Валерий Исхаков - Жизнь ни о чем

• Название: Жизнь ни о чем
• Автор: Валерий Исхаков
• Издательство: Астрель-СПб, АСТ
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-026791-6

Герой романа, бывший следователь прокуратуры Сергей Платонов, получил неожиданное предложение, от которого трудно отказаться: раскрыть за хорошие деньги тайну, связанную с одним из школьных друзей. В тайну посвящены пятеро, но один погиб при пожаре, другой — уехал в Австралию охотиться на крокодилов, третья — в сумасшедшем доме… И Платонов оставляет незаконченную диссертацию и вступает на скользкий и опасный путь: чтобы выведать тайну, ему придется шпионить, выслеживать, подкупать, соблазнять, может быть, даже убивать. Сегодня — чужими руками, но завтра, если понадобится, Платонов возьмется за пистолет — и не промахнется. Может быть, ему это даже понравится…

Валерий Исхаков живет в Екатеринбурге, автор романов «Каникулы для меланхоликов», «Читатель Чехова» и «Легкий привкус измены», который инсценирован во МХАТе.

---

— Но:

— Не перебивай меня. Я знаю, что ты хочешь сказать. За десять тысяч долларов ты продал им свои воспоминания. Я тоже готова продать свои воспоминания — за сто тысяч долларов. Не знаю, что уж ты там такого ценного навспоминал, но я обещаю писать только по делу. Только то, что касается Андрея и его страшной тайны, за которую вы готовы мне платить. Это будут совсем короткие воспоминания. Ты их прочтешь за какие-нибудь десять минут. Но — не сегодня, миленок, не сегодня.

— А когда? Завтра?

На этот раз мне не удалось совладать с собой. В моем голосе прозвучало неподдельное волнение. Я сам его услышал. И Нина услышала тоже.

— Завтра никак. Ты уж прости, миленок, но мы с подружкой две недели не виделись толком. Ей от мужа приходилось таиться, мне от дочки. Так что одним свиданием нам не обойтись. К тому же мы теперь можем себе позволить от души погулять. На всю катушку.

Она ласково гладила, расправляла на столе бумажки с портретом Бенджамина Франклина. Франклин грустно смотрел на меня из-под ее руки, словно стыдился того, что его портретами будет оплачен лесбиянский загул. Хотел бы я тебя утешить, Беня, да нечем.

— Сегодня у нас какой день?

Поистине, счастливые часов не наблюдают. И даже дней. Счастливая Нина. А вот я не счастливый, я очень озабоченный и занятой человек. Я времени учет веду строгий.

— Сегодня у нас воскресенье, 21 июля.

— Воскресенье, — задумчиво повторила она. — Сегодня, стало быть, буду я гулять со своей задушевной подругой. И завтра тоже буду гулять с нею. А вот послезавтра: Не знаю, как ты, миленок, — подмигнула мне Нина, — а я так странно устроена, что никак не могу пить и гулять больше двух дней кряду. Два дня пью, потом похмеляюсь. Потом отдыхаю, совсем не пью, прихожу в себя — и снова два дня пью. А иначе у меня не получается. Устройство организма у меня такое, и ничего с этим не поделаешь.

Такое устройство вселяет в меня некоторую надежду.

— Значит, послезавтра? — уточнил я.

— Послезавтра? — Она задумалась. — Нет, ты как-то странно считаешь, милый! Послезавтра я буду в себя приходить после загула. Отдыхать буду, расслабляться. А вот в среду — пожалуйста. К вашим услугам. Во второй половине дня. Мне ведь совсем немного требуется написать. Страничку или две, не более. Так что часикам к двум пополудни — милости прошу. Только приезжай на этот раз не один, прихвати с собой свою рыжую. А то ты расстроишься, пожалуй, от прочитанного, разнервничаешься, не довезешь, чего доброго, мое послание до своего шефа. И денежки тоже прихвати, не забудь. Сто тысяч. Как придешь, покажешь их мне — и получишь за это конверт. Откроешь и будешь читать — один читать, так, чтобы твоя рыжая ничего не видела. Каждую прочитанную страницу будешь отдавать мне. Когда прочитаешь скажешь, все ли в порядке, все ли тебя устраивает. Если в порядке — отдашь деньги и получишь бумаги. А если сочтешь, что обманула я тебя, ничего важного не сообщила: что ж, на этом мы и распрощаемся. Останусь я при своих десяти тысячах, а ты — при пиковом интересе.

С этим не поспоришь. Чутье подсказывает, что, если ее воспоминания окажутся пустышкой, Игорь Степанович забудет компенсировать мне затраты. Но я готов рискнуть.

— Ну, что — до среды? В среду, 24 числа, после двух. Так?

— Да ты никак торопишься? Не спеши, Сереженька, не беги от меня. Времени у нас с тобой до шести еще много. Успеешь еще. Мы с тобой сейчас еще по рюмочке выпьем — за успех нашего предприятия. Обмоем, так сказать, наш договор. Нечасто, согласись, приходится заключать такие сделки: на сто тысяч долларов.

— Мне до сих пор не приходилось.

— И мне тоже. Странное какое-то чувство, между нами говоря. Как будто душу дьяволу продаю. Ты ведь не дьявол, Сереженька, нет? Есть в тебе что-то такое. Хоть и глаз у тебя не зеленый, и копыт не видать: Ладно, не обижайся, это я так, по-дружески. Давай выпьем, потом я тебя обедом накормлю — у меня сегодня солянка на обед, отбивные и торт с клубникой. Сама испекла. Думала подружку побаловать, но раз уж я теперь при деньгах, мы с подружкой в ресторанчик пойдем. Скажу тебе по секрету, Сереженька, открылся у нас тут недавно чудесный ресторанчик. Так, в общем, ничего особенного, ресторанчик как ресторанчик, но только пускают туда не всех. Туда только по особым приглашениям пускают. Ты догадываешься, наверное, кому такие приглашения дают: Догадываешься? Умница! Купил ресторанчик, само собой, наш общий друг, но не на свое имя. Сам-то он нормальный, не подумай чего, но и к таким, как я, относится снисходительно. Не брезгует нами. Лишь бы ели-пили побольше да платили за все. Цены в том ресторанчике несколько повыше, чем в обычном заведении. Но что поделаешь: за удобства надо платить. Зато уж делай там все что хочешь, стесняться нечего, все свои. А это дорогого стоит.

Ты вот небось думаешь, что я жадная, Сереженька, что такие деньги запросила? Думаешь ведь, признайся, я ведь все равно знаю, что думаешь. А я, Сереженька, вовсе и не жадная. Я просто бедная, Сереженька. То есть по нашим понятиям не такая уж бедная, даже довольно неплохо обеспеченная. Но мне плохо жить по нашим понятиям. Не хочу я жить по нашим понятиям. Я хочу так жить, как мои подруги по переписке живут. Хочу в гости к ним летать, когда захочется. У наших ведь, у тех, что за рубежом, свое особое сообщество есть. И даже есть особенный остров, на котором каждый год летом собираются со всего света наши подруги. И такой там карнавал устраивают, так душевно отрываются: Я тоже туда хочу, Сереженька. Очень хочу! Все бы отдала, чтобы хоть две недельки там пожить. Такая вот у меня заветная мечта. У тебя своя мечта, Сереженька, у меня — своя. Так давай же выпьем, чтоб наши мечты исполнились. И чтоб обоим нам было жить хорошо и весело. За мечты!

— За наши мечты!

Мы выпили. Потом Нина ушла на кухню, чтобы разогреть обед. А я расстегнул рубашку и выключил диктофон. Все равно пленка кончилась. А если бы и не кончилась, я бы не стал записывать дальше. На сегодня я работу закончил. Теперь мы с Ниной будем обедать и вспоминать нашу прошлую счастливую жизнь. И поскольку поделиться своей тайной она пообещала не ранее чем послезавтра, все, о чем мы с нею будем сегодня говорить, никого, кроме нас с нею, не касается.

4

В половине шестого, как и было намечено, я тронулся в обратный путь. Испытывал ли я соблазн отъехать на пару сотен метров от дома Нины, вернуться пешком и подсмотреть из укрытия, что за подруга к ней явится? Не знаю. Поскольку такая мысль все же пришла мне в голову, то, возможно, испытывал, но соблазн был намного слабее, чем желание вернуться домой и отдохнуть от всего этого.

Главным образом — от женщин.

Вот ведь как они разом на меня навалились! Словно какая-то особенная, женская полоса пошла в жизни. Только-только целая женская компания: Майя, ее свекровь и Оля с Юлей — отправилась в деревню, тут же меня женщины и атаковали. Наташа, Ирина Аркадьевна, Инна, угрюмая женщина в машине, Наталья Васильевна, Нина: Особенно Нина. Не просто женщина, а полномочный представитель женского пола, чрезвычайный посол, парламентер с ультиматумом. Общаясь с Ниной, я невольно ощущал давление всей массы самодостаточных, не нуждающихся в мужчинах женщин и чувствовал себя ходячим атавизмом, каким-то недоделанным, испорченным экземпляром, который при некоторой доле везения мог быть вполне достойной представительницей женского пола:

С невольным сожалением вспоминал я Альберта — моего сбежавшего приятеля-работодателя. Вот уж кто не был поклонником женского пола, никогда не страдал от отсутствия рядом жены или любовницы — хотя и ту и другую имел, поскольку положено порядочному бизнесмену по статусу иметь и то и другое. Работали в его крохотной компании только мужчины: будь то пенсионеры или юнцы, только-только осваивающие ремесло, но — мужского пола. Единственный раз, помнится, Альберт сжалился, сдался на просьбы старого друга семьи, принял на временную работу девчонку — и какая же для всех нас это была мука! Сколько пустой, нелепой болтовни приходилось всем нам выслушивать по любому поводу! Сколько было недоразумений и обид из-за сущего пустяка! А как изводил нас стойкий запах отвратительных дешевых духов!.. С каким облегчением вздохнули мы, когда мучительница наша исчезла — то ли поступила в институт, то ли забеременела, не знаю, не хочу знать, но это был настоящий праздник. С каким удовольствием мы по этому поводу наварили пельменей, хлопнули по паре стопочек ледяной водки и за кофе и коньяком, дымя щедро розданными нашим работодателем сигарами, уселись, дабы на покое расписать пульку!

Никогда, никогда еще преферанс не казался нам такой умной, занимательной, а главное — абсолютно мужской игрой:

Прощай, друг!.. Прощай, Альбертик! Кто заменит мне тебя теперь? Ведь не Игорь же Степанович с его бронебойной загорелой лысиной, с его крепчайшими французскими сигаретами, с его привычкой втягиваться внутрь себя наподобие подзорной трубы и потом стремительно вытягиваться, словно заглядывая тебе в самые внутренности своими острыми, всевидящими глазами. Нет, с Игорем Степановичем не сяду я играть не то что в преферанс — даже и в простые «дурачки» по копеечке. Он не только внутренности — все карты наверняка видит насквозь, как Рентген из последней версии «Марьяжа». И дружбы у нас с ним не получится. Это пока я не хожу в его прямом подчинении, мне дозволяется задавать вопросы и раздумывать над тем, принимать его предложение или нет. Когда же я впишусь в штатное расписание холдинга и в его тарифную сетку, предложения обернутся приказами, обязательными для исполнения, а вопросы: «Вопросы здесь задаю я!» — до боли знакомая фраза, не правда ли?