Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

• Название: Тропа длиною в жизнь
• Автор: Олег Микулов
• Издательство: Азбука
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1999
• ISBN: 5-7684-0752-9

…Его стали считать причиной бед и несчастий. Ему пришлось бежать из своей общины, чтобы не быть убитым. И убивать самому. Так началась его тропа, на которой его ждали только потери и разрушения, страх и боль. Тропа, которая провела его через леса Русской равнины, степи Причерноморья, горы Западной Европы. Тропа длиною в жизнь. Что ведёт его – боязнь возмездия, загадочный зов неведомых духов или любовь к Той-Что-Не-Может-Умереть? Что ждёт его в конце пути?

Книга рассказывает о полной неожиданных приключенний жизни простого охотника из рода Тигрольва, который и не предполагал, что он – Избранный, о вечной схватке Добра со Злом, в которой каждому приходится делать выбор.

---

Они спускались по знакомой тропке, через звенящий луг, вниз, в заросли бурьяна, где трава выше маминого роста, где приходится веткой от гнуса отмахиваться, да еще под ноги смотреть повнимательнее: не наступить бы ненароком на ползуна! Сквозь березняк – вновь на открытое место, где невольно жмуришься от солнца. А река – вот она, Хайсер – Большая Рыба! Действительно, как рыба, искрится, переливается чешуей на солнце, словно дышит, словно плавниками поводит. Теперь еще один спуск, самый крутой, и… И тут мама запела.

Волчонок даже рот открыл от изумления. Что это такое? Поет, а слова какие-то исковерканные; некоторые и вовсе не понять. Как это у них, у ребят, бывает, когда понарошку начнут между собой болтать на «зверином языке»…

– Мама, мама, это ты понарошку, да? Как будто по-звериному?

Она улыбнулась:

– Нет, Серенький. Это наша песня, дочерей Волка. На языке нашего Рода.

Мальчик опешил:

– А… А почему вы не по-человечески говорите?

– По-человечески. Только на другом языке. На том, который был нам дан нашими предками.

Вот это да! Такого он и представить себе не мог. Оказывается, там, где жила его мама, люди говорили по-другому, совсем непонятно. Но и это еще не все. Оказывается, есть такие общины, где люди и вовсе по-чудному говорят, их даже мама понять не может!

После этой прогулки даже мужские посиделки у общих очагов надолго забылись. Он пользовался каждым удобным случаем, чтобы спросить у матери: «А как вы это называете?», «А как сказать по-вашему?..» И мать тихонько отвечала. Иногда сама чему-то учила. Вскоре они уже начали переговариваться между собой на «волчьем» языке. И ту песенку Волчонок выучил. И не только ее… Все было хорошо, пока об этом не узнал отец.

– Ты это по-каковски болтаешь?

Волчонок вздрогнул и недоумевающе посмотрел на отца. Никогда еще тот не был так разгневан на него, своего младшего сына! А за что? Что плохого в том, что он немного узнал язык, на котором, оказывается, говорят люди другого тотема? Того самого, к которому принадлежит его мать?..

Все это он едва пробормотал трясущимися от обиды и страха губами.

– Чтобы этого больше не было! Ты – сын Тигрольва и говорить должен по-человечески! Если еще раз услышу…

Не на него посмотрел – на мать. Так посмотрел, что и без слов все понятно. Хорошо еще, в тот раз почему-то не тронул. Вышел прочь – по своим делам. А Койра вздохнула, не скрывая досады…

Но все же главное не это, не «волчий язык». Хотя, помнится, уже тогда слухи пошли по стойбищу: у Крепыша-то с младшим… что-то неладное! Должно, она мутит. Чужачка. Волчица… О ребятах и говорить не приходится: сколько насмешек пришлось вытерпеть… Но все же и это, должно быть, забылось бы со временем, если бы на «волчий язык» не наложилось другое. Более страшное.

(Сейчас уже не вспомнить, как это все было между собой связано? Как долго длилось? Год? Больше?И что было раньше? Быть может, огневка, показавшая ему как-то раз из очага свою острую мордочку? Не вспомнить…)

5

…Он долго таил это в себе. Не верил, да и не часто оно случалось. И поделиться не с кем. Но однажды это коснулось отца. Он уже почти проснулся, совсем проснулся, и засмотрелся на тонкий луч, упавший сквозь кровельную щель прямо на глянцевитый кремневый отщеп. Небесный Олень словно приклеил его взгляд к самому кончику своего рога, проникшего в их жилище, приклеил и никак не хотел отпускать. Потом пришел запах – прелые, гниющие листья? — становящийся все сильнее, все нестерпимее…

…И навалился странный сон. Только в этот раз он видел не обварившуюся кипятком соседку, не Хромонога, прижатого к земле разъяренным медведем, – ОТЦА.

Отец шел проверять силки. Один длинноухий уже болтался, притороченный к поясу за задние папы; две ловушки оказались пустыми. Теперь отец шел к четвертой, самой дальней, настороженной в таком месте, где в нее должна была бы попасться ледяная лисица… Их парный Род не смеет охотиться на своих братьев и сестер, а зубы ледяных лисиц нужны всем: отличный оберег…

…Волчонок был одновременно частью своего отца – видел его глазами, знал, о чем он думает, чувствовал удары заячьей тушки о бедро, ощущал запах палой листвы, смешанный с пробивающимся из-под нее грибным ароматом, мелкие капли дождя на лице… и в то же время он, невидимый, наблюдал происходящее со стороны. Изнал, что произойдет сейчас. Вот этот мокрый корень, прикрытый желтыми листьями…

Вот оно! Отцовская левая нога носком зацепляется за проклятый корень, и он падает, сложно выругавшись, и приглушенный звук треснувшего сучка, и острая боль в правом предплечье…

– Сынок, сынок, что с тобой?..

Его трясут. Испуганное материнское лицо.

– Не пугай меня! Ты болен?

– Нет. Все хорошо. Просто я…

– Что такое с ним?

Зычный голос отца, тоже встревоженный. Слегка. Отец уже одет по-охотничьему и при оружии. Уходит. Значит, сегодня?

И словно кто-то ответил, и все его существо восприняло этот ответ: «Нет. Завтра».

– Все хорошо, Сильный, все хорошо, – торопливо заговорила мать. – Заспался, должно быть. Отец молча кивнул и скрылся за пологом.

Весь день Волчонок мучился сомнениями: сказать или нет? До сих пор его видения касались соседей, и сомнений почти не было: лучше держать язык за зубами. Но тут… как не предупредить отца? И как предупредить?.. Не поверит, ни за что не поверит.

В конце концов Волчонок все же решил: «Вечером скажу. Тихо скажу, ему одному. А там будь, что будет!» Но вечером…

Вечером мама снова плакала. И, слушая в темноте его прерывистое сопение, возню, притворные вскрики и ахи Койры, дрожа от обиды и ненависти – к этому сопению, к этой громадной волосатой ручище, Волчонок не выдержал – прошептал в самое материнское ухо: – Завтра он руку сломает! И пусть! Едва не вскрикнув от страха, она зажала ладонью неосторожный рот и зашептала, убеждая, успокаивая, уговаривая…

Мать, конечно, думала: у ее мальчика просто от досады вырвалось. По-настоящему испугаться ей пришлось на следующий день, когда отец ввалился в жилище – шумный, злой, с правой рукой в лубке и на перевязи (он уже успел побывать у колдуна; ему-то зайца и оставил). Жены засуетились, захлопотали, а он, развалившись на хозяйском месте, покрикивая время от времени то на одну, то на другую, то на третью, длинно и сложно излагал все, что он думает о корнях и сучках вообще и об этом, треклятом, в особенности. Надо же! Он, один из лучших охотников их великого Рода, – и хуже мальчишки!..

– Порчу навели на тебя, Могучий, порчу, – бормотала Койра, – глаз твой отвели! Враг объявился; колдует по-черному, извести хочет…

Охотник поутих, задумался. Колдун говорил почти то же самое. И обещал отыскать врага.

Мать молчала. Ухаживала за отцом и не смотрела на сына. Но, раз или два поймав ее взгляд, Волчонок понял, что она не просто боится. Она онемела от ужаса.

(Да. Вот тогда-то он, несмышленыш, и сделал то, что определило его дальнейшую жизнь. Великую глупость сотворил! Но разве мог он знать?)

Когда суета улеглась и женщины куда-то ушли – по домашним делам, а отец, устраиваясь поудобнее и задев больную руку, невольно поморщился, Волчонок выскользнул из своего угла, подошел к нему и, коснувшись деревянного лубка, спросил:

– Больно?

Теперь ему было очень стыдно. Ну как он мог не предупредить? Ведь знал же! Отец положил здоровую руку на его голову:

– Мы – мужчины. А мужчины не знают, что это такое – больно. Запомни: не знают!

Волчонок горестно вздохнул:

– Это я во всем виноват. Я видел во сне, что с тобой это случится. И не сказал. А со мной и раньше такое бывало. Про Хромонога видел. И про Блошку, ту, у которой кожан лопнул и ноги кипятком обварил, помнишь?

Он почувствовал, как отцовская ладонь дрогнула на его затылке.

(В те же дни, должно быть, и кончились их мальчишеские игры – после истории с медведем. Точно, тогда. В то лето или в ту осень. И тогда же он стал говорить о своих видениях. Маленький дурачок, он думал, должно быть, – его странные сны пойдут общинникам на пользу? Быть может, и думал, да только не в этом дело. Он почему-то просто НЕ МОГ молчать. Несмотря на безнадежный ужас в материнских глазах, ставший уже привычным.)

6

Да, в ту осень Волчонок, помнится, «помогал» общинникам, как только мог. Словно нарочно, видения посещали его все чаще и чаще. Правда, в основном по пустякам.

– Силута, дай помогу. А то ты камень не удержишь, он тебе руку обожжет.

– Головастик, скажи отцу, чтобы завтра на охоте поосторожнее был. Они в какой-то овраг будут спускаться, ногу может вывихнуть.

– Эй, Сосновая Шишка! Подержи денек свою младшую дома. А то как бы она себе ногу сучком не распорола и не охромела бы!