Иосиф - Эшелон

• Название: Эшелон
• Автор: Иосиф
• Издательство: Интернет-издание
• Жанр: Современная проза

Под словом «история» понимают две вещи — собственно поток событий и его отражение в сознании людей, — например, нечто, именуемое «исторической наукой». История как отражение существует только потому, что она интересна людям, а интересна она большинству людей потому, что сами они являются объектами истории — в смысле потока событий. Поэтому, в частности, существует жанр мемуаров, воспоминаний и т. п. Рассуждения на тему, о каких местах и временах нам интересно и/или полезно читать, а также на тему, каким должен быть автор и каковы должны быть его место в социуме и роль в событиях, предоставляется читателю в качестве легкого домашнего упражнения.

Мы же представляем вам воспоминания Иосифа Шкловского. Волею судеб мы располагаем оригиналом текста. Никакая редактура не проводились. Большая часть этих воспоминаний публиковалась ранее на бумаге (см. указания в оглавлении) и в Сети, но в сильно уредактированном виде. Известно, что эти публикации вызвали в свое время дискуссии и критические отзывы лиц, которые сочли себя охарактеризованными недостоверно (или их потомков). Нисколько не отрицая потенциальную пользу от обсуждений, равно как и возможную необъективность автора (как и тех из нас, относительно кого вообще имеет смысл задавать этот вопрос), мы полагаем, что наш долг — опубликовать текст в первозданном виде. Автор этих воспоминаний не мог в момент предшествующих публикаций защитить свое и естественное право автора — право донести до читателя свой текст. Время, счастливая случайность и Интернет сделали это возможным. А все, кому что-то покажется в этом тексте заслуживающим обсуждения, могут это нынче сделать не подвергаясь политкорректной — то есть политкорректирующей — редактуре.

От публикатора

---

Последствия этого поступка не заставили себя ждать. Я должен был ехать в Италию — мечта моей жизни! Уже все было оформлено — и вдруг дело остановилось. Чиновники из Управления внешними сношениями АН CСCP искренне недоумевали — почему нет решения о моей поездке — ведь все готово! Я-то знал почему… Началась серия неприятностей в Институте — короче говоря, я вступил в 5-летний период «глубокого минимума». Вот и теперь, в этом веселом весеннем Тбилиси, я являюсь объектом пристального внимания одного знакомого гнуснеца с мерзкой фамилией Присевок — «куратора» нашего Института от Министерства Любви. Появились какие-то незнакомые субъекты — в основном, местные евреи, которые стали вести со мной двусмысленные разговоры. Один из них все-таки раскололся и под величайшим секретом сообщил мне, что их здесь в соответствующем месте инструктировал «ваш товарищ» (он указал потом пальцем на Присевка), бесстыдно представивший меня «ведущим московский сионистом». Вот это уже была чистая провокация, к тому же топорно сработанная. Ничего, однако, у мерзавца не вышло! Но кровь у меня они испортили изрядно.[51]

А жили мы в центре Тбилиси, в гостинице «Сакартвело». Прямо на центральной лестничной клетке стоял намалеванный каким-то местным художником огромный, высотой не меньше 5–6 метров, портрет Вождя. Лучший Друг Международного Научного Сотрудничества был изображен во весь рост, причем голова его была на недосягаемой высоте. Поэтому мы со Славой Слышем, с которым я жил в одной комнате, фотографируясь у подножья этого произведения искусства, не дотянулись даже до высочайших лодыжек. А вообще — для меня это была новость: я хорошо помнил, что когда в предыдущие свои приезды останавливался в той же самой гостинице, этой чудовищной картины не было.

Несмотря на весну, погода стояла довольно жаркая. Днем было душно, а ночами нельзя было спать по причине немыслимого грохота разного рода дорожных машин, при свете мощных ламп ковырявших мостовую точно под нашими окнами. «Черт подери — и чего эти непревзойденные лодыри работают ночами? Что там у них приспичило?» — возмущался я. Очень скоро пытливый экспериментатор Слава установил причину столь необычного для здешних мест трудового энтузиазма. «Они готовятся к большому событию — 70-летию ихнего первого секретаря Мжаванадзе, которое будет через пару дней. Церемониальный кортеж проедет по этой улице, поэтому она должна быть в полном порядке!» «Вот уж действительно — если не везет, то не везет», — подумал я, содрогаясь от лязга бульдозеров и тщетно пытаясь заснуть.

В такой обстановке я по-настоящему обрадовался, когда местный человек, мой давнишний почитатель Лулли Шаташвили пригласил меня к себе домой на торжественный ужин. Вино было отменное, стол ломился от всякого рода вкуснятины, хозяева были само радушие и любезность. В перерыве между возлияниями мы с Лулли стали по телевизору смотреть программу местных новостей, в то время как женщины возились на кухне, колдуя над каким-то очередным экзотическим блюдом. Между тем телевизор сообщил нам пять захватывающе интересных новостей: 1) трудящиеся Чаквинского района с колоссальном энтузиазмом что-то сделали по части чая; 2) трудящиеся Чиатурского района перевыполнили что-то такое по линии марганца; 3) в Кобулетском районе чрезвычайно успешно вырастили какой-то фрукт с не совсем приличным названием; 4) завтра Первому Секретарю ЦК КП Грузии тов. Мжаванадзе исполнится 70 лет. Пятую новость я уже не слышал.

— Лулли, что тут у вас происходит?

— Что происходит? — ничего не происходит, — безмятежно ответил хозяин.

— Ну, это вы бросьте — я знаю Вашу солнечную республику! Если сообщение о юбилее такого человека идет в четвертую очередь, то случилось нечто необыкновенное.

— Да ну — бросьте — ничего не случилось, — легкомысленно и немотивированно возражал Лулли.

Вернулся я в гостиницу поздно. Меня поразила непривычная тишина — проклятые бульдозеры впервые не работали! Вся техника была в живописном беспорядке разбросана на улице — и ни одного работяги! Я поделился своими наблюдениями со Славой, который в отличие от недалекого сибарита Лулли полностью оценил важность этих казалось бы пустяковых событий. Все-таки он астрофизик высокого класса!

Однако приметы — приметами, а интересно было получить точное подтверждение. И я его получил к концу следующего дня, когда в помещении Тбилисского университета состоялось заключительное заседание нашего Совещания. Это заседание происходило в небольшой аудитории, своим амфитеатром напомнившей мне незабвенную Малую Физическую аудиторию в моей Alma mater на Моховой. Совещание должен был подобающим образом закрыть великий мастер подобного рода мероприятий, здешний астроном № 1 Евгений Кириллович Харадзе, который тогда еще не был президентом Грузинской Академии Наук. Перед началом своей заключительной речи он подошел ко мне — благо я сидел в первом ряду — и рассыпался в извинениях:

— Ах, Иосиф Самуилович, простите меня великодушно, что я не уделял Вам должного внимания, но я так был занят! так занят! Вот, например, вчера — до 3-х часов утра сидел в ЦК!

Вот оно в чем дело!

— У Вас перемены, Евгений Кириллович?

— Да, — кратко ответил Харадзе и уже стал «облизывать» какого-то деятеля — моего соседа справа.

— И как — большие перемены? — навязчиво спросил я вдогонку удаляющегося от меня будущего Президента тутошней академии.

— О, да! — не глядя на меня ответил тот. Все стало ясно.

Заключительное заседание закончилось очень быстро. Все встали и направились к выходу из аудитории, который, как это всегда бывает, был один. По этой причине около входной двери образовалась некая толчея. Впрочем, участники встречи вели себя очень интеллигентно, вежливо пропуская друг друга вперед.

— Как Вам понравился Тбилиси? — кто-то очень почтительно спросил сзади.

Я узнал Манагадзе — сотрудника моего института, очень ловкого малого, у которого, естественно, родня живет в столице Грузии (там же он позже защитит свою докторскую диссертацию).

— Видите ли, — издалека начал я, — я заметил, что каждый раз, когда бываю в Вашей прекрасной республике, здесь обязательно что-нибудь происходит. В июне 1953 года я впервые приехал к моему товарищу в Сухуми — и тут же «сгорел» Берия. В другой раз я приехал в Тбилиси в 1956 году и, пожалуйста, — произошли памятные всем грузинам события. В середине октября 1964 года я отдыхал в Сухуми — и сразу же буквально рядом, в Пицунде, окончилась политическая карьера Никиты…

— Ну, а сейчас? Что сейчас?.. — с каким-то жадным любопытством спросил Манагадзе.

— Ваш Мжаванадзе — тю-тю! — медленно и как бы равнодушно процедил я.

В тот же миг Манагадзе исчез — его как ветром сдуло. Видать смертельно перепугался. Я его увидел часа через два, на традиционном грузинском банкете, посвященном закрытию нашего совещания. Когда все отлепились от столов, пошли пляски. Странно, но лезгинку танцевали только французы — хозяева уныло подпирали стенки — интеллигенты, что тут говорить! А вот солиднейший Президент Международного Космического Союза месье Денисс — мой старый коллега — радиоастроном — зажав в зубах столовый нож, отчебучивал просто немыслимые коленца…

Я уже давно приметил в толпе веселящихся участников совещания Манагадзе, который по сходящейся спирали кружился вокруг меня. Наконец, он подошел вплотную и прошептал:

— Неужели это правда?

Я равнодушно пожал плечами:

— Можете не сомневаться!

Он по той же спирали стал от меня удаляться. Спустя некоторое время Манагадзе повторил свой маневр:

— Неужели Вы не шутите?

Я с негодованием от него отвернулся. В третье свое прохождение по хорошо проторенной орбите он, уже освоившись со сногсшибательной новостью, спросил:

— А кого назначили вместо него?

Я, конечно, не имел об этом ни малейшего понятия. Тем не менее я нагло ответил:

— Мне называли какую-то грузинскую фамилию, но я их плохо запоминаю.

— Шеварднадзе? — радостно выдохнул мой московский сослуживец.

— Кажется, да — соврал я, хотя до тех пор никогда не слыхал эту ныне знаменитую фамилию.

— Очень хороший, очень умный человек!

— Вполне возможно, — закончил я наш необычный диалог.

Через несколько лет, в ожидании вечно капризничающего лифта в своем родном Институте Космических исследований, я стоял рядом с Манагадзе. Про давешний эпизод в Тбилиси я уже успел забыть — мысли были устремлены на мой 7-й этаж, где меня уже ожидали представители некоей дружественной организации.

— Вы не собираетесь в Тбилиси? — очень вежливо спросил меня Манагадзе.

— Нет. Нечего мне там делать, — буркнул я.

— Жаль, жаль! Пора бы Вам туда приехать.

Только на 7-м этаже я понял глубокий смысл сентенции моего грузинского коллеги…