Роберт Уилсон - Иштар Восходящая

• Название: Иштар Восходящая
• Автор: Роберт Уилсон
• Жанр: Культурология

Нет картины, стихотворения, песни или выражения, где бы не прославлялась или не почиталась женская грудь. Её форма скрыто, но несомненно, проявляется в архитектуре и гончарном деле, в плане соборов и храмов, в мистических символах вроде китайского инь-ян и европейского Розового Креста. Если есть красота, смысл и утешение в этой вселенной — как всегда подсказывают искусство и богослужение — то огромная их часть основывается на этих странно навязчивых очертаниях.

Перевод с http://castalia.ru, дополнен иллюстрациями из оригинального издания.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Биология — вещь гораздо мистичнее, чем теология, о братья мои. Только прикиньте: из простой животной титьки, едва ли больше, чем просто соска, нашим другом (или подругой) управляющим созданы эти округлые, чашеобразные, восхитительно эстетичные человеческие груди, каждая из которых состоит из 15–25 отдельных долей, каждая из которых представляет собой практически целую биологическую систему. Каждая доля состоит из кластеров или долек, построенных столь замысловато и работающих столь гладко, как самые современные аппараты, защищённые и сделанные столь приятно мягкими на ощупь благодаря большим количествам изоляции в виде жировой ткани. От каждой доли распространяются по сети, напоминающей мощный биокомпьютер, проводники млечного сока, встречающиеся в соске. И, безо всякого столпотворения или закупорки, в этих чашах упакованы ещё две сети — кровеносная и лимфатическая, снабжающие питательными веществами и регулирующие температуру. И что самое лучшее, вся эта система снабжена высококачественной петлёй обратной связи — «горячей линией», как мило называет её английский биолог Алекс Комфорт — уходящей вниз к гениталиям. Эта горячая линия активизируется, когда человек сосёт или гладит груди, создавая в области клитора ощущения, благодаря коим жизнь кажется нашей героине стоящей того, чтобы жить, и возможно, даже приводит к запуску процесса вагинального увлажнения, готовящего к совокуплению.

Что ещё чудеснее, та же петля обратной связи приходит в действие, когда младенец сосёт грудь, и приятные вагинальные ощущения (иногда приводящие к оргазму у матери) приводят к процессу восстановления внутренних половых органов, после растяжения и нагрузки в процессе родов. И всё это работает на принципе сервомеханизма, безо всякого надзирателя (эго), который должен внимательно следить за ходом процесса. Эго может оставаться на посту (где-то в передних лобных долях), сосредоточившись на других заботах, по меньшей мере до тех пор, пока какие-то из процессов не станут настолько приятными, что просто не сорвут крышу, и не отправят эго в плавание по океану биоэнергетического блаженства, пока корабль не перстанет испытывать качку и командный пост не будет вновь занят. И что самое чудесное, как замечает Бакминстер Фуллер в «Nine Chains to the Moon», этот сервомеханизм, как и все прочие в женском теле, и в мужском тоже, и в телах наших родственников среди млекопитающих, а также дальних родственников среди рыб и птиц, это не мёртвая машина (как может показаться исходя из термина), а живое присутствие, которому Фуллер пожаловал титул «Призрачного Капитана». И это не просто запутанный способ сказать, что живые организмы это живые организмы. Это должно, в первую очередь, напоминать нам, что тот надзиратель, который нам обычно знаком — эго — вряд ли заслуживает столь высокой благодарности, когда всё в порядке — или столь сильных проклятий, когда что-то не так.

Почему же мы думаем об этом призрачном капитане как о матери или отце? Антрополог Уэстон Ла Барр отвечает так:

Понимание религии включает в себя и объяснение того, почему религия это исключительно человеческий феномен. Контекстом оказывается универсальная для человека форма семьи, а условием — человеческая неотения (продолжительное младенчество)… В основе всякой религии лежит опыт семейной жизни, и все религии, соответственно, содержат в своих мифах что-то вроде базовой легенды о Эдипе.

Эта неотения, разумеется, приводит нас на территорию Фрейда и психоанализа, о которых мы поговорим в следующей главе. Прежде, чем вломиться в разгорячённую и почти удушающую парилку противоречий, окружающих Фрейда и его работы, стоит напомнить себе, что всё, что действительно насчёт современных младенцев, было верно и 20, и 50, и даже 500 тысяч лет назад. Если у современных малденцев есть «океанический опыт» мистического единения с вселенной, когда они сосут грудь — а многие психиатры не склонны догматически привязываться к фрейдовским теориям, и продолжают свидетельствовать о подобных явлениях — то это было верно и для наших волосатых предков, сгрудившихся у костра на заре человечества. Если мы продолжаем искать этот опыт во взрослой жизни, то тем же занимались и они.

Но этот приводит к выводам, о которых мало кто из нас задумывался. Согласно Дэвиду Коулу Гордону и его блестящему исследованию мастурбации, «любви с собой», поиск взрослого «океанического опыта» включает в себя столь разные формы поведения, как всевозможные виды секса, азартные игры, наблюдения за футбольными матчами, определённые виды преступлений, религиозный мистицизм, альпинизм и даже стад-покер. Во всех этих видах деятельности личность ищет возможности влиться в океан ощущений столь интенсивно вовлекающих и приятных, что обычный барьер между Самостью и Миром забывается или полностью трансцендируется. Очевидно, многие виды работы — если они сознательно выбраны и несут глубокий смысл — также попадают в эту океаническую категорию (можно вспомнить научные исследования, литературу, живопись, музыку и т. п.) Это относится и ко всевозможным видам игр и забав, особенно борьбе, в которой сталкиваешься со страхом и несомненно преодолеваешь его, как и в автогонках или корриде. Но стоит нам проследить этот океанический опыт так далеко, как нам становится трудно понять, где вообще провести границу, за исключением совершенно необходимых вещей — то есть тех, что вселенная заставляет нас делать просто чтобы выжить. Всё остальное — всё, что составляет ткань «культуры» и человеческого воображения, и не дано нам изначально природой — кажется, содержит в себе этот элемент поиска блаженства и трансценденции. Эрнест Хемингуэй достигал своего океанического ощущения, стоя неподвижно и разряжая винтовку в разъярённого льва. Студент достигает того же, выходя из своих границ, когда распевает «Нас не сдвинут с места» на демонстрации протеста. Невротичный грабитель банков чувствует прилив адреналина, заходя в хорошо охраняемое помещение, вооружённый лишь собственными мозгами и храбростью. Исследователь на семнадцатом часу эксперимента теряет всякие следы себя самого, забывает о пище, времени, друзьях и всём остальном — за исключением данных, которые записывает. Маленький Портной экстатически мастурбирует на бюстгальтер сестры. Неустрашимый йогин, сохраняющий неподвижность в одной асане (позе) десятый час, повторяя без конца мантру «Харе Кришна»; строитель моста и тореадор, и поэт, нащупывающий нужную рифму — все они, в очень глубоком биологическом смысле, повторяют или ищут повторения состояния сознания, впервые испытанного при кормлении грудью.

И только потому, что люди занимаются этими странностями с самого начала истории, эта история вообще состоялась. Иначе мы были бы столь же неизменно-стереотипным видом, как и прочие млекопитающие. Поиск груди, в сотнях миллионов сублимированных и обобщённых форм, это сущность того беспокойства, которое и делает нас людьми.

Потому что, врубайся, чувак: когда Мэллори спросили, чего ради он лезет на Эверест, и он дал свой классический дзенский ответ «Потому что это там», он сказал только половину правды. А вторая половина хорошо известна всем читателям Фрейда. И мы можем задуматься, почему же Алистер Кроули, поэт, посвятивший столь много сил в своей жизни тому, чтобы заменить Бога-Отца Иегову древней египетской Богиней-Материю Нуит, тоже был заядлым альпинистом — лучшим в Англии в его время. Та же сила отправляет человека проталкиваться сквозь лишённый гравитации вакуум межпланетного пространства, сталкиваясь с самым настоящим космическим ужасом. Есть ли нужда спрашивать «почему», или удивляться, когда мы слышим очарованные голоса космонавтов, когда их радиосигнал возвращается к нам, и доносит слова о «мире» и «красоте», которые они обнаружили? Луна — la luna — имеет женский род в практически всех языках, и отождествляется с богиней-матерью в почти всех мифологических системах. А великие художники? Нам нет нужды смотреть на портреты обнажённых женщин в поисках доказательств. Возьмите вместо них картины вообще без человеческих фигур и изучите саму логику рисунка — какие формы и линии встречаются чаще всего? А что насчёт музыкантов? Ну, где вы впервые услышали музыку, кто напевал вам песни, и какая часть тела была перед вами в этот момент? Архитекторы отказываются от структурной нужды в прямых линиях, как только они могут ввести в композицию смыгченные кривые, которые бессознательно напоминают нам — о чём? И что касается нашей кухонной и столовой утвари, разве они не напоминают нам наши первые приёмы пищи? А великий Аристотель оставил в назидание нам запись о значимом споре касательно эстетики, случившемся в его время:

Пифагорейцы считали, что формы греческих ваз — это отражения иррациональных чисел, мыслимых Единым Разумом. С другой стороны, эпикурейцы рассматривали их как производные от грудей, бёдер и ягодиц девушек.