Адальберт Штифтер - Бабье лето

• Название: Бабье лето
• Автор: Адальберт Штифтер
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-89826-052-8

Роман классика австрийской литературы Адальберта Штифтера (1805–1868) «Бабье лето» не просто реалистическая история одной судьбы. Реальность здесь одухотворена мечтой автора о гармонических отношениях людей друг с другом и с природой, о первостепенном значении для человека искусств и наук.

В наши дни эта книга читается с особым интересом, который создается контрастом между нестабильностью, разбродом в умах и атмосферой устойчивого уклада жизни, спокойного труда, доброжелательности и согласия.

---

Мы еще раньше договорились, что я распределю свою работу так, чтобы ко времени цветения роз вернуться и снова пожить в доме. Поскольку я видел, что мне здесь рады и что по части внешних средств я дому не в тягость, а душа моя привязалась к этому месту, такой договор вполне отвечал моему желанию. Только из горных долин, считал мой гостеприимец, мне придется отправиться в обратный путь еще до того, как там распустятся розы, потому что здесь, благодаря лучшей почве и лучшему уходу, они расцветают раньше, чем в прочих частях страны. Я согласился, и на том порешили.

За день до моего отбытия вернулся брат Ойстаха. Лет ему было двадцать с чем-то, он был хорошо сложен, смуглощек, обладал темными кудрями и толстоватыми губами. Мне показалось, что я уже несколько раз встречался с ним в моих походах. Он принес в своем альбоме множество зарисовок, в том числе и очень хороших, которые были с интересом рассмотрены. Теперь их нужно было воспроизвести на бумаге большего формата и в более художественной манере.

Побывав еще вечером накануне отбытия на хуторе, сходив на следующее утро к Ойстаху и старикам-садовникам, попрощавшись с обитателями дома и простившись перед тем со своим гостеприимцем и Густавом, я стал спускаться с холма под уже доносившееся из сада, из живых изгородей и с посевов по-весеннему мощное пение птиц.

7. Встреча

По пути к месту своего назначения я зарисовал одну красивую статую, которую нашел в нише в развалине какой-то стены. Для этого я извлек из мешка, где теперь всегда носил его, свой альбом. Это была единственная моя задержка в дороге.

Первое, что я сделал, прибыв на место, это стал распределять свое время лучше, чем прежде. Я должен был признаться себе, что на меня оказало большое влияние то, как выполнялась каждодневная работа в доме роз. Поскольку там очень высоко ценили время и пользовались этим благом весьма осмотрительно, я начал, хотя и прежде особенно упрекать себя не мог, выполнять ту или иную работу за определенное время гораздо целенаправленнее. Раньше, поддаваясь сиюминутным впечатлениям, я часто менял цели и при всем усердии не всегда достигал соответствующего усилиям успеха. Теперь я ставил себе задачей исследовать какой-то определенный раздел, не отставляя, но и не откладывая до лучших времен ничего существенного, так что если я к поре роз с намеченным разделом управиться и не успею, то хотя бы с законченной мною частью действительно справлюсь и смогу указать на какие-то несомненные результаты. Вскоре после начала работ я понял, что наметил себе слишком большой объем, но и понял, что меньший объем, если я одолею его, обеспечит мне больший успех, чем если я, как раньше, стану тратить время на попытки охватить все. К этому прибавилось и некое удовлетворение, которое я почувствовал, увидев, что звено за звеном выстраиваются в какой-то порядок, тогда как раньше привлекательный материал чаще оставался хаосом, чем облекался в соответствующую себе форму.

Мои ящики наполнялись и становились в ряд. Мои проводники и носильщики тоже окрепли духом благодаря такому новому порядку, и доверие их ко мне выросло. У меня появилась приязнь к ним, на которую они отвечали, мы жили дружно и весело, работа была в радость и спорилась. Часто, когда мы вечерами сидели в трактире за большим четырехугольным кленовым столом или, с наступлением жарких дней, не за мертвыми досками стола, а на воздухе, под живыми, шелестящими кленами, вокруг которых был сколочен сосновый стол и на которые глядел многооконный трактир, мои помощники подсчитывали, что сделано сегодня, что — за последние две недели, сколько мы, как они выражались, наработали и сколько обследовано гор. Понимая дело по-своему, они вскоре стали обсуждать происходившее в горах, спорить и требовать от меня, чтобы я, запомнив, откуда взяты собранные образцы, и измерив высоту и толщину гор, выстроил всю горную цепь в уменьшенном виде на каком-нибудь лугу или поле. Я сказал им, что это и есть часть моей задачи, и хотя ни на лугу, ни в поле горы не будут выстроены, они будут начерчены на бумаге и раскрашены в такие цвета, что каждый, кто смыслит в подобных делах, наглядно представит себе и горы, и все, из чего они состоят. Поэтому я не только запоминаю, откуда взяты образцы и в каких условиях находятся они в горах, но и записываю это, чтобы не забыть, и наклеиваю на них таблички со всеми необходимыми сведениями. Образцы эти, составленные в истинном их порядке, служат затем доказательством того, что начерчено на бумаге или, как то называется, на карте. Мои помощники нашли, что это очень умно: если понадобится тот или иной камень или еще что-либо для строительства или чего-то подобного, по карте можно будет сразу узнать, где его найдешь. Я сказал, что другая моя задача состоит в том, чтобы по найденному в горах определить, как они возникли.

Горы вовсе не возникли, возразил один, а существовали с сотворения мира.

— Они тоже растут, — сказал другой, — каждый камень, каждая гора растет, как прочие создания. Только, — прибавил он плутовато, — они растут не так быстро, как плесень.

Так спорили они об этом предмете долго и часто, и так обсуждали мы наши труды. От одного лишь прикосновения к природе гор и частого ее созерцания они постепенно приобретали все новые и все более верные знания и часто смеялись над прежними своими ошибочными взглядами и суждениями.

Дневник, который я для порядка вел, разрастался, листки умножались, позволяя надеяться, что материал удастся объять и привести в систему, когда придут зимние или вообще досужие дни.

По воскресеньям и в другое время, когда работа была менее спешной, выдавалась возможность приятно развлечься и подкрепить силы отдыхом.

Однажды мы нашли кусок мрамора, о котором я подумал, что такого у моего гостеприимца в доме как раз и нет. Цвет его был нежной, приятной смесью чистейшего белого, розового и палевого. Порода эта редкостная, и тут она представала в таком большом куске, в каком я никогда еще не видел ее. Я решил подарить этот мрамор своему гостеприимцу. Я попытался приобрести право собственности на нашу находку, и когда мне это удалось, приступил к извлечению цельной части глыбы, чтобы обтесать ее и придать ей какую-то подходящую форму. Оказалось, что из этого материала можно изготовить прекрасную доску для стола. Лучшие из обломков я взял с собой, чтобы сделать из них разные подарки на память. Из одного удалось вытесать плиту, которую вылощили так, чтобы рисунок и цвет мрамора были видны моему гостеприимцу как нельзя лучше.

В таких делах и прошло какое-то время, когда в долинах стали появляться маленькие почки роз, и даже на боярышнике, росшем в полевых оградах или у скал в горах, шарики превращались в тот красивый, но простой цветок, от которого произошли наши розы. Поэтому я решил начать путешествие к дому роз. Никогда я, пожалуй, не готовился к возвращению домой после долгого лета с таким удовольствием, с каким сейчас, хорошенько поработав, собирался погостить в доме роз, чтобы приятно провести время на лоне природы.

Поднявшись в один прекрасный день к дому, я застал розы хоть и не в цвету, но в таком изобилии почек, что со дня на день можно было ждать богатого цветения.

— Как все изменилось, — сказал я хозяину, поздоровавшись с ним, — когда я весной уходил, все было еще голо, а теперь все одето листьями, все цветет и благоухает почти с такой же силой, как в прошлом году в ту пору, когда я впервые поднялся в этот дом.

— Да, — отвечал он, — мы как богач, который не может сосчитать свои сокровища. Весной каждую травинку, которая осмеливается вылезти из земли среди первых, знаешь в лицо и внимательно следишь за ее ростом, пока их не станет столько, что уже не смотришь на них, не думаешь о том, с каким трудом они пробились, косишь их на сено и не обращаешь никакого внимания на то, что они появились на свет лишь в этом году, и ведешь себя так, словно они тут растут испокон веков.

Мне устроили особое жилье и поселили меня в нем. Это были две комнаты в начале коридора комнат для гостей, превращенные с помощью новопрорубленной двери в единую квартиру. Одна комната была весьма велика и первоначально предназначалась для нескольких человек сразу. Теперь она была освобождена, по стенам ее стояли столы и поставцы, а в середине поставили длинный стол, чтобы я мог разложить на нем свои находки, буде я принесу их с гор. Вторая комната была меньше, в ней устроили спальню и гостиную. Старик вручил мне ключи от этой квартиры. В легкой каменной постройке, находившейся недалеко за столярной мастерской у западной границы сада и служившей в прежние времена для работы каменотесов, мне указали помещение, которое тоже освободили, где я мог пока, до того как займусь ими, сложить собранные мною коллекции. Если мне понадобится больше места, можно будет освободить его еще больше, поскольку работы с камнем почти кончились и редко теперь что-нибудь пилят, гранят или лощат. Я был настолько тронут таким вниманием, что не сумел даже как следует поблагодарить. Я не понимал, какие у меня могут быть заслуги перед хозяином или перед его окружением, чтобы так заботиться обо мне. Одно успокаивало меня: по этим хлопотам я видел, что гость я желанный, иначе никому и в голову не пришло бы так хлопотать. Сознание этого делало мое пребывание здесь гораздо более вольготным. Наконец я выразил свою благодарность, которую с удовольствием приняли.