Сергей Семенов - Односельцы

• Название: Односельцы
• Автор: Сергей Семенов
• Жанр: Русская классическая проза

---

– - Что же это тебя, дядя, побудило на эти дела?

– - Утвердили ее за мной, -- заявил Андрей Егоров.

– - Кто утвердил?

– - Окружный суд, вот бумага…

Пристав, шевеля усами, взглянул на бумагу и снова обратился к Андрею Егорову:

– - Этой бумаги мало, а где еще?

– - Чего еще?

– - Исполнительный лист, вводную грамоту или еще что…

– - Этого мне не выдавали.

– - Так как же ты без документов можешь подступать к этой земле? Тебе сказали, что тебе с поездом ехать можно, а ты бы на него без билета попер? За это нонче не хвалят -- не только с поезда ссадят, а еще двойным числом за билет возьмут.

Становой что-то вписал в протокол и добавил:

– - Тебе теперь за это таких орехов насыпят, что не перегрызешь.

– - И следует! -- не вытерпел и крикнул Овчинник. -- Все лето все общество мутил… Хорошенько ему да вот бы еще его поддужному Восьмакову. -- Прохор оглянулся, вокруг него были одни сочувствующие взгляды.

– - Я сообщу обо всем судебному следователю, а он там как хочет, -- проговорил пристав.

То, что Андрея Егорова притягивают, дело пойдет к судебному следователю, и вызвало у большинства чувство злорадства. Стали гадать, чем это кончится, и нашлись такие, которые говорили, что его за это угонят, другие утверждали, что посадят в арестантские роты.

– - Так и надо, -- кричал Васин, -- а то смутил всю деревню!..

Константин Иванович все это видел и слышал и не ждал такого оборота. Давно ли почти вся деревня заступалась за того, на голову которого призывается теперь гибель. Не эти ли люди отказывали им в поддержке самого законного и простого дела?.. И хотя создавшееся настроение было в пользу Мельникова, отвечало его давнишним желаниям, но он боялся радоваться этому. Никто не мог поручиться, насколько это прочно и устойчиво.

А новое настроение все поднималось и разрасталось. На следующее же утро, когда Андрей Егоров опять не вышел на покос, решили больше ему травы не выделять, а когда Восьмаков заступился было за своего приятеля и сказал, что надо выделить, на него набросился Кирилл:

– - Это за кой ему черт выделить, что он боится на луг показаться! Не делал бы так… Черт его нес на дырявый мост!

– - Он много на братниной пустоши накосил!

– - Верно что! Жаден больно на чужой кусок: сожрать хотел, да подавился.

– - И он ему помогал!

– - И его бы надо прогнать с покоса!

– - Возьми да прогони! -- колко огрызнулся Восьмаков.

– - Мы гнать не будем, дойдет дело до следователя, тебя и без нас уведут.

– - Не по вашему ли уже наговору?

– - Тут не по наговору, а по делам. Что веревочки ни вить, а кончику быть. Ты думаешь отлытаться!

Восьмаков замолчал.

XXIX

Матрена Машистая пришла из больницы, -- Харитон поправлялся плохо: был слаб, часто бредил, в полном сознании он был только тогда, когда к нему приезжал для допроса становой, после станового он опять был несколько раз без памяти. Доктор за ним приглядывал вне очереди, но говорил, что он поправится.

– - Ну-ка, умрет от такого злодея? -- вздыхая, сказала Софья.

– - А от кого же умереть-то, как не от злодея? -- сказал старик. -- Худой человек, как крапива: сам незнамо зачем живет да других еще жжет…

Покос кончился, готовились к жнитву, редкая рожь плохо поспевала, и жатва оттягивалась. Бороновали пар, опахивали последний раз картофель, пололи в огородах. Жизнь пошла будничная, серая.

Пришли повестки от следователя, и опять все взволновались. Вызывались многие, и видевшие дело, и не видевшие. Снова начались толки и разговоры. Кое-кто сговаривался, как лучше показывать; Андрей Егоров и Восьмаков о чем-то совещались с Пряниковым. Накануне поездки в город, когда уже смеркалось, Константин Иванович пошел в сарай поглядеть, в каком виде у него тарантас, на котором завтра ехать, как из-за угла сарая вышел Восьмаков и, подойдя к нему, поздоровался.

– - Что скажешь? -- холодно спросил его Мельников, вспоминая все неприятные минуты, которые пережил за это лето по его милости.

– - Да к вам, поговорить, -- мягко и просительно проговорил Восьмаков. -- Вы человек хороший, и я хочу с вами по-хорошему. Вы тоже едете завтра к следователю?

– - Еду…

Восьмаков вдруг оглянулся и, еще более просительно понизив голос, начал:

– - Костинтин Иваныч! Коли вас допрашивать будут, вы уж не очень на меня нападайте. Я в этом деле ни при чем. Это дядя на вас, а я что ж… По темности я за него заступился, а как господин становой разъяснил, я вижу сам, на чьей стороне правда…

Мельников почувствовал, как у него закипает в груди, и тяжелое, неприятное чувство к этому человеку встает во всей силе.

Восьмаков, ничего не замечая, продолжал:

– - Дядя ваш, известно, жадный, а вы люди, не ему чета… И вы, и отец ваш. Одно, необразованность наша мешает нам, а то бы мы о вас всей душой…

Мельникову вдруг страстно захотелось вылить все негодование, что кипело в его душе, и то чувство, которое он испытывал к этому человеку, упомянуть о его подлости, двоедушии и той наглости, какую он испытал от него в это лето, но сейчас же у него явился вопрос: к чему и зачем? Разве его этим проберешь? Разве он поймет что-нибудь, что не касается его пользы или самолюбия? Он пришел к нему, чтобы защитить свою шкуру; об ней только он сейчас и думал. Когда Восьмаков прервал свои уверения, Мельников сухо проговорил:

– - Там как дело выйдет, -- может быть, совсем ничего сказать не придется.

– - Вам будет главный вопрос, и вам вся вера. Мне Степан Иваныч говорил, что в вас все дело… Так вы уж, пожалуйста.

Мельников промолчал.

– - А насчет вашего дяди я подумать не знаю что… Какая ему земля и на что она? Ему всей земли три аршина… Ни детей, никого, чего ему еще не хватает. Да другие свою отдали бы, не то чтобы отбивать.

И, не получив ничего в ответ, Восьмаков опять запросил:

– - Так как же, Костинтин Иваныч? Не забудете? Может когда я пригожусь. Как-никак, мы односельцы, в одном обществе живем. Не знаем, кому в ком нужда откроется

Мельников пожал плечами, не отдавая себе отчета, что-то буркнул Восьмакову, но тот и этим удовлетворился и ушел, а Мельников пошел к двору. У двора на завалинке ожидал его Протасов. Когда Мельников подошел к нему, Протасов весело сказал:

– - А я кое-что новенького узнал.

– - Что такое?

– - Насчет нашего выдела; многие сговариваются завтра от следователя сходить в землеустроительную и записаться на выдел.

– - Кто же это?

– - Быков, Васин да еще кое-кто. Они говорят: оттого все зло в деревне, что люди намозолили друг дружке глаза. Везде вместе, в праздник вместе, в покос вместе, на сходке вместе, все друг в дружке видят, -- ни почета никакого, ни уважения. А как разойдутся по отрубам, любезней станут.

– - Неужели правда, так и говорят?

– - Болтают, а там кто их знает. Може, кто один заправляет. Только если так, то это очень хорошо выйдет: эти старики пойдут, вся деревня не удержится, и тогда выделим общее пастбище. Вот скорей бы Харитон Петров выздоравливал.

– - Когда так, и без него дело сделается.

– - Сделается, да не так. Он больше других понимает, что как лучше будет, а то его нет, вы уедете, много бестолочи произойдет…

XXX

Следователь держал охапкинцев целый день. Опрос был длинный, подробный, некоторых вызывали по нескольку раз. Наконец все были допрошены, и следователь проговорил:

– - Ну, можете ехать домой, да живите посмирнее, а вы двое, -- отделил он Андрея Егорова и Восьмакова,--- останетесь.

– - А нам зачем же оставаться, ваше благородие? -- весь красный, спросил Восьмаков, уставляясь в спокойное и сытое лицо судебного следователя.

– - Вас я арестую.

– - За что же?

– - Сами знаете…

Андрей Егоров стоял молча, беспомощно моргая своими выцветшими глазами. Восьмаков же точно весь налился ртутью. Все в нем прыгало -- и глаза, и щеки, суетливо двигались руки. Он не своим голосом часто забубнил, спеша как можно больше выпустить слов:

– - Ваше сокородие, за какое же дело? При чем же тут я? Я ни к чему не касался. Андрей Егоров хоть отбивал себе землю, а я к этому в стороне. Если я с Андреем Егоровым компанию водил, так мы с ним сызмальства приятели.

– - Вот вы по-приятельски-то и сделали это.

– - Что мы сделали? Если я косил у него, так по найму. Меня наняли, я и пошел. Потом я не один. Нас пять человек. Отчего же тех не сажают в тюрьму?

– - Те Костина ни на что не подбивали.

– - А мы подбивали?

– - Он показывает, и другие свидетели подтверждают.

– - Неправда это.

– - Мне показывают. А там какие показания будут на суде, суд и решит. Подтвердится -- вас обвинят, не подтвердится -- оправдают.

– - Это до суда и сидеть? -- ужаснулся Восьмаков. -- Ваше сокородие, будьте милостивец!..

Восьмаков вдруг упал перед следователем на колени и плаксиво стал умолять отпустить его. Следователь неприятно поморщился и кивнул вызванным им полицейским: