Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

• Название: Анна, королева. Книга 1: Дочь князя
• Автор: Светлана Фортунская
• Жанр: Фэнтези

---

В другом месте говорили о наследнике престола, королевиче Марке, что-де ждали его к празднику, да, видно, не будет Марка, и что Марк с семейством в ссоре, и не любят его родители, а любят младшего королевича Луку, вовсе юнца. И то — Марк лицом и статью пошел в отца, в короля Игнатия, только что ростом не вышел, Лука же — живой портрет королевы Мариам, злокозненной бахристанки…

Говоривший оглянулся опасливо, увидел Ефимию, втянул голову в плечи, выдернул из рук собеседника образец своего товара (товар его был ложки, но не обычные, деревянные, а новомодные, резной кости), бочком ввинтился в толпу и пропал с глаз.

Ефимия ухмыльнулась. Оказывается, горожане тоже не питают к королеве нежных чувств.

Позади, у выхода из проулка, каким сюда пробиралась Ефимия, послышался шум. Ефимия оглянулась.

Брат Дамян, долговязый, на голову возвышался над толпой, еще и на цыпочки привстал, выглядывал ее, Ефимию.

Ефимия ссутулилась, пригнула голову, семенящими мелкими шажками, чтобы не упасть, поспешила на торговую площадь.

На углу, на скользкой ледянке — накапало, видно, с сосулек под крышей, да и замерзло, — не удержалась на ногах, поскользнулась, упала.

Ах, грехи наши тяжкие!

5.

Ах, грехи, грехи наши тяжкие!

Ефимия села в сугроб.

Она покачала головой, досадуя на свою неловкость. Старость, однако же, не радость, а Ефимия была слишком стара для таких вот развлечений — играть в прятки с юным монахом.

Кое-как, придерживаясь за стенку, Ефимия поднялась, отряхнулась. Хорошо еще, брат Дамян, заботливый, заставил ее нынче надеть теплые толстые штаны на вате. Хоть не ушиблась.

Ефимия осторожно заглянула за угол. Черной рясы брата Дамяна нигде не было видно. И слава богу.

Ефимия вышла на торговую площадь, осторожно, оглядываясь по сторонам, чтобы ненароком не нарваться на резвого юного брата Дамяна, прошла между рядами возов, иногда делая вид, что приценивается к капустному кочану или мороженому сому. На рынок нынче Ефимия пришла не за покупками, а за новостями.

Крестьяне, прохаживающиеся между санями, приплясывающие на месте, чтобы согреться, похлопывающие себя по бокам, были неразговорчивы. День выдался морозный и ветреный, когда б не канун праздника, вряд ли был бы в такой день большой, как сегодня, подвоз.

Ефимия вздохнула. Пожалуй, стоило заглянуть в какое-нибудь теплое место. В питейный дом, например.

На углу рыночной площади и Рыбной улицы она нашла таковой — новое и новомодное строение в три этажа, с каменным цоколем. Жестяная вывеска в виде кружки с обильной пивной пеной указывала на подачу здесь напитков, а на стенке у входа была намалевана кровать с пышными, друг на друге, семью подушками: это означало, что здесь можно получить и ночлег.

Ефимия юркнула в полуоткрытую дверь.

После яркого солнечного дня и слепящего глаза снега Ефимия не сразу разглядела, что — и кто — там внутри

А когда разглядела, ахнула про себя: ее занесло прямо волку в пасть.

За длинным столом некрашеного дерева сидели монахи, и не просто монахи, а самые вредные из них — бичующие братья. И среди этих бичующих братьев Ефимия увидела троих, приставленных к колдуньям, и старшего среди них, брата Мефодия.

Что еще хуже: юный брат Дамян стоял перед Мефодием и отчитывался ему, должно быть, в том, что потерял свою подопечную на рынке. К счастью, Дамян стоял спиной и Ефимию не видел. Пока.

В глубине зала угадывалась лестница. Ефимия направилась туда степенной и важной походкой, стараясь не торопить шаг. Только бы никто из них не оглянулся!..

Ефимия благополучно пересекла зал, поднялась по лестнице на один пролет, не утерпела — глянула вниз. Дамян все еще стоял перед Мефодием, виновато повесив голову, и плечи его поникли. Видно, влетело юному монаху от старшего. Ефимия слегка позлорадствовала, но недолго. Не ровен час, Дамян поднимет голову, взглянет вверх, увидит ее, Ефимию, потащит домой — и прости-прощай недолгая свобода.

Ефимия заторопилась наверх.

На третий этаж Ефимия подниматься не стала, свернула на втором в темный длинный коридор с множеством дверей. Теперь было бы хорошо найти кого-то, с кем можно поговорить, кто поднес бы Ефимии стаканчик винца, может быть, и пару монеток бы перепало.

Кто-то, громко топая, поднимался по лестнице. Это мог быть постоялец, мог быть гостиничный слуга, а мог быть и брат Дамян, углядевший все-таки Ефимию. Ефимия юркнула в первую же оказавшуюся незапертой дверь.

6.

Она оказалась в просторной и светлой комнате, жарко натопленной. У окна, в кресле с высокой спинкой, сидела женщина в черном платье и читала книгу.

Ефимия вначале удивилась: как эта женщина не боится в гостинице, да при незапертой двери, предаваться такому греховному занятию, как чтение. Потом пригляделась и поняла.

Женщина была чужеземкой, горянкой, из страны Айкастан. Айкастан, хоть и входил в состав Межгорского королевства, сохранил автономию, язык и древнюю веру. В Айкастане не было бичующей церкви, запрещающей мирянам учиться читать, писать, считать время и деньги. Межгорские миряне в последнее время все чаще нарушали установления церкви, что грозило им прилюдным бичеванием, но редко — вот так, в открытую, как это могла себе позволить горянка.

Ефимия пригляделась к женщине, соображая, как ей завязать разговор, чтобы ее не выставили слишком быстро.

Черное платье домотканой шерсти было простым, такое могла бы носить любая крестьянка, однако серебряные серьги с изумрудами крестьянке принадлежать никак не могли. Горянка была немолода, но все еще красива, темные волосы слегка тронула седина на висках и надо лбом, руки, державшие книгу, были изящной формы, но кожа на них покраснела и погрубела от долгих лет тяжелой работы.

Ефимия охватила все это единственным быстрым взглядом, и сделала вывод: рода благородного, но нищего, в Дан приехала на праздник — представить к королевскому двору сыновей, поскольку дочерей горские князья в Дан не возят.

Женщина, оторвавшись от книги, близоруко моргала. Ефимия подошла поближе.

— Я не знаю твоего языка, — сказала женщина на своем, горском, наречии. Как будто Ефимия могла ее понять — будь она простой нищенкой, или торговкой вразнос, забредшей в гостиницу с улицы. Но, хоть и с улицы, Ефимия знала горский язык.

— Зато я знаю твой, княгиня, — ответила Ефимия вкрадчиво. — Удели мне толику внимания и немного времени, и я расскажу, что тебя ждет впереди.

Княгиня отложила книгу на маленький столик у окна. Читать на горском Ефимия так и не выучилась, и потому не могла разобрать названия.

— Я знаю, что меня ждет, — сказала княгиня. — То же, что и всех — могила после долгого и не всегда праведного пути. Я подам тебе милостыню и так, не утруждайся пустыми россказнями. Хильда! — позвала княгиня, чуть обернувшись в сторону. Там была еще одна дверь, вначале не замеченная Ефимией.

— Я не прошу милостыни, и не возьму, даже если и подашь, княгиня, — сказала Ефимия, присаживаясь на стоявший у столика табурет. — Стаканчик вина, разве что, поднесешь старой женщине. Не хочешь знать свое будущее — узнай будущее своих детей…

В боковую дверь вошла пожилая женщина, почти старуха, в таком же домотканом платье, как княгиня, и с серебряными украшениями, но не горянка — круглолицая, синеглазая, она могла бы быть родной сестрой самой Ефимии. Однако говорила эта женщина на горском, как и княгиня.

— Это что такое? — воскликнула вновь прибывшая, — а ведь говорили, что нищих сюда не пускают!

Ефимия взглянула на пожилую женщину еще раз. Нет, не только внешность заставила Ефимию думать об этой женщине, как о сестре, но еще и нечто неуловимое, родственное. Женщина эта была колдуньей, хоть ее способности были неразвиты. Или же она сопротивлялась своему дару — Ефимия знавала и таких.

— Приветствую тебя, сестра по ремеслу, — сказала Ефимия. — Ты ведь колдунья, правда?

Женщина вздрогнула испуганно и перекрестилась. Из этих, сопротивляющихся, подумала Ефимия.

Перекрестилась и княгиня. Ефимия, чтобы не пугать их еще больше, перекрестилась тоже.

— Видит бог, я чиста, и никогда не занималась темным делом! — воскликнула женщина. — Хоть ты скажи, княгиня!

— Да, — сказала княгиня, — Хильда не колдунья. Она вдова князя, и мне родственница, хоть и не по крови. Но ты, странная женщина, кто ты такая? Откуда ты знаешь наш язык? И почему пришла ко мне, да еще и обвиняешь Хильду в непотребстве?

Ефимия захихикала.

— Ах, княгиня, сколько вопросов для женщины, столь нелюбопытной, что ей не интересно даже ее будущее! Я колдунья, конечно, и хоть ты обозвала мое дело непотребством, я тебя прощу на этот раз — за твое невежество. А язык я знаю, потому что был у меня возлюбленный из горской страны, в те годы, когда я была молода и красива — и он был красив и молод. Сдается мне, ты ему родственница, княгиня. Не твоего ли рода царь Давид, прозванный Изгнанником?