Винцас Миколайтис-Путинас - В тени алтарей

• Название: В тени алтарей
• Автор: Винцас Миколайтис-Путинас
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы Литовской ССР
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Роман В.Миколайтиса-Путинаса (1893–1967) «В тени алтарей» впервые был опубликован в Литве в 1933 году. В нем изображаются глубокие конфликты, возникающие между естественной природой человека и теми ограничениями, которых требует духовный сан, между свободой поэтического творчества и обязанностью ксендза.

Главный герой романа — Людас Васарис — является носителем идеи протеста против законов церкви, сковывающих свободное и всестороннее развитие и проявление личности и таланта. Роман захватывает читателя своей психологической глубиной, сердечностью, драматической напряженностью.

«В тени алтарей» считают лучшим психологическим романом в литовской литературе. Он переведен на многие языки, в том числе и на русский. На русском языке роман впервые вышел в 1958 году.

---

Каждое свидание с Ауксе удивительно освежало его. Она всегда была или старалась быть в хорошем настроении, на все смотрела оптимистически, думала и чувствовала непосредственно, здраво, естественно. Ей не нравилось, что Васарис вечно чем-то недоволен, озабочен или вял.

— Знаешь, — говорила она, — если бы ты с такой миной показался, например, в Америке, то обратил бы на себя всеобщее внимание. Мальчишки забросали бы тебя палками, а полисмен решил бы, что ты пьян. Что с тобой?

От этой картины Васарису уже становилось веселее, но он пытался протестовать.

— Конечно, в твоей Америке все, как идиоты, вечно улыбаются, словно в жизни не над чем призадуматься.

— Конечно, призадуматься есть над чем, — соглашалась Ауксе, — но то, что плохо, надо просто исправлять. Всякое стремление победить зло рождается только из оптимизма. Страдания и терзания ни к чему не приводят.

Они спорили, но Васарис возражал только из упрямства, потому что в глубине души был с нею согласен. Ему просто нужно было, чтобы эти мысли высказал кто-нибудь другой, в особенности Ауксе. Тогда они как бы приобретали объективную ценность, становились более четкими, неопровержимо убедительными.

Часто Ауксе нападала на него не только за его мрачное настроение, но и за тот пессимизм и рафинированный декадентский символизм, которыми была пронизана вся его позднейшая лирика.

— Знаешь, — говорила она, прочитав какое-нибудь его стихотворение, — это очень красиво, сильно, производит впечатление, мастерски сделано — что хочешь, но только неестественно. Ну кто в наше время станет ломать голову над подобными метафорами, разгадывать туманный смысл, погружаться в такие нелепые настроения? Признайся, что ты не видал такой природы, никому не говорил таких слов и не испытывал ни подобных чувств, ни переживаний.

— Но ведь это поэтические приемы, — отвечал Васарис.

— Приемы? Чему они служат?

— Как чему? Искусству, поэзии, выработке мировоззрения, наконец.

Со скептической гримасой она слушала его доводы или прерывала:

— Чепуха! Мне кажется, приемы так приемами и остаются. Приемы, приемы… По-моему, поэтическим приемом должно быть простое слово с его обычным смыслом. А поэт должен видеть людей, природу и вещи такими, какие они есть, какими мы все их видим.

В этих спорах ничего нового для Васариса не было. Подобные возражения, даже еще лучше обоснованные, он уже не раз слышал и читал. Но, странная вещь! — в других случаях они не убеждали, а слова Ауксе незаметно воздействовали на него. По правде говоря, воздействовали не слова, но сама она, ее близость. К тому же тут колдовала любовь.

Благодаря этой возраставшей близости перед Васарисом все чаще брезжила надежда на какую-то новую жизнь, она заставляла его не покоряться, не поддаваться силе привычки, искать выхода. Положение его было во многих отношениях двусмысленным, сложным, запутанным и гнетущим. Оттого и в творчестве своем Васарис мог высказываться лишь посредством туманных символов, — расплывчатых образов. Полюбив Ауксе, он стал внутренне крепче, собраннее, порой он надеялся, что положение его определится и он сможет жить нормальной жизнью, не боясь показывать себя таким, каков есть, не стараясь отыскивать во всем тайный смысл.

Когда одержало верх это настроение, пришел конец и его символическим стихам. Постепенно он приучился воспринимать природу независимо от собственных чувств и переживаний, и только тогда постиг всю изумительную красоту и многообразие природы, которая существовала вне его и которой бессмысленно навязывать свои радости и печали.

Привыкнув объективно видеть и наблюдать природу, Васарис и для своих новых стихов тоже стал искать объективных и простых слов. Порой он находил их в народных песнях, но чаще всего они сами рождались в его душе, когда он вызывал в своем воображении какую-нибудь глубоко запавшую в душу картину.

Однажды он прочел Ауксе одно из таких простых стихотворений. Радости ее не было границ.

— Вот это стихи, — повторяла она. — Даже ребенок поймет, как это хорошо. Такие простые, естественные, и в то же время столько в них содержания.

Таким образом, Ауксе все больше вникала в его работу…

По натуре он был замкнутым и даже с ней неохотно делился своими мыслями и планами. Но ему было приятно, что его пытаются разгадать, понять, узнать. Он уже не чувствовал себя одиноким отшельником. Поддаваясь своему чувству, Васарис решил окончательно завоевать Ауксе. Как это произойдет и в какие формы выльются их отношения, он сам еще не знал. Все же его жизнь пошла явно по новому пути.

Путь-то изменился, но он сам не сразу утвердился на нем и не сразу понял, что эта простая, цельная жизнь потребует не только строгой последовательности всех поступков, но и отказа от некоторых удовольствий и даже заставит пожертвовать ожившими воспоминаниями юности. Здесь его подстерегали многие опасности, — чуть было не расстроилась еще не окрепшая дружба с Ауксе.

XIV

Перед самой троицей, когда Васарис пришел к Глауджюсам, Люция поделилась с ним одним своим планом.

— В троицын день, если будет хорошая погода, мы устроим скромный пикник на Немане. У меня есть знакомый в управлении речных путей. Он даст моторную лодку человек на десять. Вас я приглашаю заранее, чтобы вы не давали обещания другим. Мне хочется, чтобы вы обязательно поехали. Вот увидите, будет очень весело.

Отказываться не было причины, и Людас согласился, Кто еще участвует в прогулке, он толком и не расспросил, удовлетворился словами Люции, что будут всё милые люди и даже кое-кто из его знакомых.

Дня за два до троицы ему позвонила Ауксе:

— Алло, Людас! Что ты делаешь на праздник? У меня есть хорошее предложение: проедемся в автомобиле по Сувалкии, а вернемся через Алитус и Бирштонас. Отец, мы с тобой и еще двое знакомых.

Неизвестно, что заставило его солгать:

— Увы, не могу. В субботу еду к своим. Неотложное дело.

Едва у него вырвались эти слова, как он спохватился, что поступил глупо и некрасиво. Ведь Ауксе легко может узнать, куда он поедет. Кроме того, изворачиваться и лгать, да еще ей, было очень противно. Он клял себя и свой скверный характер, который не впервые подводил его, но отказаться от своих слов не решился. «Скорей всего Ауксе не узнает, — говорил он себе, — а если узнает, я как-нибудь оправдаюсь». На этом он успокоился.

Когда в условленный час Людас пришел на пристань, он чуть не выругался с досады, увидев собравшуюся компанию. На мостках вертелся Индрулис, помогая дамам садиться в лодку. Адвокат выглядел очень элегантно в белых брюках и синем пиджаке; он был в хорошем настроении, веселил дам, что-то выкрикивал и сам же громко смеялся. Остальная компания тоже не понравилась Людасу. Двое военных, три довольно красивых дамы или барышни, еще какой-то франт — все люди незнакомые и совершенно чуждые Васарису. Правда, госпожа Глауджювене познакомила их, но он не мог принять участия ни в разговоре, ни в шутках. Людас сидел хмурый, не зная, о чем говорить со своей соседкой, которая смущалась и поглядывала на него искоса. Индрулис едва удостоил Васариса двумя словами, а потом только бросал на него иронические взгляды. Люция обменивалась шутками с каким-то военным и франтоватым штатским и беспричинно громко смеялась. Словом, все точно сговорились раздражать Васариса и портить ему настроение.

Теперь он уже не сомневался, что Ауксе обо всем узнает. Правда, она заметно охладела к Индрулису, но изредка с ним встречалась. Индрулис готов был на все, чтобы вновь завоевать симпатию Ауксе, и если бы он знал, как повредить Васарису в ее глазах, то поторопился бы это сделать… «Индрулис обязательно расскажет Ауксе об этом пикнике, уж он не упустит случая подгадить мне».

Индрулис и тут не утерпел, чтобы не задеть Васариса и не уколоть его дружбой с Ауксе. Дождавшись удобного случая, когда все приумолкли, он крикнул с другого конца лодки:

— Ксендз Людас, я был уверен, что ты сегодня где-нибудь на берегу Еси читаешь стихи Гражулите, а ты, оказывается, здесь!

Все оглянулись на Васариса. Никто не знал, что он ксендз. Барышни невольно одернули свои слишком короткие юбки, франт пронзил его презрительным взглядом. Васарис сидел как на иголках.

— Да, я здесь, — ответил он, оправившись, — но вот не пойму, почему ты не с невестой, а плывешь с нами в Качергинский лес?

Кое-кто засмеялся, потому что все знали о тщетных попытках Индрулиса завладеть богатой невестой. Тот понял иронию и сразу пошел на попятный:

— Сидеть с невестой, когда тебя приглашает госпожа Глауджювене, было бы сущим бедствием! — галантно отшутился адвокат.

Ровно постукивал мотор, лодка быстро несла их вперед, и, рассекаемая на две струи, вода бурлила и пенилась у кормы. Барышни запели, мужчины подхватили, и настроение Васариса стало мало-помалу улучшаться.