Николай Коротеев - «Мир Приключений» 1977 (№22)

• Название: «Мир Приключений» 1977 (№22)
• Автор: Николай Коротеев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1977

Сборник приключенческих и научно-фантастических повестей и рассказов советских авторов.

---

Немцы!

Олю вдруг затрясло так, что застучали зубы, и она никак не могла унять эту постыдную дрожь. А надо что-то делать. Надо выпустить желтую ракету, надо предупредить мать. Она прыгнула с крыльца, кинулась к сараю, но в ужасе остановилась. Передний танк замер у мостика напротив их дома и повернул пушку прямо на Олю. Девочка бросилась в дом. Мать, побелев от страха, поднялась с подушек, увидев перепуганную дочь.

«Нужно как-то ее подготовить», — мелькнула у Оли мысль И в тот же момент она услышала свой неузнаваемый голос:

— Немцы… Немецкие танки, мама!

Она кинулась к двери, решив бежать за ракетницей.

Но взрыв огромной силы потряс воздух. Сильнее, чем в день страшной бомбежки, задребезжали и посыпались стекла, покачнулся весь дом. Девочка безвольно опустилась на порог. Поздно. Все поздно. Казалось, сейчас рухнет потолок, обвалятся стены, и их дом превратится в такую же безобразную развалину, какие она видела в деревне.

Однако стены почему-то не обваливались и потолок остался на месте. Оля подняла голову, вслушалась. Нарастающий гул моторов все приближался. Вот-вот танк врежется в террасу.

Девочка вскочила, сбросила тулуп и, затолкав его под подушку, выбежала на кухню. Там она подошла к окну и прижалась лбом к замерзшему стеклу. Нет, не у террасы, а на дороге у мостика на одной гусенице беспомощно крутился танк.

— Ага! — злорадно прошептала Оля. — Подорвался на Витиной мине!

Но остальные, огибая подбитый, шли дальше. Девочка насчитала девять танков и с ужасом увидела, что два последних остановились около поврежденного. Тот, поврежденный, на одной гусенице медленно повернулся на месте и замер. А те два двинулись с шоссе на мостик и тропинку, ведущую к их дому.

«Вот и не обошли они нас, — подумала Оля. — Летчики с воздуха не увидели, а танкисты заметили. Что же теперь будет?»

Вдруг один из танков, направлявшихся на мостик, странно подпрыгнул и пополз в сторону. В тот же миг повторился оглушительный взрыв. Снова закачалось, задребезжало все в доме.

Оля зажмурилась, присела на корточки и уткнулась лицом в колени.

На мгновение ей показалось, что наступила тишина. Но сейчас же снова донеслось урчание моторов, теперь совсем близко. Казалось, танк через секунду-другую сокрушит террасу, дом, раздавит Олю с мамой и Шурочкой. Девочка почувствовала, как по телу пробежали колючие мурашки, обхватила голову руками.

Наконец, она поднялась и на дрожащих ногах снова приблизилась к окну. Один танк стоял перед лежащей на боку, заваленной снегом кадкой с квашеной капустой. Второй медленно двигался по его следу. Третий, на одной гусенице, остался на шоссе. Люк его открылся. Оттуда показался человек в черном шлеме, в очках и в черном комбинезоне. Он долго осматривался и чего-то ждал. Наконец, когда оба танка, свернувшие с шоссе, выключили моторы, спрыгнул на дорогу и быстро пошел по колее. За ним вылезли еще два черных человека и тоже направились к дому. Из передних танков почему-то никто не высовывался. Первый черный танкист снова обстоятельно огляделся, потом какой-то железкой крепко постучал по броне обоих танков. Вскоре их люки открылись, и в каждом показались головы в черных шлемах. Немцы подняли на лоб очки и подозрительно уставились на снежный бугор, укрывавший кадку с квашеной капустой. Воцарилась тишина.

Тот, у которого в руке была железка, осторожно приблизился к кадке, присел около нее, внимательно осмотрел, тронул железкой дно и ею же весело смахнул снег с кадушки.

Немцы стали выбираться из люков, сразу все заговорили и почему-то пошли ко второму танку. Оля насчитала уже восемь черных танкистов, когда увидела, как они вытащили девятого. Руки его волочились по снегу, оставляя кровавый след, громадные очки были разбиты, а на месте глаз зияла большая кровавая рана.

Значит, и этот, второй подорвавшийся танк был поврежден, хоть и дополз почти к самому дому. Немцы положили девятого на снег и сняли шлемы.

В наступившей тишине Оля вдруг услышала тихое, сдержанное рычание.

Динка, напуганная страшным лязгом незнакомых громадин, воняющих гарью и бензином, при приближении танков скрылась в глубине своей конуры. Но когда моторы и гусеницы стихли, а рядом с конурой оказался убитый, собака возмущенно зарычала.

— Динка! Милая, молчи! — прошептала девочка.

Но овчарка не унималась. Она высунула наружу морду и зарычала еще настойчивей.

Один из немцев метнулся к танку, и через минуту-две короткие автоматные очереди.

Динка взвизгнула… и умолкла.

— Оля! Оля! — услышала девочка отчаянный крик из дома и, едва передвигая ноги, пошла на зов.

С опущенной головой она молча остановилась на пороге маленькой комнаты.

— Они в тебя стреляли? — задыхаясь, спросила Евдокия Павловна.

— Они убили Динку, мама.

Евдокия Павловна протянула руку, и Оля, не поднимая головы, покорно подошла к ней, села рядом, сложила ладони на коленях.

Мать прижала к себе дочерей и тихо проговорила:

— А попалась бы ты на глаза? Будь здесь. Не уходи. Лучше всем вместе.

Так они сидели несколько бесконечных минут, не зная, что ждет их в следующую.

Потом раздались беспорядочный топот и резкие голоса немцев, вошедших на террасу. Скоро они открыли и дверь в дом.

— Кто есть? — громко спросил один, видимо остановившись на пороге. Не дожидаясь ответа, они прошли через столовую, кухню.

— Кто есть? — повторил тот же голос перед дверью в маленькую комнату. Немец, очевидно, опасался открыть ее. — Русс, выходи!

После минутного молчания дверь рванули, и в проем просунулись дула автоматов. Девочки еще плотнее прижались к матери. Первым на пороге встал человек в черной форме, с автоматом наперевес. Он широко расставил толстые ноги и прищурил зеленые глаза.

— Партизан?

Мать и Оля одновременно открыли рты, но не смогли произнести ни звука. Убедившись, что в комнате только женщина с детьми, он вдруг расхохотался и опустил автомат. Через его плечо заглянул еще один немец, за ним другой и третий. Они указывали пальцами на Евдокию Павловну, Олю и Шуру и безудержно хохотали.

Оля догадалась, что они смеются над струсившим было немцем. Глаза ее сузились.

— Не бойся! — сквозь смех говорил зеленоглазый немец. — Их бин доктор. Ноги вжик, руки вжик! — И он выразительными жестами показал, как отрезают людям ноги и руки.

— Ма, это он убил Динку, — прошептала Оля.

— Молчи, дочка, молчи, — твердила та, не глядя на дочь.

Девочка несколько секунд пристально смотрела в лицо зеленоглазому. Но стоявший за ним танкист потянулся к желтой кобуре, и Оля отступила.

— Но, но! Партизан! — погрозил «доктор» и хлопнул дверью.

Евдокия Павловна в страхе смотрела на дочь, в ее глаза, сверкавшие ненавистью.

— Сильные и смелые ничего не боятся! — нервно сказала Оля, стараясь успокоить мать. — А они боятся! Боятся партизан, женщин, детей, собак! Даже кадки с замерзшей капустой испугались.

Нервное напряжение оставило ее, и Оля почти упала на постель рядом с матерью. Уткнув голову в ее колени, девочка всхлипнула, затряслась от рыданий.

Евдокия Павловна ласково гладила ее светлые кудрявые волосы.

— Не плачь, дочка, не плачь. Они услышат, опять придут, — тихо говорила она. — Нам недолго ждать. Помнишь, Виктор сказал, что наши вернутся через неделю. И папа обещал скоро вернуться. А ты, Оленька, побереги себя. Побереги себя и не подводи нас. А то они нас всех перебьют.

Оля перестала рыдать. Мать говорила правильно. Надо дождаться своих. Они обязательно вернутся. Поберечь себя… Но нужно не только выжить, а и выполнить поручение дяди Матвея!

— Хорошо, мама, не видать им наших слез! — проговорила Оля, вытирая кулаком мокрое лицо. А слезы все текли, бежали по щекам, и остановить их было трудно.

В доме уже хозяйничали немцы. Они хлопали дверьми, затопили маленькую чугунную печку в столовой, поставили на нее котелки с водой.

На пороге маленькой комнаты снова появился рыжий гитлеровец, уже без автомата.

— Медхен, картошка вари! — скомандовал он, указывая на чугун под кухонным столом.

— Иди, доченька, иди, — проговорила мать и слегка подтолкнула ее в спину.

Оля встала. Немец повернулся на каблуках и скрылся.

— Совсем немного, недолго ждать, — шептала вслед дочери Евдокия Павловна. — Нужно дождаться.

Картошку надо было набирать в подполье. Спуститься в него можно только из столовой — там люк. Но подойти к люку оказалось невозможным. Танкистам доставили обед, и они возбужденно топтались по всей комнате, выбирая себе подходящее местечко.

Оля наблюдала из-за узенькой перегородки, разделяющей кухню и столовую (когда-то была здесь дверь, но ее сняли, так как она уменьшала и без того небольшие помещения). На маленьком столе еле уместились котелки с ароматным супом; длинные металлические тарелочки — девочка таких никогда не видала — с душистым жареным мясом, удивительно румяной картошкой, с солеными молодыми огурчиками и красными маринованными помидорами, с золотистым луком и зеленым горошком; в промасленной обертке — сыр; шпроты в баночках, несколько бутылок вина и хлеб. Необыкновенный хлеб! Настоящий, ржаной и белый. Не овсяный, не кукурузный, без примеси отрубей или картофельных очисток. И такие большие квадратные буханки, словно наши довоенные сложили по две рядом и так испекли.