Борис Минаев - Ельцин

• Название: Ельцин
• Автор: Борис Минаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03398-6

Уникальность этого биографического исследования определяется уже самой темой — новая книга серии «ЖЗЛ» посвящена первому президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину. В этом человеке странным образом уживались два начала, которые и определяли к нему отношение в эпоху перелома. Одна часть людей видела в нем выдающегося строителя новой России, другая — разрушителя великого государства. Но кем бы он ни был на самом деле, одно не подлежит сомнению: Ельцин был востребован самой историей.

---

Помощники показали ему свою записку с возражениями. Чубайс руками изобразил реакцию на нее президента: разорвать и выбросить.

В 19.4 °C. Шахрай взял записку и пошел к А. Коржакову. Коржаков был у Ельцина, и Шахрай оставил ему записку, расписавшись.

В 20.15 приехали Л. Пихоя и А. Ильин. Президент уехал на дачу, распорядившись, чтобы В. Илюшин к 23 часам привез ему Указ.

К 22.30 записка (без Указа) была готова. В ней, в частности, говорилось: “Указ не получился, потому что правовых обоснований нет. Кроме того, Указ — реакция на постановление Думы неадекватными реальной опасности средствами… В случае принятия Указа нависает угроза гражданской войны”. Подписали В. Илюшин, Г. Сатаров, Ю. Батурин, М. Краснов, Л. Пихоя, С. Шахрай.

В 22.50 В. Илюшин позвонил на дачу президенту, чтобы передать докладную записку. Ельцин с ним говорить отказался. Решили, что Илюшин не должен ехать, чтобы не выпускать документ из рук. Он пошел в свой кабинет дожидаться утра. Президент приехал в Кремль в 5.45. В 5.50 Илюшин вошел к нему в кабинет, положил на стол записку помощников. Ельцин спросил: “Кто подписал?”

Илюшин перечислил.

Ельцин остался один. Накануне он назначил совещание с силовиками на 6 утра.

Через пятнадцать минут началось совещание».

За столом в кабинете президента сидели Ельцин, Черномырдин, Куликов, Барсуков, напротив Сосковец, Илюшин, Коржаков и Егоров. Кроме того, на совещание были приглашены руководители московской милиции.

Накануне Барсуков и Коржаков согласовали с Ельциным план, по которому 17-го числа ближе к вечеру здание Госдумы было занято подразделениями ОМОНа и ГУО (Главного управления охраны). Всего, по оценкам свидетелей, в нем оказалось около полутора сотен человек с оружием. Всех служащих и депутатов, которые находились в этот момент в здании, оттуда выдворили…

По коридорам Госдумы гуляли милиционеры с собаками. Объявлено, что в здании на Охотном Ряду заложена бомба. Здание оцепили. А в Москву уже входили дополнительные силы, внутренние войска МВД.

Однако жесткое сопротивление почти всех, кто должен был выполнять его распоряжение, заставило Ельцина приостановить запущенную машину. Он колебался.

Возвращаюсь к воспоминаниям А. Куликова:

«Заходим в кабинет. Президент еще мрачнее, чем был накануне. Ни с кем не поздоровался. Когда сели, я спросил: “Борис Николаевич, разрешите доложить?” — “Нет. Садитесь, я не с вас хочу начать, — Ельцин сразу обозначил свое отрицательное отношение ко мне, — я сейчас послушаю московских…” А Коржаков тем временем подсовывает ему под руку записочку с именами-отчествами милицейских генералов (двоих однофамильцев министра внутренних дел — начальника ГУВД Москвы генерал-полковника милиции Николая Куликова и его коллеги из Московской области генерал-полковника милиции Александра Куликова. — Б. М.). Ельцин прочел ее и поднял с места начальника ГУВД Московской области: “Доложите, Александр Николаевич, как идет подготовка!” Тот сообщил о работе, которая уже проведена: “В соответствии с полученной от министра задачей произведен расчет сил и средств, взяты под охрану объекты, 16 тысяч человек задействованы, требуются дополнительно еще как минимум 13 тысяч”.

Президент с деланым удовлетворением на лице: “Ну вот, хорошо идут дела в Московской области, не то что в Министерстве внутренних дел!..”

…Я ожидал, что именно сейчас президент перевернет лист на столе (Куликов считал, что вопрос о его увольнении уже был готов. — Б. М.) и подпишет указ о моем освобождении. После тяжелой паузы Ельцин произнес, как мне показалось, через силу: “Да, их нужно разогнать. Мне нужны два этих года. Указ готов к подписанию. Проблему решим, наверно, так: поэтапно… Помещение Госдумы и компартии пока не занимать! Сегодня я буду говорить со Строевым и с Лужковым. Идите. Ждите команды”.

Когда Ельцин это сказал, я понял, что ничего страшного уже не случится. У президента хватило мудрости перешагнуть через себя, через свой характер. Он понял, что затея может кончиться трагически, что его пытаются использовать. Я не сомневался, что ельцинская фраза: “Ждите команды” — это уже слабый отголосок пролетевшей грозы. Последними раскатами грома были и начатое блокирование здания Госдумы, и объявление, что оно заминировано. Но уже около 8.00 Крапивин (начальник Главного управления охраны), позвонивший мне в министерство, начисто рассеял все мои сомнения: “Дана команда думцев запускать!”».

А теперь обратимся к воспоминаниям самого Ельцина об этих двух днях:

«…Честно говоря, тогда казалось, что необходимы жесткие, решительные шаги. Ясно было, что начинается война нервов.

Александр Коржаков тоже нашел свою “предвыборную технологию”. “С трехпроцентным рейтингом бороться бессмысленно, Борис Николаевич, — говорил он. — Сейчас упустим время за всеми этими предвыборными играми, а потом что?”

Чего греха таить, я всегда был склонен к простым решениям. Всегда мне казалось, что разрубить гордиев узел легче, чем распутывать его годами. На каком-то этапе, сравнивая две стратегии, предложенные мне разными по менталитету и по подходу к ситуации командами (важные слова, обратите на них внимание. — Б. М.), я почувствовал: ждать результата выборов в июне нельзя… Действовать надо сейчас!

Я решился и сказал сотрудникам аппарата: “Готовьте документы…” Началась сложная юридическая работа. Был подготовлен ряд указов, в частности, о запрещении компартии, о роспуске Думы, о переносе выборов президента на более поздние сроки. За этими формулировками — приговор: в рамках действующей Конституции я с кризисом не справился…

В 6 утра состоялось закрытое совещание с участием Черномырдина, Сосковца, силовых министров, главы администрации Николая Егорова. Я ознакомил всех с этим планом…

Неожиданно резко против этого плана высказался Анатолий Куликов, министр внутренних дел. “Компартия, — сказал он, — в половине регионов России контролирует местную законодательную власть…”».

Далее Ельцин довольно подробно приводит контраргументы Куликова, с которыми мы уже знакомы. Продолжаю цитату:

«Ту же позицию занял и Черномырдин, сказав, что не понимает, чем вызвана необходимость столь резких и необратимых ходов.

Но большинство участников этого утреннего совещания поддержали идею переноса выборов. “Борис Николаевич, — говорили мне, — вы же не отказываетесь от выборов, вы только переносите их на два года, поэтому обвинить вас в нарушении демократических принципов нельзя. Народ не хочет никаких выборов. Все привыкли к вам. И с коммунистами можно покончить только решительными действиями… Сейчас, может быть, тот самый благоприятный момент, когда это можно сделать. У вас пошел рейтинг вверх, за вами все пойдут”.

Наконец, я сказал: “Все понятно. Большинство — ‘за’. Совещание закончено. Идите, я подумаю сам”.

Оставшись один, я всё обдумал: решать надо сейчас, в течение суток… Опять почувствовал этот внутренний холод: я один должен принять решение и один отвечать за него.

Пока я находился в кабинете, Таня позвонила Чубайсу, позвала его в Кремль. “Папа, ты обязан выслушать другое мнение. Просто обязан”, — сказала она. И я вдруг понял: да, обязан…»

Далее Б. Н. кратко пересказывает свой разговор с Чубайсом.

«“Борис Николаевич, — сказал он. — Это не девяносто третий год. Отличие нынешнего момента в том, что сейчас сгорит первым тот, кто выйдет за конституционное поле… Это безумная идея — таким образом расправиться с коммунистами. Коммунистическая идеология — она же в головах у людей. Указом президента новые головы не приставишь. Когда мы выстроим нормальную, сильную, богатую страну, тогда только с коммунизмом будет покончено. Отменять выборы нельзя”.

…Мы разговаривали около часа.

Я возражал. Повышал голос. Практически кричал, чего вообще никогда не делаю.

И все-таки отменил уже почти принятое решение. До сих пор я благодарен судьбе, благодарен Анатолию Борисовичу и Тане за то, что в этот момент прозвучал другой голос — и мне, обладающему огромной властью и силой, стало стыдно перед теми, кто в меня верил».

Рассказывает Татьяна, дочь Ельцина:

— Рано утром, до того как папа назначил совещание, я зашла к нему в кабинет. Может быть, впервые в жизни я так отчаянно просила, даже умоляла его выслушать другую позицию, отличную от его собственной. И он принял Чубайса именно тогда, утром. Но после совещания.

Логика тех, кто отчаянно сопротивлялся уже принятому решению Ельцина (отдадим должное их смелости и принципиальности), была, так сказать, сугубо негативной: этого делать нельзя, потому что это опасно. Грубо говоря, они пытались напугать Ельцина.

Именно такую логику он и не принимал. Не хотел принимать.

Чубайс говорил с ним о другом. О том, что Ельцин обязательно выиграет эти выборы, если захочет, о том, что «когда мы выстроим нормальную, сильную, богатую страну, только тогда с коммунизмом будет покончено». Опасность отмены выборов он аргументировал иначе. В стране, где выборы отменяют, переносят, переформатируют в зависимости от политической ситуации, демократию не построишь.