Туркменские народные сказки - Проданный сон.

• Название: Проданный сон.
• Автор: Туркменские народные сказки
• Издательство: ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1969

Сборник содержит разнообразные увлекательные сказки, характерные для туркменского фольклора. Большинство сказок впервые издается на русском языке. Сборник рассчитан на широкие круги взрослых читателей.

---

Влияние литературных источников на сказочное творчество туркмен сказалось и в общей композиции сказок. Например, сказка «Караванбаши» построена по типу обрамленной повести — жанра древнеиндийской литературы, впоследствии получившего широкое распространение в литературах средневекового Востока и Запада. Особенность этого жанра в том, что несколько рассказов, вполне самостоятельных, обрамляются единой рамкой — сюжетом, который может быть не связан со вставными рассказами, и тогда рамка выполняет декоративную функцию, но может также составлять единое целое с рассказами, которые в нее вкраплены. В сказке «Караванбаши» главный сюжет — это ссора сына караванбаши со своим отцом, его уход из дому и скитания, во время которых сыну караванбаши помогает советами попугай. В эпилоге сын караванбаши женится на дочери падишаха. В этот сюжет вкраплены две вполне самостоятельные сказки, причем одна из них является изложением истории о трех женихах из сборника «Двадцать пять рассказов Веталы».{16} Несомненно, что композиция сказки «Караванбаши» испытала влияние индийского сборника «Шукасаптати» («Семьдесят рассказов попугая») или, вернее, его персидского и турецкого переводов («Тути-наме», что значит «Книга попугая»).

Анализ турецкой сказки привел исследователей к выводу, что чем дальше от города, тем меньше в сказке волшебного, сверхъестественного.{17} Этот вывод справедлив и для туркменской сказки. К этому следует добавить, что чем ближе к жизни селений, тем меньше влияния литературы, тем проще композиция и язык сказок. Волшебные превращения в туркменских сказках занимают очень незначительное место, таких сказок, где все было бы построено на превращениях героя, мало («Сорок небылиц»). Значительно чаще встречаются сказки, насыщенные эпизодами битв героя с дэвами и драконами, что можно квалифицировать как отголоски героического эпоса. Волшебный аксессуар сказки расширяется за счет введения чудесных предметов: яблоко, которое сохнет, если с героем случилось несчастье, кубок, из которого достаточно выпить воды, чтобы излечиться, летающий ковер, чудесная скатерть (скатерть-самобранка), осел, из которого вместо навоза сыплется золото, сундучок, откуда выскакивает человек с дубинкой, перо птицы Симург, чудодейственный перстень и т. д. — то есть набор волшебных предметов, имеющихся в сказках многих народов, в том числе и русского.

Замечательна связанность туркменских волшебных сказок с жизнью и бытом народа. О чем бы в них ни говорилось: о городе китайского «падишаха» или о какой-нибудь вымышленной стране, куда героя сказки забросила судьба, — всюду неизменно будет присутствовать упоминание о пустынях и безлюдных степях, о горах и долинах, о ветрах, пыльной буре, одиноких чинарах, о караван-сараях и мечетях. Редко попадаются описания садов. Падишахи зачастую изображаются как жители селений, приобретая облик сельского богача (квинтэссенция такого описания — бытовая сказка «Как падишах с женой сидели у дверей»). Весьма умело, а подчас и неожиданно сказка оснащается реалистическими деталями (любовник, прятавшийся в яме для муки, стал похож на мышь, попавшую на кендирик — кусок ткани, на котором просеивают муку и месят тесто; хан, влюбившийся в чужую жену в то время, когда она натягивала серпик, то есть закрывала дымоход в юрте специальным куском войлока; хвост дракона, похожий на шерстяной мешок; чудесная птица, которую прятали за юком, то есть за сложенными горкой одеялами и подушками в юрте и др.).

Иногда же рассказчик, чтобы подчеркнуть необычность, удивительность быта чужой страны, вводит в сказку детали, которые взяты не из быта той страны, а сообразуются с собственными представлениями рассказчика о чудесном. Так, дочь китайского «падишаха» появляется на улице в карете со стеклянными окнами («Пять каландаров»). Можно при этом заметить, что даже дом со стеклянными окнами был для туркмена признаком богатства («Щедрый и Скупой»).

Ряд волшебных сказок содержит такое малое количество волшебного, что по существу они могут считаться скорее бытовыми сказками с фантастическим элементом. Например, в сказке «Пастух-богатырь» пастух, победив дэва (единственное упоминание волшебного), решает бросить свое занятие и становится профессиональным борцом. Другую сказку — «Эсен» следовало бы отнести к бытовым по категории «рассказов о простаках» (или глупцах), но в ее конце введен мотив превращения героя старухой колдуньей в собаку и рассказана история об освобождении героя от колдовства. Эпизоды эти кажутся в сказке чужеродными. На границе между волшебной и чисто бытовой находится и сказка «Как плешивый был батраком».

Туркменские бытовые сказки разделяются на два рода: это сказки-новеллы о невзгодах и приключениях героев и героинь и сказки-сатиры, в которых осмеиваются разные человеческие пороки: глупость, жадность, лицемерие и вероломство. И в той и в другой категории бытовых сказок положительными персонажами являются батраки, дайхане, пастухи, иногда девушка или женщина. Отрицательными персонажами являются: мулла, ишан, бай, кадий, иногда падишах и везир. Так, в сказках-новеллах «Девушка, достигшая своей цели», «Мулла с отрубленным носом», «Умная женщина» изображается цепь приключений, в результате которых девушка торжествует над недругами благодаря честности, уму и благородству, а женщина добивается своего с помощью ловкости и хитроумия. Во всех трех сказках в неблаговидном свете предстают мулла, кадий, бай, везир и падишах. Особенно неприглядно изображается духовенство («Ишан и золото» и другие). Сказка «Как три брата нанимались в батраки» представляет собой сатиру на глупого и жадного бая, который в конце концов расплачивается за свое жестокое отношение к батракам.

Среди туркменских бытовых сказок существуют циклы, сгруппированные вокруг какого-нибудь известного имени. Например, известен цикл сказок «Мирали и Солтансоюн», где действие развертывается вокруг Алишера Навои и его современника правителя Герата Султаи-Хусейна Байкары (см. Словарь, Солтансоюн). Несмотря на то что сказки этого цикла изображают реальных исторических лиц, в них почти нет исторической достоверности. Знаменитый поэт Средней Азии Алишер Навои предстает как легендарный герой, он обладает мудростью, великодушием, удивительной щедростью и необычайным даром слова, который проявляется, как правило, в остроумных и находчивых ответах. Эта черта сближает рассказы о Мирали с популярным жанром на Востоке — с анекдотом. Другой подобный цикл образуют «Народные легенды о Махтумкули», знаменитом туркменском поэте XVIII в. И наконец, существует цикл рассказов еще об одном туркменском поэте-классике Кемине (первая половина XIX в.). Рассказы о Кемине имеют характер типичного анекдота, причем многие анекдоты с именем Кемине являются пересказом анекдотов о Ходже Насреддине. Но последние бытуют в Туркмении и самостоятельно, с той только разницей, что Ходжа Насреддин называется в них Эпенди. Помимо анекдотов, связанных с историческими личностями — Навои, Махтумкули и Кемине, а также широко распространенного на мусульманском Востоке собрания анекдотов о Насредди-не-Эпенди, в Туркмении существует множество других анекдотов, героями которых являются четыре брата-глупца (Джаппаклар или Джанбаклар), Эсен-Полат и Кары. Все анекдоты этих циклов можно разделить на две категории. Это анекдоты обличительные, высмеивающие судей, духовенство и богачей, и анекдоты развлекательного характера, призванные просто рассмешить слушателя (например, «Три товарища», «Драчливый человек», «А мы не верим»). Несколько особняком от всех стоят сказки об Алдаркёсе (Безбородый обманщик), который является героем как бытовых, так и волшебных («Алдаркёсе, дэв и лиса») сказок, образующих особый цикл похождения хитреца.

Во всех туркменских сказках есть одна общая черта. Это более или менее отчетливо звучащий мотив назидания. Он заметен и в сказках о животных («Баран и волк» и др.), в волшебных сказках («Советы старого отца», «Щедрый и Скупой», «Сын пастуха», «Умный дайханин») и особенно ясно звучит в бытовых сказках («Правдивый юноша», «Изгнанный везир», «Девяносто мешков» и др.). Положительные герои сказок несут в себе заряд добродетелей, сумма которых определяет моральный облик народа. Герои сказок бескорыстны (всегда отказываются от награды), миролюбивы (не хотят нападать даже на дэва, когда он спит), склонны к прощению (не всегда чинят расправу над своими обидчиками, не желая уподобляться им), неизменно почтительны со старшими. Жестокость в сказках всегда связана только с возмездием. Бай поплатился всем, потому что был бесчеловечен («Как три брата нанимались в батраки»), рабыню и всю ее семью постигло возмездие за обман и коварство по отношению к несчастной героине («Две сестры»). Мораль сказки часто выражена пословицей, например: «Не поджигай — обожжешься, не копай — сам упадешь» («Сын пастуха»), или: «Огонь сначала на себе испробуй; не обожжет — тогда уж на другом» («Как три брата нанимались в батраки»), или: «С сильным не борись, с быстрым не беги наперегонки» («Дыни в подарок»).