Александра Лисина - Песнь жизни

• Название: Песнь жизни
• Автор: Александра Лисина
• Жанр: Фэнтези

Всегда нелегко делать выбор. Особенно, когда на весах находится слишком много, а малейшая ошибка может стоить не только настоящего, но и будущего. И особенно, если на кону стоит жизнь не только одного Темного эльфа. Время выбора неизменно наступает для каждого из нас, не спрашивая, хотим мы этого или нет. Оно просто приходит и неумолимо требует твоего решения. Вот и для Темного Леса настала пора неопределенности, а Владыке эльфов приходится отправить Зов в Серые Пределы, чтобы избежать нового проклятия Изиара и не оставить свой народ без твердой руки правителя.

---

Линнувиэль вытянул шею, пытаясь разглядеть творящее на далеком помосте, сооруженном из подручных средств. Выразительно скривился от особенно пронзительной трели, брезгливо высмотрел сгорбившуюся человеческую фигурку в живописном рванье, склонившуюся над видавшей виды лютней, и едва не застонал: зачем же так мучить бедный инструмент? Не умеешь играть – лучше не берись, дай место профессионалам. Так нет же, нахватались Торк знает у кого, а теперь лезут и лезут, как тараканы, намереваясь нести "высокое искусство" в массы. Да так, что даже Карраш не выдержал. Кстати, Шранк как-то обмолвился, что он крайне взыскателен к чужой игре, но что могло его заставить… о нет! Этот дурак еще и поет!!! С его-то голосом простуженной вороны!!

– К'саш! – тихо охнул Аззар. – Линнувиэль, его же сейчас задавят!

Линнувиэль мысленно проследил траекторию движения мимикра и вздрогнул: своенравный зверь целеустремленно продвигался к импровизированному помосту, не отрывая от сидящего на перевернутом ведре музыканта горящего взора. Уверенно раздвигал столпившийся народ, выразительно скалился, если кто-то начинал возмущаться (после чего недовольный ропот затихал на корню), а сам жадно рвался вперед, будто намеревался не просто растоптать неудачливого артиста, но еще и хорошенько пнуть под зад, а потом цапнуть его потрепанный инструмент, чтоб больше не смел портить воздух этими мерзкими звуками, по недоразумению зовущимися песней.

Перворожденные вполголоса выругались и со всей доступной скоростью ринулись следом, надеясь предотвратить смертоубийство. Но, преодолев примерно середину пути, ошарашено замерли, потому что тоскливая, как волчий вой под луной, мелодия неожиданно оборвалась, будто кто обрезал, а следом за этим в народных массах появилось какое-то волнение.

Линнувиэль внутренне похолодел, но ни грозного рыка Карраша, настигшего, наконец, дурака, ни вопля укушенного за живое музыканта не услышал – громадный мимикр замер буквально в десятке шагов от помоста и, наклонив голову, выжидательно смотрел на творящие там перемены. А посмотреть было на что, потому как народу на помосте заметно прибавилось: вместо вскочившего на ноги и опасно побагровевшего, как от оскорбления, лютниста, туда забралось еще несколько бородачей в таких же разукрашенных рубахах (кажется, дружки? или коллеги по ремеслу?), и теперь они горячо спорили с кем-то третьим. Причем, если сначала в их голосах преобладало возмущение, то вскоре оно плавно перешло в недоумение, а под конец и вовсе – в искреннюю оторопь. Наконец, над площадью повисла тяжелая тишина, а потом самый старший из труппы – широкоплечий мужик с роскошной черной бородой и некогда сломанным носом – странно кашлянул и обернулся к выжидательно замершей толпе.

– Уважаемые жители… – он снова закашлялся. – Уважаемые… просим прощения за эту досадную паузу, однако наш друг, которого все вы знаете под именем Золотой Дождь, категорически отказывается продолжать свое выступление… да, все знают, что кроме него никто так не умеет исполнять песни Перворожденных, однако он отказывается продолжать, потому что среди вас вдруг нашелся наглец, который смеет утверждать, что сыграет не хуже.

Народ возмущенно зашумел, загодя принимая сторону пострадавшего, так как тот действительно играл достойно, а оскорбленный до глубины души музыкант гордо вскинул трепаную русую голову, под которой показалось неожиданно молодое лицо: парень до скрежета сжал зубы и, сверкая алыми от злости скулами, отвернулся от разочарованно загудевшей толпы.

– Более того, – вынужденно повысил голос бородач. – Этот дерзкий готов нам сейчас же продемонстрировать разницу!

И ропот стал громче.

– Да, именно так, вы не ослышались: он утверждает, что докажет свои слова!

– Охотно, – раздался третий голос, и на помост проворно вспрыгнула хрупкая фигурка в черной курточке и узких полотняных штанах, при виде которых большинство присутствующих презрительно зафыркали, а замершие поодаль Темные эльфы тихо охнули.

Белка, не удостоив дураков даже взглядом, выжидательно уставилась на покрасневшего от злости лютниста и его недовольную труппу, чье выступление осмелилась так бесцеремонно прервать.

– Готов поставить полсотни золотых, что сыграю гораздо лучше вашего Дождика.

– Что?! – невольно ахнул лютнист.

– Струсил? – хищно прищурилась Гончая. – Боишься разориться, мюзикант? Да ты хоть раз в руках нормальную лютню держал, а? Не эту доску для забивания гвоздей, а что-нибудь поприличнее? У меня аж ухи завяли от этого визга. Не думал, что вообще выдержу подобное издевательство над благородным деревом.

– Ах, ты…

– Тихо! – нахмурился бородач, разглядывая ее из-под кустистых бровей, как что-то мелкое и неприятное. – Ты, малец, сперва докажи, что вообще умеешь играть, а оскорблять известного барда не смей. Не дорос ты еще – срамить честного человека при всем народе.

– Подумаешь, цаца. Был бы он настоящим, взял бы у эльфов пару уроков. Глядишь, толк бы и вышел. Ну и что, что снобы? Подслушал бы, в конце концов! Или подсмотрел, что ли! А играть чужую мелодию на неподходящем инструменте – хуже оскорбления для красивой песни не придумаешь. Был бы здесь кто из Перворожденных, уши бы ему обрезал, чтоб не зазнавался. А то ишь, моду взял – горланить то, о чем понятия не имеет!

Лютнист сжал лютню с такой силой, что побелели пальцы на костяшках.

– Так сыграй… сопляк… будь добр! И так, чтобы я понял разницу, – процедил он, буравя Белку ненавидящим взглядом. – Полсотни твои, если сумеешь.

– Ты спятил?! – немедленно возмутилась труппа.

– Нет. Если у него получится, еще и приплачу.

– Идет, – спокойно кивнула Гончая.

– Но если нет… – зловеще оскалился парень. – Не обессудь: лично выпорю так, что шкура будет клочьями слезать. Месяц сидеть на заднице не сможешь, а плакать будешь только кровавыми слезами, ибо пощады не жди. Верно, братья? Потому как, судя по всему, полусотни золотых у него с собой нет.

– Идет, – повторила она, нимало не смутившись. – Но с одним условием: вы не мешаете мне до тех пор, пока я не закончу. Никто из вас ко мне не притронется. Сами не подойдете близко, пока буду играть, и другим не позволите.

– Договорились, – прошипел лютнист и повернулся к жадно прислушивающейся толпе. – Все слышали? Пока этот… играет, никто его и пальцем не тронет! А если сбежать надумает или обдурить как…

– Да пусть играет уже, – басом отозвался кто-то. – Отсель не сбежит – мигом выловим засранца. А коли помочь надо в порке, так я сам кнут одолжу. Пусть знает потом, как добрых людей срамить.

Белка хмыкнула.

– Какой заботливый… гляди, чтоб тебе самому зад-то не надрали. А то брюхо отрастил, как у бабы беременной, и туда же – учить жизни. Только и отваги, что с пацанами воевать, да кошек шугать на заборе. Вояка!

Она сделала вид, что не заметила побагровевшего толстяка из второго ряда, легким шагом подошла к краю помоста и бесстрашно уселась, свесив ноги и почти скрывшись из глаз за многочисленными макушками зрителей. В толпе кто-то хохотнул в предвкушении славной забавы, кто-то укоризненно покачал головой, кто-то возмущенно заворчал, а у кого-то сам собой исторгнулся печальный вздох – попадет мальчишка под раздачу. Ой, попадет: Золотой Дождь не зря считался лучшим голосом этих мест. Бывало, даже в столицу приглашали, а тут – какой-то наглый стервец вздумал в нем сомневаться.

Линнувиэль покачал головой и, мудро накинув капюшон, принялся протискиваться дальше, чтобы успеть к развязке. Аззар, с точностью повторив его движение, ужом ввинтился следом, стараясь не слишком сильно толкаться, чтобы соседи раньше времени не всполошились и не увидели, кого именно принесла нелегкая ко вздумавшей ерепениться Гончей. Белка, тем временем, презрительно фыркнула на предложенную кем-то старую лютню, вытащила из внутреннего кармашка простую деревянную флейту и, деловито скрестив ноги, поднесла к губам. Под многочисленные смешки прикрыла глаза и…

Эльфы одновременно споткнулись, ошарашено вскинув остановившиеся взгляды, когда над площадью полилась знаменитая колыбельная, под которую они некогда учились засыпать. Мягкая, нежная и приятно теплая, она трепетно обняла их, как заботливые руки матери, и стремглав унесла на многие десятилетия назад, когда точно так же ее пели знакомые до боли голоса родных. Она тихим перезвоном невидимых колокольчиков разлетелась над замершей толпой, обласкала и приютила заблудившиеся в сомнениях души, обнадежила, успокоила. Она принесла с собой мир, удивительную гармонию, тронула каждую душу и коснулась каждого разума. Мягкой волной омыла чужие слезы, незаметно вторглась в очерствевшие сердца, тихим смехом прозвенела в оглушительной тишине, а потом плавно вернулась к хозяйке. С тем, чтобы через пару мгновений вновь зазвучать, но уже с новой силой.