Евгений Тарле - Сочинения — Том II

• Название: Сочинения — Том II
• Автор: Евгений Тарле
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
• Жанр: История
• Год: 1957

---

Полотняное производство переживает также тяжкий кризис. В начале 1799 г. администраторы департамента Соммы, некогда одной из самых промышленных частей Франции, доносят министру внутренних дел, что мануфактуры гибнут, хозяева рассчитывают рабочих; le discrédit est à son comble, добавляют они, указывая на совершенное расстройство всей торгово-промышленной жизни Амьена и всего департамента [21].

Относительно шелковой промышленности и ее центра, Лиона, у нас есть несколько показаний, относящихся к этой эпохе (тогда как относительно 1793–1794 гг., эпохи бунта и усмирения города, нет почти ничего).

Еще до осады и усмирения Лиона шелковая промышленность там страшно пала. Достоверных цифр, конечно, нет. По свидетельству комитета торговли, из 60 тысяч рабочих, которые работали на лионские мануфактуры, 30 тысяч уже с конца 1792 г. были «без работы и без хлеба» [22]. Комитет был этим серьезно обеспокоен, тем более что весь юг Франции, поставлявший для лионских мануфактур ежегодно от 35 до 40 тысяч квинталов шелкового сырца ценностью около 80 миллионов ливров [23], был очень серьезно заинтересован в предохранении шелковой индустрии от гибели. Комитет особенно настаивал перед Конвентом, что указываемая цифра — 30 тысяч безработных — будто бы тщательно проверена [24].

В 1797 г. официально признавалось даже, будто до августа 1793 г. на лионских шелковых мануфактурах еще работало около 40 тысяч человек, а число станков было 18 тысяч [25]. После осады и усмирения, после господства максимума и реквизиций осталось всего около 2 тысяч станков, и масса рабочих рассеялась по свету. Многие эмигрировали за границу, многие были забраны в армию; даже и то, что «осталось», 2 тысячи станков, нужно понимать так, что столько уцелело их от разгрома, но и они работают далеко не все: нет рабочих [26], нужно делать специальные затраты из казны, чтобы опять подготовить исчезнувшие кадры знающих технику дела людей. И в стране, стонавшей от безработицы, лионские фабриканты не могут найти нужные для их 2 тысяч станков рабочие руки… Дело в том, что безработные толпами покидали Лион, ища себе пропитания где придется.

Рабочие шелковых мануфактур в 1793–1794 гг., когда производство окончательно пало, рассеялись как по Франции, так и по всей Европе; эта эмиграция подтверждается рядом показаний, и даже чрез 2½ года после отмены максимума представители промышленного мира города Лиона не только вспоминают об этой эмиграции [27], но констатируют, что и теперь, в 1797 г., если мануфактуры возобновят свою деятельность, то не хватит рабочих [28].

Рабочие вследствие полного своего обнищания не могут обзавестись новыми станками и инструментами, а «купцы», т. е. предприниматели, дававшие заказы рабочим, тоже разорены [29]. При таком положении вещей едва ли можно было ожидать существенной пользы от ассигнования в помощь лионской промышленности 100 тысяч ливров, что было решено сделать уже при Директории (в заседании Совета пятисот, 25 августа 1795 г. [30]). Это ничуть не помогло, и в своем послании к Совету пятисот спустя несколько месяцев президент Директории Баррас констатировал ужасающую безработицу и полный упадок производства в Лионе, где тысячи рабочих, по его словам, погибают от отсутствия занятий, от голода [31].

Летом 1797 г. «бюро торговли» города Лиона констатировало, что необходимо для подъема лионской промышленности: следить, чтобы цены на предметы первой необходимости не повышались; чтобы порядок и спокойствие не нарушались; неуклонно препятствовать вывозу из Франции сырья; поощрять ввоз сырья из-за границы; заключить «хорошие договоры» с державами, с которыми Франция примирится. Бюро Просит, например, чтобы в Лионе не были расположены на постой войска, между прочим потому, что это обстоятельство повышает цены на припасы и тем самым на рабочие руки. Эпоху террора и максимума бюро вспоминает с ужасом, говоря о хозяевах мануфактур, которые «убегали или погибали на эшафоте», о рассеянии рабочих по свету, об исчезновении звонкой монеты, которую припрятывали капиталисты, и т. д. При этом с беспокойством указывается, что и теперь (в 1797 г.) вследствие колебаний в правительственной политике прочной уверенности в будущем нет в Лионе: водворение полного спокойствия внутри и мир извне — вот что необходимо им больше всего [32].

Но до конца рассматриваемого периода в этом отношении обстоятельства не изменились.

Все показания в один голос говорят, что усмирение Лиона совершенно прикончило шелковую промышленность, и без того подорванную революцией и войной, недостатком сырья и сокращенном сбыта [33].

В 1795–1799 гг. лионская шелковая индустрия — это тяжкий больной, которого нужно искусственным способом заставить еще протянуть некоторое время; правительство поддерживает субсидиями еще уцелевших фабрикантов, но имеет при этом больше в виду будущее, чем текущий момент.

Некоторое улучшение в делах начинается лишь с последних времен Консульства; покорение германских стран при Империи расширило рынок сбыта шелковых материй, а подчинение Италии обеспечило приток сырья. Но до конца рассматриваемой эпохи полнейшая безработица продолжала царить в Лионе (о второстепенных пунктах сосредоточения шелковой промышленности — Туре и Ниме — нечего и говорить; они и при Наполеоне не оправились от испытаний революционной эпохи). Следует заметить, что к бедствиям Лиона власти в 1795–1799 гг. относились с особенным участием: этот город слишком тяжко пострадал от усмирения.

Коллективная петиция фабрикантов Лилля тоже говорит об особых причинах разорения: бомбардировка (австрийцами) их города, пожар и прочее страшно повредили им; они прибавляют, правда, что закон о максимуме, наряду с обесценением ассигнаций докончил их разорение [34], но министерство только потому вняло их просьбе о помощи, что они ссылались именно на особые причины (бомбардировку); это отличало их петицию от массы других, где речь идет только о максимуме и обесценении ассигнаций [35].

Бумагопрядильная промышленность переживала также тяжкие времена. Нужно заметить, что в эпоху Директории положение ее еще было все же несколько лучше, чем состояние шелкового или шерстяного производств. Начавшиеся завоевания несколько облегчили получение (через вторые и третьи руки) хлопка.

Правительство, понимая огромную важность сохранения этой отрасли текстильной промышленности при полном упадке шерстяного и полотняного производств, с полной готовностью раздавало пособия, субсидии, казенные здания. Субсидия и казенное здание дается 27 ноября 1794 г. (le 7 frimaire, an III) Барневилю, имеющему бумагопрядильную мануфактуру в Париже, Фокслоу в Орлеане, Югану (Hugand) в Лионе (в марте 1795 г.); льготная покупка казенного здания устраивается для мануфактуриста Ранка (в Гавре, июнь 1795 г.), та же милость оказывается Ришару (в Тренкевилле, близ Монтаржи) [36] и т. д. Отказы крайне редки и бывают больше в тех случаях, когда проситель желает получить денежную субсидию, чем в том случае, когда он просит об отводе или продаже казенного здания. Дело доходит даже до готовности на казенный счет перестроить мост, перекинутый через реку, если владельцы бумагопрядильни жалуются, что в настоящем своем виде мост им мешает [37]; правда, речь шла о единственной бумагопрядильне, которая в это время во Франции стала приводиться в движение гидравлическим способом [38], и эта бумагопрядильня на реке Эссоне (близ Арпажона) имела в глазах властей значение опыта, важного для всей национальной индустрии [39].

Начиная с 1796 г. учащаются просьбы лиц, желающих открыть новую бумагопрядильню и просящих у правительства по этому поводу пособия. Общественное значение своих начинаний они мотивируют двояко: во-первых, они хотят дать пропитание голодающим безработным и, во-вторых, «вырвать из рук у англичан» эту отрасль индустрии [40]. Но к этим прошениям правящие власти относятся гораздо более холодно, чем к просьбам уже существующих мануфактур, явно не доверяя, по крайней мере относительно некоторых из этих неизвестных просителей, осуществимости этих затей. Да и трудно было ожидать чего-нибудь от новых предпринимателей, когда и старые бумагопрядильни, даже пережившие почти весь этот бедственный для них период, оказывались, после неоднократных оказаний помощи со стороны правительства, все-таки в конце концов в отчаянном положении вроде, например, уже упоминавшейся бумагопрядильни в Тренкевилле, близ Монтаржи, которая в 1798 г. очутилась лицом к лицу с банкротством [41]; как было поощрять людей к открытию новых заведений, когда и старым на все их мольбы о самом главном для них — о сырье — приходилось отвечать отказом, как было отвечено Saget; (в 1796 г.) или Fouque (в 1799 г.) [42].

Вообще можно лишь относительно говорить о том, что бумагопрядильная промышленность не находилась в полном упадке. И в этой области дело обстояло неутешительно. Города, где это производство было прежде распространено, тяжко страдали от закрытия мануфактур, от ужасающей безработицы.