Евгений Тарле - Сочинения — Том II

• Название: Сочинения — Том II
• Автор: Евгений Тарле
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
• Жанр: История
• Год: 1957

---

Сами рабочие в эти последние месяцы существования Директории говорят о своих республиканских чувствах, по-видимому, лишь тогда, когда, жалуясь на хозяев, обвиняют их в «роялизме». «Нужно же республиканцам жить и кормить свои семьи», — говорят между прочим марсельские рабочие, которые в начале 1799 г. жаловались, что «роялисты» не берут их на работу, и представляли себя страдальцами за республиканские убеждения [323], которые должны были бежать из Марселя от происков «réaction royale».

Но, конечно, сами власти ничуть не обманывались относительно реальной ценности подобных политических заявлений.

«1 мессидора (19 июня 1799 г.) рабочие Сент-Антуанского предместья собирались в публичных местах… много говорили о Директории и о министрах… говорили: пусть сделают, что хотят, предместья больше в это не станут вмешиваться» [324].

На этой ноте, совершенно гармонирующей со всеми другими показаниями, обрывается история рабочего класса во Франции в период 1789–1799 гг.

Дружественный нейтралитет рабочего населения столицы был обеспечен всякому, кто покончит с существующим положением вещей.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. Рабочие и переворот 18 брюмера. Законодательство эпохи Консульства, касающееся рабочего класса. 2. Воззрения властей на рабочих в начале Империи. 3. Общие выводы

Задача, которую я себе поставил, окончена, но мне представляется уместным сказать в заключение несколько слов как об отношении рабочих к захвату власти генералом Бонапартом, так и о тех взглядах на рабочий класс, которые были присущи правительственным властям в начале Наполеоновской эры и которые выразились: 1) в законодательстве и 2) в единственной по полноте характеристике рабочих, сделанной парижским префектом в начале 1807 г.

1

Переворот 18 брюмера был встречен рабочим населением столицы совершенно спокойно и даже с надеждой.

Чуть ли не первые известия, касающиеся настроения рабочих в эпоху Консульства, относятся к лету 1800 г.; «наилучший дух царит среди рабочих» [1] — констатирует полиция. А когда пришло известие о победе Бонапарта над австрийцами при Маренго, то парижские рабочие даже особенно неистово выражали свой восторг. Они большей частью бросили работу, едва раздался гром пушек, извещавший столицу о победе. «Рабочий класс опьянел от радости… они собирались на улицах, жадно слушая новости, крича: «Да здравствует республика! да здравствует Бонапарт!» [2] Даже среди всеобщих восторгов населения полиция как бы с некоторым удивлением (весьма попятным, если принять во внимание долголетнюю полную апатию и равнодушие рабочих к политике) отмечала, что именно рабочие вне себя от восторга и не хотят успокоиться: 2 июля (1800 г.) Бонапарт вернулся в Париж, и весь день столица праздновала; всюду были увеселения, иллюминации и т. д. Но на другой день все вошло в свою колею, кроме рабочих предместий. «Дня 13 мессидора (2 июля) оказалось недостаточно рабочим предместий, особенно Сент-Антуанского, чтобы выразить радость, которую им доставило возвращение первого консула», и они праздновали самым шумным образом еще и 3 июля. «Этот хороший дух есть верное ручательство бессилия попыток смутьянов», — замечает по этому поводу полиция [3]. Рабочие ликовали, ожидая скорого мира, конца безработицы, конца голода.

Все надежды перенеслись на победоносного диктатора, и новые власти деятельно этим пользовались.

Одним из самых обычных приемов местной администрации на первых порах после переворота, отдавшего Францию в руки генерала Бонапарта, было указание на то, что торгово-промышленная деятельность в скором времени возродится [4], и это привлекало к новому режиму не только предпринимателей и мелких самостоятельных производителей, но и массы голодающих безработных.

Рабочая масса надеялась на нового владыку, как она надеялась на прежних при каждой перемене режима. В правящих кругах между тем рабочими интересовались главным образом с точки зрения сохранения порядка и спокойствия; кроме того, с первых же лет Консульства вопрос об укреплении правительственного надзора и властной опеки в промышленном производстве не переставал привлекать внимание правительства.

В сущности, тенденция к восстановлению цехов, или, точнее, к восстановлению регламентации промышленности, тенденция, решительно проявившаяся при Консульстве, возникла и развилась на почве конкуренции с Англией и сознания технической отсталости Франции, а также всецело царившей во Франции системы домашнего производства.

«Одним из великих источников процветания наших мануфактур является заграничный сбыт их продуктов. Приносит ли в этом отношении им пользу свобода, которой они пользуются?» — спрашивает автор сводки «Observations des inspecteurs ambulans des manufactures» [5], писавший при Консульстве. Нет, — отвечает он, — «надо признать, если наши фабрики теперь дискредитированы»; если ипостранцы отняли у французов рынки сбыта, то произошло это вследствие того, что французские мануфактуры из-за недостатка надзора стали сбывать фабрикаты очень плохого качества (автор особенно останавливается на шерстяной и полотняной индустрии). Но ведь вот английская индустрия совершенно свободна, почему же ей свобода не вредит? Автор признает, что это часто говорят, но он отказывается считаться с подобным аргументом: «… не будем сравнивать себя с нашими торговыми соперниками, мы отличаемся от них в слишком многих пунктах, чтобы сравнение было точно и чтобы можно было извлечь из него правильные заключения».

Вот почему автор взывает к правительству, чтобы оно положило предел свободе производства, чтобы эти лишенные всякого надзора рабочие не могли далее подрывать репутацию французской индустрии и лишать Францию внешних рынков [6]. Почти совершенное отсутствие во Франции мануфактур нового типа «ateliers réunis», где рабочие работают в здании заведения, констатируется таким образом инспекторами мануфактур самым категорическим образом.

До восстановления цехов и регламентации дело все же не дошло, но было признано необходимым строго ограничить свободу рабочих в их сношениях с предпринимателями, в их передвижениях и т. д.

Вообще говоря, все, что касалось рабочих, рассматривалось при Консульстве и Империи прежде всего с точки зрения сохранения общественного порядка и спокойствия; например, даже безработица, проистекающая от недостатка сырья, интересовала власти именно с этой стороны, и это было возведено в принцип, вполне определенно провозглашавшийся во всеподданнейших докладах и других официальных документах [7] (впрочем, то же отношение к вопросу характерно и для предшествовавшего режима, особенно для Директории).

Самым важным памятником наполеоновского законодательства относительно рабочих, конечно, является закон 22 жерминаля. Законом 22 жерминаля (12 апреля 1803 г.) [8]: 1) подтверждался закон Ле Шапелье касательно воспрещения каких бы то ни было стачек, причем виновные подвергались тюремному заключению до 3 месяцев; в случае сборищ или применения насильственных действий виновные подлежали уголовному суду [9]; 2) ни один ученик или взрослый рабочий не мог быть принят хозяином без предъявления удостоверения того лица, у которого раньше находился ученик или рабочий; удостоверения, что все обязательства данным учеником или рабочим выполнены [10]; 3) все дела, касающиеся профессиональных отношений между хозяевами и рабочими (или учениками), рассматривались и решались безапелляционно в Париже префектом полиции, в других местах — мэром или его помощником [11].

Закон 22 жерминаля, всецело проникнутый духом предшествовавшего законодательства относительно рабочих, внес одну черту, которая все же как общее правило отсутствовала со времени отмены цехов: рабочий отчасти прикреплялся к месту работы. Самым существенным пунктом закона оказалась статья XII, трактующая о рабочих книжках. Опираясь на нее, правительство издало 1 ноября того же 1803 г. постановление [12], подробно разработавшее вопрос об этих книжках. Книжки выдавались отныне полицейскими властями в Париже, Лионе и Марселе, а в других местах — мэром или его помощником, и ни один рабочий не мог уклониться от обязанности иметь эту книжку; иначе он подлежал судебному преследованию по обвинению в бродяжничестве [13]. Книжка хранилась у хозяина, если хозяин этого потребует. Покидая свое место, рабочий должен был просить хозяина вписать в книжку, что все обязательства рабочего выполнены [14]. Никто не имел права дать работу рабочему, не предъявившему своей книжки. Если же хозяин увольнял рабочего, который оставался ему должен, то хозяин вписывал в книжку сумму долга, и новый наниматель должен был удерживать из заработной платы не более 2/10 ее впредь до погашения долга первому хозяину [15].