Константин Путилин - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

• Название: Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]
• Автор: Константин Путилин
• Жанр: Биографии и Мемуары

 В первый том вошли исследовательские и архивные материалы об известном российском полицейском И.Д. Путилине, посвятившем свою жизнь сыскному делу и прошедшем путь от канцелярского служащего до начальника сыскной полиции Санкт-Петербурга. Включены также мемуарные источники, воспоминания сына И.Д. Путилина - Константина, сделанные по записям отца, и записки В.М. Шевлякова. В книге использованы архивные материалы Центрального государственного исторического архива РФ (ЦГИА СПб.) и Центрального государственного исторического архива С.-Петербурга.

 Книга предназначена для работников МВД, а также для всех интересующихся историей работы полиции.

---

— И вы так и сделали?

— Так и сделали.

— Расскажи же подробно, как вы, изверги, совер­шили ваше преступление.

— Как-то раз зашел в питейное заведение покойничек. Мы четверо: я, Иван Васильич Калин, Спиридонов и подручный Егор Денисов начали предлагать ему место, говоря, что близ Мятлевских дач, в Лиговском парке, требуется, дескать, человек опытный, знающий, для присмотра за рабочими. «Жалованье чудесное тебе дадут!» — уверяли мы. Раз­горались глазки у Шахворостова. «Что ж, — говорит, — братцы, я согласен. Поедемте. Вот только домой за аттестатами схожу». И ушел. А мы радоваться начали: вот когда, мол, попался ты на удочку! Это почище дурману будет!.. Вернулся скоро Шахворостов. Отпра­вились мы все на Петергофский вокзал и поездом в десять часов утра поехали на Лигово. Я поехал в другом вагоне, а Шахворостов ехал вместе с Калиным, Спиридоновым и Денисовым.

— Почему же ты ехал отдельно? — спросил я.

— Чтобы не попадаться на глаза Шахворостову, — ответил Шаров. — Он, так вам скажу, недолюбливал меня, подозрительно ко мне относился...

— Что же, вооружены чем-нибудь вы были?

— У Ивана Васильевича Калина нож был. Когда Шахворостова пригласили ехать в Лигово, он вынул нож складной, с черным черенком, и остро-преостро наточил его на бруске. Все о ноготь свой пробовал, остро ли нож режет... Когда приехали мы в Лигово, то они повели Шахворостова к Кушелевой даче, я же, хоронясь, издали за ними следовал. Смотрю: повернули они все в лес... Я тайком за ними. Иду тихо, осторожно, словно зверя какого выслеживаю. Вот как, примерно, на охоте, когда облаву устраивают. Только скрылись они от моих глаз — в густоту лесную, должно, зашли. Прошло, примерно, минуты две. Вдруг страшный крик донесся до меня. Хоть и ожидал я, ваше превосходительство, такое окончание дела, а все же, поверите, от крика этого словно очумел. Таково жалостно закричал Шахворостов, ну вот словно из него жилы вытягивали! Бросился я бегом туда, откуда крик раздался. Прибежал, смотрю: лежит это Шахворостов уже уби­тый, зарезанный, а кровь из раны так и льет, так и льет! Руками-то, бедняга, еще как будто землю роет, а Иван Васильевич, Спиридонов да Денисов на него хворост да древесный сор сыплют... Когда я прибежал туда, вдруг все всполохнулись: близко, совсем близко послышался звук лошадиных копыт. Бросились тогда все наутек. Побежал и я. Смотрю: на дороге лежит сумка, черная, клеенчатая. Схватил я ее и еще пуще побежал. Выбежав из леса, остановился передохнуть. Как раз в эту минуту по дороге, в саженях примерно пятидесяти от места убийства, проезжал английский посланник. Я сразу узнал его, по­тому у господ наших всего насмотрелся. Когда ка­рета проехала, дошел я до речки и выкупался. Больно уж жарко да и не по себе мне было. Выкупавшись, пошел я по шоссе пешком в Петербург, куда и прибыл около семи часов вечера. Как пришел, прямо направился в заведение Ивана Васильевича, отдал ему сумку и выпил осьмушку водки. Потом в баню отправился. Из бани вернулся в заведение и спраши­ваю Кабина: а сколько, примерно, в сумке капиталов находится? «Шестьсот рублей» — отвечает Калин. На другой день пришел я к нему и говорю: «Ой врешь, Иван Васильевич, не может того быть, чтобы у Шахворостова так мало денег было.». А Калин тогда засмеялся и сказал, что он пошутил, что денег оказалось шесть тысяч.

— Сколько же ты получил из них за свою облаву? — спросил я Шарова.

— Не много, — с горечью и досадой в голосе ответил он. — Он сразу после убийства стал выпрова­живать меня и Спиридонова из Петербурга. «Уезжайте, — говорит, — куда-нибудь, а то ведь, дурачье, проболтае­тесь». Он дал всего тридцать рублей. Поехал я в Москву. Пробыл я там около трех месяцев. Оттуда писал Калину о нужде моей, но он ничего мне не прислал. Вернувшись в Петербург, стал наведываться к нему. В первый раз дал он мне всего 8 рублей, а потом выдавал все по грошам, когда тридцать, когда двадцать копеек.

— Сколько всего было денег в сумке Шахворостова? — допытывались у Шарова.

— Спиридонов перед моим отъездом в Москву рассказывал мне, что Калин в сумке зарезанного нашел более тринадцати тысяч.

На основании показаний Шарова все соучастники этого варварского злодеяния были разысканы и аре­стованы.

Я вздохнул свободно. Одним раскрытым преступлением было больше в мрачной и кровавой уго­ловной хронике. Кровь убиенного нашла себе отомщение.

МЕРТВАЯ ПЕТЛЯ

Это дело было в 1870 году. Весь Петербург был страшно взволнован двумя таинственными и страш­ными преступлениями, причем общественное мнение было особенно заинтриговано и напугано однородностью этих убийств. И в первом, и во втором убийствах орудием преступления явилась мертвая петля.

В Петербурге стали ходить тревожные слухи о том, что появились какие-то таинственные убийцы-удушители, с поразительной ловкостью набрасывающие мертвую петлю на шеи своих жертв.

Наше общество, зачитывающееся уголовными рома­нами, английскими и французскими, было настроено, так сказать, мистично-уголовно. В любом запутанном и сложном преступлении ему представлялись особые скрытые ужасы, рисовались образы полулегендарных «героев-убийц», рисовалась картина «правильно организованной корпорации рыцарей крови и ножа».

Это было трудное и ответственное время для нашей сыскной полиции. Взоры всего общества с надеждой и верой при всяком преступлении обращались на нас, настоятельно требуя немедленного распутывания уголовного клубка. И мы, чтобы не обмануть общественного доверия, должны были быть действительно на высоте нашего призвания, быть особенно энергичными, прозорливыми, быстрыми при разрешении труднейших криминальных происшествий.

К числу этих, безусловно, запутанных и темных происшествий должны быть отнесены и дела со страш­ной «мертвой петлей», которая навела панический страх на петербургских обывателей.

Ранним утром 25 ноября городовой Анцев, обходя Семеновский плац, нашел посреди плаца труп неизвестного мужчины, лежащий на снегу вниз лицом. Руки несчастного были вытянуты вдоль туловища. Го­родовой немедленно сообщил в квартал о страш­ной находке. При осмотре трупа врачом и местной полицией было обнаружено, что на шее покойного на­ходится туго затя­нутая так называемая «мертвая петля». Эта петля была сделана из крепкой бечевки. В кармане была найдена колода засаленных карт и не­сколько иголок. При более тщательном осмотре трупа на среднем пальце правой руки покойного были усмо­трены наколы, по-видимому от иголки.

На основании этих данных заключили, что уду­шенный принадлежит к цеху портных или обойщиков. Однако это предположение не подтвердилось, оказалось ошибочным: вызванные полицией портные и обойщики со всего Петербурга не признали в покойном знакомую личность.

Дело усложнялось. Не было ни малейшего следа к выяснению не только личности убийцы, но и убитого. Кто он? Как попал он на Семеновский плац? По­чему у него в кармане карты и иголки? Кто убийца? Кругом на снегу было множество следов, но ведь плац — место, по которому проходят многие.

В таком виде дело поступило ко мне в сыск­ную полицию. Я прежде всего призвал к себе агента и отдал ему такой приказ: — Вы переоденьтесь в соответствующий костюм, то есть как можно более рваный, и отправьтесь в самые темные и грязные притоны, где ютятся столичная рвань и мазурики. Особенно не забывайте домов терпимости и ночлежек. И в тех и в других местах мазурики любят «распоясы­ваться» и под влиянием алкоголя и разврата хвалятся своими подвигами, выбалтывая свои похождения. Вни­мательно всматривайтесь, а главное, вслушивайтесь. Я твердо верю, что только этим путем мы найдем ключ к разгадке таинственного преступления на Семеновском плацу. Такие же инструкции я дал и другим агентам сыскной полиции. Всюду, где собирались подонки столичного пролетариата, находились представи­тели сыскной полиции.

И вот в то время, когда сыскное следствие было в полном ходу, случилось второе, однородное преступление. 12-го декабря на Преображенском плацу был обнаружен труп новой жертвы таинственной «мертвой петли». Тот же узел из крепкой бечевки на шее, те же судорожно вытянутые вдоль туловища руки, то же страдальческое выражение лица. Обнаружение второй страшной находки, подобно первой, сделалось достоянием газет, и вот тут-то паника овладела петербургскими обывателями с новой силой.

Я с особым старанием приналег на дело о «мертвой петле». Вера в мой план начинала мало-помалу подкрепляться. Один из агентов мне донес, что, находясь в одном из притонов, особенно охотно посещаемом петербургскими мазуриками, он уловил слух, что какой-то Захарка рассказывает своим приятелям, будто он вместе с каким-то Ефремкой задушил и ограбил на Семеновском плацу человека.

Это была первая путеводная нить к таинственному клубку. Ухватившись за нее, я отдал вторичный приказ о розыске неведомых Захарки и Ефремки.