Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела

• Название: Жизнь за ангела
• Автор: Наталья Соловьёва
• Жанр: Исторические любовные романы

Вторая мировая война унесла более 50-ти миллионов жизней. Из них 20-ти миллионов русских и граждан СССР, более 10 миллионов европейцев,около 6 миллионов немцев (из них 4 миллиона солдат). Точные цифры никогда не удастся сосчитать.

Герой данной повести, кто он? Наверное просто человек, чья судьба одна из многих, закончившихся трагически. Попав под колесо истории он был им раздавлен, сорван с дерева жизни как осенний листок. Можно ли его винить, что осознавая весь ужас происходящего он не мог ничего изменить?

---

 Был вечер в феврале. Мы сидели в одной избе, погода была ужасная, за окном мела метель, кружилась вьюга. Чтобы согреться принесли дрова, натопили печку, после чего попытались настроить старый приемник, который у нас был. Послышался треск, шипение, голос диктора на русском передал вечернюю сводку информбюро, а потом зазвучала  песня:

 Вьется в тесной печурке огонь,
 На поленьях смола как слеза…

 Это была «Землянка»! Я впервые ее услышал, она была такой теплой и мелодичной, что я невольно заслушался. Мне действительно понравилась эта песня, особенно строчки: «до тебя мне дойти не легко, а до смерти четыре шага», они запали мне в душу. Как мне хотелось сейчас быть с любимой девушкой! Как хотелось, чтобы она меня ждала! Но у меня никого не было, и вместо этого в сердце была пустота, которая отзывалася болью.

 - Опять русские какую-то песню транслируют, – сказал Гельмут

 - О чем они поют? – спросил Вильгельм.

 - У нас же переводчик есть, Ганс! Переведи, о чем там поется,– попросил Алекс.

 - Что интересно? - спросил я приятелей.

 - Конечно, интересно! – завопили все хором, - О чем там поют большевики?

 - Эх вы! Русский знать надо! - ответил я им.

 - Это ты у нас специалист, – вставил Пауль.

 - Хорошо, переведу. Эта песня про землянку, в которой горит огонь. Гармонь поет про любимую девушку, про улыбку ее, глаза.  Девушка эта далеко и дойти до нее не легко, а до смерти четыре шага. Любовь ее, Ивана согревает - вот весь смысл текста, если дословно. Понятно? Есть еще некоторые слова и выражения, которые на немецкий просто не переводятся.

 - Красиво! Мне бы тоже сейчас к девушке, я бы не отказался, чтобы она меня согрела, - вздохнул Алекс.

 - Значит, выходит, что все мы думаем об одном и том же?

 - Выходит что да. И охота вам здесь воевать с большевиками, сдыхать только потому, что так фюреру захотелось?

 - Я даже не знаю, – сказал Петер,– но я все еще верю в нашу победу, и готов сражаться как лев.

 - А я уверен, - сказал я, – что русских нам не победить. А знаешь почему? Они за Родину воюют и своей земли не отдадут. А мы за что? Дали нам под Москвой и еще дадут, не сомневайся. Так как русские воюют, нам еще учиться надо.

 - С этим я согласен, – поддержал меня Алекс. – Слышал, как они нам глотки зубами перегрызают.

 - Знаю, в нем русская кровь течет. Что не так? Может, сдаться в плен к большевикам хочешь? Давай! – прошипел Пауль.

 - Если бы хотел, давно бы сдался! В Сибирь не хочу, пусть лучше меня убьют. В НКВД все равно расстреляют.

Глава 16

 В эту ночь нам снова предстояло отправиться на задание, проникнуть в тыл. Надев трофейную одежду, мы совсем стали похожи на русских, и от бойцов Красной Армии нас было не отличить.

 - Ну вот! Совсем как большевики! - шутил  Вилли.

 - Ганс, тот больше всех похож, не отличишь, – добавил Пауль.

 Все разразились веселым смехом.

 - Удачи вам! – напутствовал нас командир подразделения.

 Подобравшись к селу, которое было занято русскими, мы укрылись за углом, стоящего крайним здания. Остановившись, внимательно осмотрелись. Вокруг  везде были русские солдаты, их было много, повсюду слышалась русская речь.

 - Так кучами все и ходят. Что будем делать? – спросил лейтенант, старший группы, Карл Лейбниц. – Всем нельзя, слишком опасно. Какие будут соображения?

 Я предложил:

 - Сейчас темно, смешаемся с общей массой, может быть не заметят?

 - Идея! Думаешь, сработает? Давай, только осторожно. Вы идите втроем, мы за вами  в случае чего вас страхуем.

 - Держатся всем вместе,– сказал я товарищам. – Рот открывать буду я, остальным молчать. Все ясно? Наша задача попытаться взять «языка». Ганс, - сказал Шварцу, - прикинешься раненным, мы идем в госпиталь.

 - Понял.

 Выйдя на дорогу, мы смешалися с общей массой. Ганс Шварц хромал, изображая раненного. Вдруг нас остановил один из офицеров.

 - Стой! Кто такие? Куда идем?

 - Разрешите доложить, старший лейтенант Игорь Плотников. Идем в госпиталь. Тут рядовой Петренко ногу подвернул, поскользнулся неудачно.

 Капитан посмотрел на нас подозрительно.

 - Ваши документы?

 - Какие документы? Твою мать! Не видишь человеку плохо?! Я же сказал в госпиталь надо!

 Ты что, каждого будешь проверять?! Ох…ли что ли все бл…ь  в самом деле?!

 В ход пошла отборная порция русского мата, который я только знал! 

 - Чего орешь?! – капитан потерял  всякую бдительность. – Ладно, хрен с вами. Некогда мне, катитесь быстрей отсюда, чтоб я вас не видел к чертовой матери. Госпиталь там! – он указал направление.

 - Ты лучше нас проводи, отсюда не видно, точнее покажи, а то тут домов много, я заблужусь. Темно же!

 Капитан тоже выругался.

 - Ступайте за мной, сейчас покажу. Надоели вы мне!

 Мы зашли за какое-то здание, остановились, поблизости никого не оказалось.

 - Вон там, за тем домом. Понял? Ты еще направо сверни, первое здание.

 - Хорошо, теперь понял, найдем.

 Улучив момент, один из наших ребят ударил офицера прикладом по голове, тот охнул, осел, и рухнул на землю.

 - Пауль, ты хоть его не убил?- спросил я несколько испугавшись. – Аккуратнее надо придурок.

 Тот наклонился.

 - Живой, дышит. Кляп ему в рот, пока не очнулся, если придет в себя заорет - мы пропали.

 Осторожно мы потащили добычу к лесу, по пути встретились с товарищами. На краю села нас заметили, открыли огонь, но нам удалось скрыться.

 Дотащили мы капитана, до наших позиций, свалили в сарае. В помещении он открыл глаза, осмотрелся.

 - Где это я? Что происходит?

 - Вы в плену, – отвечал я спокойно на русском.

 - А-а-а гадина! Сволочи! Не раскусил я вас. Ты, гаденыш, откуда русский знаешь? Русский что ли?

 - Нет, я немец. Хотя русские корни у меня есть. Сейчас вы будете отвечать на наши вопросы. Как вас зовут?

 - Пошли вы! Ничего я вам не скажу. Сдохните вы все твари, всех вас перебьем рано или поздно! Слышишь?! Всех! Не видать вам Москвы как своих ушей. Во-о-о! Видали?! – он показал нам фигу, после чего его стошнило, и он наблевал прямо на пол.

 - Вот, я же говорил аккуратней! Кажется у него сотрясение. Только блевотины нам здесь еще не хватало! – высказал я. - Этот вряд ли что-нибудь скажет, знаю я таких.

 - Ничего, в штабе ему язык развяжут, – сказал Пауль. – Надо доложить командиру, что пришел в себя.

 В конце февраля, был случай, что меня отправили на разведку одного. В километрах двух примерно от населенного пункта, где мы занимали позиции, был какой-то поселок, очень маленький, хутор в несколько домов и надо было узнать есть ли там русские, хотя большого стратегического значения он не имел.

 Дело было вечером, шел снег, мела метель. Пробравшись к месту по глубокому снегу, через лесополосу я увидел дома, в одном из них горел свет. Вокруг темно, тишина и ни единой живой души. Осмотревшись, я осторожно подошел к калитке, забрался во двор, постучал в дверь и спрятался, держа оружие наготове.

 - Кто там? – послышался голос.

 - Откройте! – сказал я на русском.

 Дверь открыла женщина, лет двадцати. Набросившись на нее сзади, я зажал ей рот, чтобы не закричала.

 - Тихо! Т-с-с-с! – показал ей пальцем, приложив его к губам. – Ты одна?

 Женщина кивнула и моргнула глазами. Я втащил ее в избу.

 - Ты кто? – она испуганно посмотрела на меня, но видимо еще не поняла кто я, поскольку на мне был белый маскировочный халат с накинутым сверху капюшоном.

 - Не бойся. Русские в селении есть?

 - Нет никого. А ты кто такой? Откуда?

 Я снял капюшон и накидку. Женщина вскрикнула.

 - Ай! А-а-а-а! Ты что немец?

 - Тише! Чего кричишь? Не трону я тебя, дура!

 - У меня ребенок! – она заплакала.

 - Да не плачь ты, сказал не трону я тебя. Нужна ты мне... Замерз я. Дай мне поесть, хоть чего-нибудь и одежду высушить.

 Я прошел в комнату, там было тепло, топилась печка, сняв с себя верхнюю одежду, я бросил ее на нее сушиться. Взял несколько полениц, подкинул дров, присел к огню, пытаясь согреть свои озябшие руки.

 - Тебя как зовут?

 - Оксана.

 - Меня Ганс. Будем знакомы. Вот что Оксана, дай мне поесть. Я останусь здесь на ночь, а утром уйду. Поняла? Ты точно одна?

 - Одна, там ребенок спит.

 Он принесла немного хлеба, картошки, соленых огурцов кусочек сала, молока.

 - Извини, больше у меня ничего нет, мне даже ребенка кормить нечем.

 - Хорошо, это тоже пойдет. Спасибо.

 Я поел немного картошки, выпил молока, мне стало лучше. От тепла разморило. До утра меня не хватятся, если утром вернусь, то все будет в порядке. В конце концов, не плестись же мне обратно в такую метель, да еще в мокрой одежде. Мне хотелось заночевать в теплой  постели.