Лоренс Стерн - Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

• Название: Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена
• Автор: Лоренс Стерн
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1968

Шедевром Стерна безоговорочно признан «Тристрам Шенди» (Life and Opinions of Tristram Shandy, Gentleman). На первый взгляд роман представляется хаотической мешаниной занятных и драматических сцен, мастерски очерченных характеров, разнообразных сатирических выпадов и ярких, остроумных высказываний вперемежку с многочисленными типографскими трюками (указующие пальцы на полях, зачерненная («траурная») страница, обилие многозначительных курсивов). Рассказ постоянно уходит в сторону, перебивается забавными и порою рискованными историями, каковые щедро доставляет широкая начитанность автора. Отступления составляют ярчайшую примету «шендианского» стиля, объявляющего себя свободным от традиций и порядка. Критика (прежде всего С.Джонсон) резко осудила писательский произвол Стерна. На деле же план произведения был продуман и составлен куда более внимательно, чем казалось современникам и позднейшим викторианским критикам. «Писание книг, когда оно делается умело, — говорил Стерн, — равносильно беседе», и, рассказывая «историю», он следовал логике живого, содержательного «разговора» с читателем. Подходящее психологическое обоснование он нашел в учении Дж.Локка об ассоциации идей. Помимо разумно постигаемой связи идей и представлений, отмечал Локк, бывают их иррациональные связи (таковы суеверия). Стерн разбивал крупные временные отрезки на фрагменты, которые затем переставлял, сообразуясь с умонастроением своих персонажей, от этого его произведение — «отступательное, но и поступательное в одно и то же время».

Герой романа Тристрам — вовсе не центральный персонаж, поскольку вплоть до третьего тома он пребывает в зародышевом состоянии, затем, в период раннего детства, возникает на страницах от случая к случаю, а завершающая часть книги посвящена ухаживанию его дядюшки Тоби Шенди за вдовой Водмен, вообще имевшему место за несколько лет до рождения Тристрама. «Мнения» же, упомянутые в заголовке романа, по большинству принадлежат Вальтеру Шенди, отцу Тристрама, и дядюшке Тоби. Любящие братья, они в то же время не понимают друг друга, поскольку Вальтер постоянно уходит в туманное теоретизирование, козыряя древними авторитетами, а не склонный к философии Тоби думает только о военных кампаниях.

Читатели-современники объединяли Стерна с Рабле и Сервантесом, которым он открыто следовал, а позже выяснилось, что он был предвестником таких писателей, как Дж.Джойс, Вирджиния Вулф и У.Фолкнер, с их методом «потока сознания».

---

— А я другого мнения, — проговорил отец.

Глава XXX

— Нет, я думаю, что не сказал ничего такого, — возразил отец в ответ на вопрос, который позволил себе задать Йорик, — не сказал в Тристрапедии ничего такого, что не было бы столь же ясно, как любое положение Эвклида. — Подай-ка мне, Трим, вон ту книгу с моего бюро. — Я уже не раз собирался, — продолжал отец, — прочитать ее вам, Йорик, и моему брату Тоби; признаться, меня даже немного мучит совесть, что я так долго откладывал. — Хотите, прочтем сейчас одну-две коротеньких главы, — одну-две главы после, когда представится случай, и так далее, пока не дойдем до конца? — Дядя Тоби и Йорик поклонились в знак согласия; капрал тоже сделал почтительный поклон, приложив к груди руку, хотя отец и не обращался к нему. — Все улыбнулись. — Трим, — сказал отец, — сполна заплатил за право оставаться до конца представления. — — — Пьеса ему, кажется, не понравилась, — заметил Йорик. — Ведь это просто одно шутовство, с позволения вашего преподобия, этот бой капитана Трипе с другим офицером, — зачем им понадобилось выкидывать столько фокусов? — Французы, правда, любят подчас подурачиться, — но это уж чересчур.

Дядя Тоби никогда еще не испытывал такого внутреннего удовольствия, как то, что доставили ему в эту минуту замечания капрала и его собственные; — он закурил трубку, — — — Йорик пододвинул стул ближе к столу, — Трим снял нагар со свечи, — отец помешал огонь, — взял книгу, — кашлянул дважды и начал:

Глава XXXI

— Первые тридцать страниц, — сказал отец, перелистывая книгу, — немного суховаты, и так как они не имеют прямой связи с предметом, — мы их на этот раз опустим. Это введение, которое служит предисловием, — продолжал отец, — или предисловие, которое служит введением (я еще не решил, как я его назову), относительно политического или гражданского управления, основы которого надо искать в первоначальном союзе мужчины и женщины для произведения потомства; я как-то незаметно углубился в эту тему. — Это естественно, — сказал Йорик.

— Первоначальная форма общества, я в этом убежден, — продолжал отец, — такова, как нам говорит Полициан[276], то есть это попросту брачный союз; это всего только сожительство одного мужчины с одной женщиной, — к которым философ (в согласии с Гесиодом[277]) присоединяет слугу; но так как, надо полагать, слуги тогда еще не родились, — — — то он закладывает общество на мужчине — женщине — и быке. — — — Я думаю, воле, — заметил Йорик, приводя соответствующее место (οικον μεν πρωτιστα, γυναικα τε, βουν τ’ αροτηρα[278]). Бык доставил бы больше хлопот, чем пользы. — — — Есть и более веский довод, — сказал отец (макая перо в чернила), — ведь вол, будучи животным самым терпеливым и в то же время наиболее пригодным для вспашки земли и доставления супругам пропитания, — являлся самым подходящим во всей вселенной орудием и символом для новобрачных. — Есть еще более сильный довод, — заявил дядя Тоби, — в пользу вола. — Отец не решился вынуть перо из чернильницы, не выслушав довода дяди Тоби. — Ведь когда земля была вспахана, — сказал дядя Тоби, — и ее стоило огородить, участок стали обносить валами и окапывать канавами, и таким образом положено было начало фортификации. — Верно, верно, дорогой Тоби, — воскликнул отец, зачеркнув быка и поставив на его место вола.

Отец сделал Триму знак снять нагар со свечи и снова взял слово.

— Я вхожу в эти умозрения, — сказал отец небрежно и наполовину закрыв книгу, — просто для того, чтобы показать основы естественных отношений между отцом и его ребенком, над которым отец приобретает право и власть следующими разными путями —

во-первых, путем брака,

во-вторых, путем усыновления,

в-третьих, путем узаконения и

в-четвертых, путем произведения на свет; все эти пути я рассматриваю по порядку.

— Одному из них я придаю мало значения, — заметил Йорик, — по-моему, последний акт, особенно когда дело им кончается, возлагает так же мало обязанностей на ребенка, как мало прав дает отцу. — Неправда, — запальчиво сказал отец, — по той простой причине, что *    *    *    *    *    *    *    *    *    * — Я согласен, — прибавил отец, — что на этом основании ребенок не находится в такой же безусловной зависимости от матери. — Однако ваш довод, — возразил Йорик, — имеет одинаковую силу и по отношению к матери. — — Она сама подначальна, — сказал отец, — и кроме того, — продолжал он, кивнув головой и приложив палец к носу, когда приводил этот довод, — она не есть главное действующее лицо, Йорик. — В чем? — спросил дядя Тоби, набивая трубку. — Хотя безусловно, — прибавил отец (пропуская мимо ушей вопрос дяди Тоби), — сын обязан относиться к ней с почтением, как вы можете подробно об этом прочитать, Йорик, в первой книге Институций Юстиниана[279], глава одиннадцатая, раздел десятый. — Я отлично могу прочитать это, — возразил Йорик, — и в катехизисе.

Глава XXXII

— Трим знает его наизусть, от слова до слова, — проговорил дядя Тоби. — Ну-у! — протянул отец, которому вовсе не хотелось, чтобы Трим перебивал его чтением катехизиса. — Честное слово, знает, — возразил дядя Тоби. — Задайте ему, мистер Йорик, какой-нибудь вопрос. —

— Пятая заповедь, Трим, — мягко сказал Йорик, — поощряя капрала кивком, как застенчивого новообращенного. Капрал не проронил ни слова. — Вы его не так спрашиваете, — сказал дядя Тоби. — — Пятая! — отрывисто скомандовал он, возвысив голос. — Я должен начать с первой, с позволения вашей милости, — сказал капрал. —

Йорик не мог удержаться от улыбки. — Ваше преподобие изволили упустить, — сказал капрал, — взяв на плечо палку наподобие ружья и выступив на середину комнаты для пояснения своей позиции, — что это точь-в-точь то же самое, что проделать полевое учение. —

— «Встать в ружье!» — скомандовал капрал, выполнив соответствующее движение.

— «На плечо!» — скомандовал капрал, исполняя одновременно обязанность командира и рядового.

— «К ноге!» — одно движение, с позволения вашего преподобия, вы видите, ведет за собой другое. — Прошу вашу милость начать команду с первой. —

— Первая! — скомандовал дядя Тоби, подбоченившись, — *    *    *    *    *    *    *.

— Вторая! — скомандовал дядя Тоби и взмахнул трубкой так, как сделал бы это шпагой, стоя во главе полка. — Капрал справился со своим катехизисом отлично; «почтив отца своего и матерь», он сделал низкий поклон и удалился на прежнее место в глубине комнаты.

— Все на свете, — сказал отец, — можно обратить в шутку, — и во всем есть глубокий смысл и наставление, — надо только уметь его найти.

— Вот вам леса просвещения, за которыми не скрывается никакого здания; вот вся его дурь.

— Вот вам зеркало, в котором педагоги, наставники, репетиторы, гувернеры и школьные учителя могут увидеть себя в настоящую величину. — — —

— Ах, Йорик, вместе с учением растет также шелуха и скорлупа, которую ученики, по неопытности своей, не умеют отбрасывать!

— Науки можно вызубрить, но мудрость — никогда. — Йорик решил, что на отца нашло вдохновение. — Клятвенно обязуюсь, — сказал отец, — сейчас же пожертвовать все наследство, полученное мной от тети Дины, на благотворительные цели (о которых отец, кстати сказать, был невысокого мнения), — если капрал связывает какое-нибудь представление хотя бы с одним словом, которое он здесь повторил. — Скажи, пожалуйста, Трим, — обратился к нему отец, — что ты разумеешь под «почитанием отца твоего и матери»?

— Выдачу им, с позволения вашей милости, трех полупенсов в день из моего жалованья, когда они состарятся. — А ты это делал, Трим? — спросил Йорик. — Да, делал, — отвечал дядя Тоби. — В таком случае, Трим, — сказал Йорик, соскочив со стула и пожав капралу руку, — ты лучший комментатор этой части десятисловия, и за это я чту тебя, капрал Трим, больше, чем если бы ты приложил руку к составлению самого Талмуда.

Глава XXXIII

— Благословенное здоровье! — воскликнул отец, перелистывая страницы, чтобы перейти к следующей главе, — ты превыше золота и всяких сокровищ; ты расширяешь душу — и отворяешь все способности ее к восприятию просвещения и наслаждению добродетелью. — Тому, кто обладает тобой, почти нечего больше желать, — а тот несчастный, который тебя лишается, лишается с тобой всего на свете.

— Я сосредоточил на очень небольшом пространстве все, что можно было сказать по этому важному вопросу; таким образом, я вас не утомлю, прочитав эту главу целиком.

Отец прочитал следующее:

«Весь секрет здоровья зависит от соблюдения должного равновесия в борьбе между первичной теплотой и первичной влагой». — Я полагаю, вы доказали это выше, — сказал Йорик. — Убедительным образом, — отвечал отец.

Говоря это, отец закрыл книгу, — не так, словно он решил дальше не читать, потому что он держал еще указательный палец на главе; — и не с сердцем, — потому что он закрыл книгу медленно; его большой палец, когда он это сделал, покоился на верхней крышке переплета, между тем как остальные три пальца поддерживали нижнюю его крышку без малейшего нетерпеливого нажима. —