность Постановления, расправы с Зощенко. Делясь своими впечатлениями о событиях средины 40-х гг. К. Симонов уверял, что субъективно для Сталина постановление не было призывом к лакировке, к облегченному изображению жизни; Сталин поддержал такие произведения, как «Спутники», «Кружилиха» Пановой, позже «В окопах Сталинграда» Вик. Некрасова, «Звезду» Казакевича; просто исполнение желаемого Сталиным, требуемого в Постановлении, по мнению Симонова, оказалось торопливым, неловким, озлобленным, во многом отличавшимся от замысла, «в основном, чисто политического“ (К. Симонов. Глазами человека моего поколения: Размышления о И. В. Сталине». М., 1990).

Симонов считает, что с Зощенко, Ахматовой, другими поступили, по тем временам, достаточно лояльно, лишь исключив их из СП. Зощенко разрешили вскоре публиковать свои рассказы в «Новом мире», заниматься переводами. Отобранные продовольственные карточки вернули писателям весной 47 г. (всё же не дали умереть от голода: какая заслуга! — ПР). Тихонова тоже не сместили, назначили заместителем Генерального секретаря ССП Фадеева и пр.

Но все же и Симонов вынужден признать, что главная цель Постановления — «прочно взять в руки немножко выпущенную из рук интеллигенцию, пресечь в ней иллюзию, указать ей на ее место в обществе и напомнить, что задачи, поставленные перед ней, будут формулироваться так же ясно и определенно, как они формулировались и раньше, до войны, во время которой задрали хвосты не только некоторые генералы, но и некоторые интеллигенты, словом, что-то на тему о сверчке и шестке» (Очер182). Симонов находит это правомерным. Он считает, что ленинградские журналы оказались удобным предлогом; Сталин не любил Ленинград, его интеллигенцию; и когда П. С. Попков обратился в ЦК с просьбой увеличить объем журнала «Звезда», а Кузнецов и Суслов поддержали эту просьбу, Сталин поставил на ней росчерк: «Против. И. Сталин»; он воспринял события с журналами «Звезда и „Ленинград“ как заговор ленинградцев (Очер181). Хорош либерал Симонов. Как не посочувствовать Сталину? Тем более, что писатели „задрали хвосты“ и забыли о сверчке, который должен знать „свой шесток“. Рассуждени для Симонова не случайное. В следующей главе пойдет речь о том, как он вел себя при обсуждении В. Гроссмана.

Мы уже упоминали, что от постановления тянутся нити к так называемому. „Ленинградскому делу“. После смерти Жданова происходит расправа над его сторонниками. В раздувании его заинтересован прежде всего Маленков, но ведь происходило оно при жизни Сталина, с его благословения, основывалось на нелюбви вождя к ленинградцам. 15 февраля 49 г. выходит Постановление ЦК „Об антипартийных действиях<…>А.А. Кузнецова, М. И. Родионова, П. С. Попкова“. Участников „Ленинградского дела“ обвинили в желании противопоставить ленинградцев ЦК. Аресты, расстрелы, разгром верхушки ленинградского партийного руководства. Оно тоже было не лучше московского, но все же расстрела, по нормам того времени, вряд ли заслуживало. (Очер 181).