Адальберт Штифтер - Бабье лето

• Название: Бабье лето
• Автор: Адальберт Штифтер
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-89826-052-8

Роман классика австрийской литературы Адальберта Штифтера (1805–1868) «Бабье лето» не просто реалистическая история одной судьбы. Реальность здесь одухотворена мечтой автора о гармонических отношениях людей друг с другом и с природой, о первостепенном значении для человека искусств и наук.

В наши дни эта книга читается с особым интересом, который создается контрастом между нестабильностью, разбродом в умах и атмосферой устойчивого уклада жизни, спокойного труда, доброжелательности и согласия.

---

Вскоре мы отправились в гости в Штерненхоф. На этот раз кроме Ойстаха поехал и Густав. Серых запрягли в большую коляску, чем та, на которой мы ездили в плоскогорье, и мы покатили по холму вниз. Стояло очень раннее утро, до восхода солнца было еще далеко. По главной дороге мы поехали в сторону Рорберга и наконец стали подниматься на взгорье у Алицкого леса. Когда лошади медленно взяли в гору, мой гостеприимец сказал:

— Возможно, что в прошлом году вы увидели на этом месте Матильду и Наталию. Когда они приехали ко мне к цветению роз и я рассказал им о вас, о вашем пребывании у меня и о вашем отбытии в утро их приезда, они сказали мне, что встретили на Алицком взгорье какого-то путника, похожего на того, кого я им описал.

Мне стало совершенно ясно, что две дамы, встреченные мною в то утро на этом месте, были действительно Матильда и Наталия. Теперь у меня перед глазами отчетливо возникли те же дорожные шляпы, что были на них и на этот раз, вспомнились также карета и гнедые лошади. Вот почему, стало быть, мне всегда казалось, что Наталию я уже видел однажды. Я ведь даже подумал тогда, что человеческое лицо — самый благородный предмет для искусства рисования, но как человек неловкий, лучше разбирающийся в тех своих впечатлениях, что не связаны с людьми, я не удержал этот образ в своем воображении. Я сказал своему гостеприимцу, что своим замечанием он оказал помощь моей памяти, что теперь я все отчетливо вспоминаю, что на этом подъеме мне встретились Матильда и Наталия и что, когда их карета медленно съезжала с горы, я посмотрел им вслед.

— Так я и подумал тогда, — ответил он.

Но подумал я и еще кое о чем, отчего покраснел. Значит, мой гостеприимец говорил обо мне с дамами и даже описал им меня. Значит, он отнесся ко мне с участием. Это меня обрадовало.

Когда мы взобрались на гору, мой гостеприимец велел остановиться у одного просвета в придорожных кустах, встал в коляске и попросил меня последовать его примеру. Он сказал, что с этого места можно оглядеть принадлежащий к Асперхофу участок Алицкого леса. Отмечая различия в окраске леса, вызванные смешением буков и елей, светом и тенью и другими особенностями, он указал мне пальцем границы этого поместья. Когда я это более или менее усвоил и тоже пальцем приблизительно указал ему те места леса, где я уже побывал, мы сели и поехали дальше.

Тогда я первый раз услышал из его уст название Асперхоф как обозначение его поместья.

Немного проехав, мы свернули с уходящего на восток главного шоссе на обычную соединяющую дорогу, на юг. Мы, стало быть, приближались к горам.

В полдень, чтобы подкрепиться и дать отдохнуть лошадям, об уходе за которыми мой гостеприимец очень заботился, мы на довольно долгое время остановились на уединенном постоялом дворе, и лишь вечером, уже в густых сумерках, мой гостеприимец показал мне очертания Штерненхофа. Я уже дважды бывал в этих местах, помнил даже в общем это здание и точно знал, что у подножия холма, на котором оно стоит, росли прекрасные клены. Но у меня никогда прежде не было причин о том задумываться.

Мы подъехали при свете звезд к знакомым кленам, миновали подворотню и остановились во дворе. В нем стояли четыре высоких дерева, по характерным очертаниям которых на фоне темного ночного неба я понял, что это клены. Посреди деревьев журчал фонтан. На шум вкатившейся в глухую подворотню коляски выбежали слуги со свечами, чтобы помочь нам выйти из нее. Затем во дворе появились и Матильда с Наталией, чтобы нас встретить. Они провели нас по лестнице в вестибюль, и оттуда нас развели по комнатам.

Моя комната представляла собой большое, уютное помещение, где уже горели на столе две свечи. Когда слуга закрыл за собой дверь, я положил на стол свою шляпу, а потом несколько раз быстро прошелся по комнате, чтобы немного размять затекшие от езды члены. Когда это в какой-то степени удалось, я подошел к одному из открытых окон, чтобы осмотреться. Но увидеть можно было немногое. Слишком поздняя была уже ночь, и свечи в комнате делали воздух за окном еще темнее. Увидел я только, что мои окна выходил и на вольный простор. Постепенно перед моими глазами вырисовались темные контуры стоявших у подножия холма кленов, затем выступили темные и бледные пятна, вероятно, чередование поля и леса, а больше ничего нельзя было различить, кроме блестевшего надо всем этим неба, освещенного бесчисленными звездами при полном отсутствии луны.

Через некоторое время пришел Густав и позвал меня ужинать. Он был очень рад моему приезду в Штерненхоф. Я немного приоделся, благо мой дорожный мешок был уже наверху, и последовал за Густавом в столовую. Столовая была почти такая же, как в доме роз. Матильда, как и там, сидела на почетном месте во главе стола, по правую руку от нее — мой гостеприимец и Наталия, по левую — я, Ойстах и Густав. И здесь подавали кушанья экономка и служанка. Ужин проходил точно так же, как в те вечера у моего гостеприимца, когда мы все были в сборе.

Чтобы успеть отдохнуть от путешествия, мы вскоре разошлись по комнатам.

Я засыпал неспокойно, но постепенно погрузился в глубокий сон и проснулся, когда солнце уже взошло.

Теперь пора была оглядеться.

Я оделся как можно быстрее и тщательнее, подошел к окну, открыл его и выглянул наружу. Ровная, прекрасная зеленая лужайка, без цветочных кустов или чего-либо подобного, с одной только белой песчаной дорожкой спускалась по отлогому склону холма, на котором стоял дом. А по дорожке шли вверх Наталия и Густав. Я смотрел на их красивые, молодые лица, а они не видели меня, потому что не поднимали глаз. Они вели, казалось, задушевный разговор, и при их приближении — по походке, по осанке, по большим темным глазам, по чертам лица — я снова весьма ясно увидел, что они — брат и сестра. Я смотрел на них, пока они не скрылись в темных воротах.

Теперь вся местность стала пустой.

Я и не глядел на нее.

Но постепенно снова показались милые глазу поля, рощицы и лужки вперемежку, я увидел разбросанные кругом хутора, там и сям поблескивавшие вдали белые башни церквей и дорогу, тянувшуюся светлой полоской сквозь зелень. Замыкалось все это высокогорьем, так отчетливо, что в нижней его части видны были изгибы долин, а в верхней — очертания гребней и плоскостей и поляны снега. Очень высоки и хороши были стоявшие внизу у холма клены, поэтому, наверное, они и во время прежних поездок привлекали к себе мое внимание. От них тянулись ряды ольхи, отмечавшие русла ручьев.

Дом был, по-видимому, обширен, ибо стена, где находились мои окна и которую я мог, высунувшись, оглядеть, была весьма велика. Гладкая, с выступающими каменными карнизами, она была серовато-белого цвета, в который ее покрасили явно в новейшее время.

За домом, по-видимому, был сад или рощица, потому что я слышал пение птиц. Порой мне казалось также, что я слышу, как журчит фонтан во дворе.

День был ясный.

Теперь я ждал, что последует.

Слуга позвал меня завтракать. Завтрак подавался в такое же время, как в доме роз. Когда я вошел в столовую, Матильда сказала мне, что это очень мило с моей стороны, что я приехал с ее друзьями и ее сыном в Штерненхоф, она постарается, чтобы мне здесь понравилось, в чем ей должен помочь ее друг, сделавший Асперхоф таким привлекательным для меня.

Я отвечал, что очень радовался предстоящей поездке в Штерненхоф и рад, что нахожусь здесь. Особого внимания мне вовсе не требуется, я прошу только, чтобы ко мне были снисходительны, если я сделаю что-то не так.

За мной вошел Ойстах. Матильда приветствовала и его.

Густав, который уже был здесь, сел рядом со мной.

Дамы были красивы, домовиты, но одеты менее просто, чем в доме роз. Впервые мой гостеприимец был в другом платье, совсем не в том, что в имении или во время поездки в Ингхейм. Он был в черном фраке более просторного, чем обычно, покроя и даже держал в руке легкую бобровую шапку.

После завтрака Матильда сказала, что хочет показать мне свое жилье. Остальные пошли с нами. Из столовой мы вышли в вестибюль. В конце его были открыты две двустворчатые двери, и я заглянул в анфиладу комнат, растянувшуюся, должно быть, на всю длину дома. Когда мы вошли туда, я увидел, что в комнатах все очень чисто, красиво и сообразно. Двери были открыты, так что все комнаты просматривались насквозь. Мебель была хорошо подобрана, стены были украшены многочисленными картинами, видны были стеклянные шкафы с книгами и музыкальные инструменты, а на полках, размещенных самым удачным образом, стояли цветы. В окна заглядывали ближайшие окрестности и дальние горы.

Оказалось, что эти комнаты — прекрасный променад под крышей и между стенами. Можно было шагать вдоль них в окружении приятных предметов, не замечая ни холода, ни неистовств ненастья или зимы и в то же время видя поля, леса и горы. Даже летом было удовольствием побродить здесь при открытых окнах — и на вольном воздухе, и среди предметов искусства. Поскольку я глядел больше на частности, особенно бросилась мне в глаза мебель. Она была новая и сделана по прекрасному замыслу. Все предметы так подходили к своим местам, словно они не прибыли сюда откуда-то, а возникли одновременно с этими комнатами. В мебели смешалось множество пород дерева, это я понял очень скоро, здесь были породы, которые обычно не идут на мебель, но они, казалось мне, так уживались друг с другом, как уживаются в природе очень разные существа.