Петр Проскурин - Исход

• Название: Исход
• Автор: Петр Проскурин
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

Из предисловия:

…В центре произведения отряд капитана Трофимова. Вырвавшись осенью 1941 года с группой бойцов из окружения, Трофимов вместе с секретарем райкома Глушовым создает крупное партизанское соединение. Общая опасность, ненависть к врагу собрали в глухом лесу людей сугубо штатских — и учителя Владимира Скворцова, чудом ушедшего от расстрела, и крестьянку Павлу Лопухову, потерявшую в сожженной фашистами деревне трехлетнего сына Васятку, и дочь Глушова Веру, воспитанную без матери, девушку своенравную и романтичную…

---

— Слушай! — толкнул Артюхин Батурина в бок и прошептал: — По-германски, значится, тоже талдыкают, слушай.

Мимоходом огладив спину мерина, он с помощью Рогова открыл ворота.

— Ну, прощевайте, — громким шепотом сказал Артюхин. — Коня берегите, — добавил он, хотя и знал, что никто не будет думать о его мерине, о себе-то подумать некогда.

— Веретенников, — сказал Батурин, — бери лыжи и до рассвета провожай нас позади. А с рассветом отваливай — и в отряд. Будешь знать направление. К рассвету что-нибудь прояснится.

— У них, наверное, какой-нибудь порядок движения есть, — предположил Скворцов. — Не попасть бы впросак.

По всему поселку слышались возгласы команды, кто-то залихватски засвистел, кто-то выкрикнул: «Э, Сидоров, черт! Где ты? Пошли!»

— Вряд ли. Не на параде, в такую темень, — бросил Батурин в ответ и скомандовал: — Садись, ребята. Пошли и мы. Пока суд да дело, многое узнаем. А ты, Веретенников, когда все проедут, следом. Мы постараемся где-нибудь в конец затесаться.

Мерин тронул с места, остановился на мгновение и пошел, по всей улице с гиком и посвистом мчались упряжки, и вдруг дико, по-разбойничьи, так, что Скворцов и Юрка, державший вожжи, вздрогнули, Батурин заорал:

— А ну-у, поше-ел, хороша-ая, поше-ел, э-эх!

Вырвались за поселок в общей массе, только слышался скрип снега под полозьями.

— Видать, весело нам сегодня будет, браты, — сказал Рогов, дыша себе в воротник. — Порезвимся, как солнышко встанет.

— Порезвимся еще до солнышка, — весело, с силой в голосе отозвался Батурин. Он стоял на коленях рядом с Юркой и напряженно всматривался в темень, мерин шел ходко, не отставал, но Скворцов, сидящий в задке, видел за собой сзади лошадиную морду. Она то появлялась, то исчезала; Скворцов подумал о Веретенникове, трудно ему будет выдержать такой темп. Последнее время они сдружились; всегда ровный — Веретенников в самые напряженные минуты оставался спокойным, чего как раз не хватало Скворцову, и он инстинктивно тянулся к Ивану. Скворцов пока еще не понял, чего хочет Батурин, но верил ему. Ясно, в первую очередь необходимо выяснить, что это в самом деле за люди и куда они так гонят.

Передали команду: соблюдать тишину, никаких разговоров. Да и вряд ли это немцы, ведь те не любят ночей. Скворцову еще не приходилось сталкиваться с немцами в бою ночью. Темно, черт возьми, сколько ни старайся, невозможно определить направление. Скворцов, напрягая слух, пытался вслушаться в тихий разговор в санях, едущих рядом, там человека три или четыре; вот уже пошла лесная дорога, видать, проводник из местных, ведет уверенно, быстро. «Рокосеев Федот, кривой», — вспомнил Скворцов; от быстрой езды подбрасывало, в лесу стало еще темнее, натыкаясь на выбитые корни полозьями, сани подскакивали. И Скворцову начало казаться, что он в отряде, кругом свои, и это просто очередная операция, и пока суд да дело, можно и подремать.

Он вскидывает голову, словно от толчка, он, кажется, услышал название села Стешино, того самого, которое сто лет назад граф Слепухин подарил своей любовнице, цыганке Стеше, и всему селу для встречи Стеши приказал нарядиться цыганками и цыганами. Как плохо в общем-то он знал до сих пор Ржанщину, землю, на которой родился; ему опять слышится упоминание о Стешине, и он, отгоняя дремоту, догадывается, что ближайшая цель неизвестного отряда — разгром Стешина, он слышит, как сзади говорят, что это очень богатое и совсем нетронутое село и что там будет чем поживиться.

Скворцов, да и Рогов, Юрка и Батурин хорошо знали Стешино, сюда ездили за продуктами, здесь часто укрывали ржанских партизан, и вообще Стешино — партизанское село. «Хитрый ход, — думал Скворцов, — сволочи. Вот откуда слушок, что партизаны, оголодав в лесах, грабят население».

Скворцов тянемся к Батурину и торопливо шепчет ему на ухо.

— Ага, — кивает Батурин, — потом такой же рейд на Совином Урочище. Там несколько нетронутых деревень, немцы никак не доберутся. Ну, хорошо, посмотрим.

Исходивший эти места вдоль и поперек Рогов выкладывает:

— Отсюда до Стешина по дороге километров тридцать, а если напрямик — тут березовый лесок направо — километров пятнадцать — восемнадцать.

— А что мы, пять человек, сделаем? — спросил Скворцов. — Их не меньше трехсот.

— В Стешино наши посты. Даже если двадцать человек наберется, мы им не отдадим села. И потом — там же любая женщина, любой пацан… Петлин, выбирай место, и рывком направо. Рогов, повернись назад, приготовься. Ну…

Почувствовав туго рванувшуюся, натянувшую вожжу, мерин послушно взял вправо, в лесной прогальчик, как его угадал Юрка, нельзя было понять. Но, выхватив сани с дороги, мерин еще рванул с треском в оглоблях и стал.

«Пень», — холодея, подумал Юрка, мимо них уже пролетело несколько саней, и только шестые, кажется последние, притормозили.

— Эй, — раздался негромкий, властный голос. — Что там случилось? Это ты, Маршенин?

— Я! — неожиданно хрипло и зло отозвался Рогов. — Супонь лопнула. Мы сейчас…

— Давай догоняй, на блины не поспеешь! — раздался тот же голос, и Батурин, подождав, пока утихнет впереди, сказал:

— Давай, давай, пошли. У них дорога, а у нас вон…

— Здесь поле хорошее, — успокоил Рогов. — Только бы лесок проскочить. А как Веретенников?

— Ну, он теперь здорово отстал, ждать некогда. Что там с санями?

— Ничего, пень.

25

С самого начала Юрка Петлин был счастлив: Батурин взял его в свою группу, то есть поставил знак равенства с прославленными Роговым, Веретенниковым, Скворцовым, и Юрка чувствовал себя на седьмом небе. Он следил за собой, стараясь казаться солиднее, старше. Он любил лошадей с детства и сразу жадно схватился за вожжи; когда они свернули с дороги в лес и выбрались в поле, он почувствовал себя в своей стихии.

Юрка не помнил такой темной ночи, хотя в поле было светлее, чем в лесу, по неглубокому снегу мерин шел по-прежнему хорошо.

Юрку любили в отряде, и он знал, что его любят; не высокий, а именно длинный по-юношески, с тонкой, худой шеей и мягким, полудетским еще лицом, он все свое свободное время старался чему-нибудь выучиться; на занятиях подрывников, в «оружейной мастерской», где из артиллерийских снарядов выплавляли тол на самодельные гранаты, он даже пытался сам сконструировать магнитную мину, не пропускал ни одного занятия по разбору той или иной диверсионной операции. Эти занятия проводили Батурин и Трофимов. Втайне Юрка мечтал стать самым знаменитым подрывником, чтобы о нем напечатали в газете там, на Большой Земле.

Его любили за молодость, за веселый, открытый нрав, и Юрка любил в отряде всех людей, и всех лошадей, и только с Шурой не мог разговаривать, при встречах терялся, старался как-нибудь вильнуть в сторону. От этого и со Скворцовым у него изменились отношения, но если Юрка знал и терзался, то Скворцов ничего не подозревал, не замечая в вечной спешке, продолжал считать Юрку все тем же мальчишкой, школьником. Юрка даже заметил, что Скворцов обижается, если его называют не по имени-отчеству, а по фамилии.

— Правее, Юрка, — сказал Рогов. — Дай-ка мне вожжи, отдохни. Руки зашлись?

— Ничего, — бодро соврал Юрка, хотя руки у него совсем закоченели; он отдал вожжи и сунул руки за пазуху, к голому телу. — Сейчас бы…

— Чего? — спросил Скворцов, и Юрка, хотевший сказать про сто граммов, сказал:

— Чаю бы сейчас горячего послаже.

Начинало виднеть, уже можно было различить не только круп лошади, но и дугу.

— Не сбиться бы, — сказал Батурин, соскочил с саней и несколько минут бежал рядом, чтобы согреться..

Юрка тоже соскочил, происходящее его захватывало, и поле, и темнота, и ноющие, отходящие от холода пальцы, и что их пятеро против трехсот, и что самый настоящий немецкий автомат на шее, и что он умеет из него так ловко стрелять. Юрка боком шлепнулся на сани, отдышавшись от быстрого бега, и, чувствуя, как горячеют лицо и руки, сказал:

— Наверное, уже проехали пятнадцать, пора бы Стешину быть.

Ему никто не ответил, у всех была та же мысль, но они успели еще быстрее, чем за час, и успели поднять народ, в селе набралось почти сорок вооруженных человек, шестнадцать — партизанский пост, двадцать два человека из сельской самообороны. Пятеро во главе с Роговым ушли за околицу, на ту дорогу, откуда ожидались замаскированные каратели. К ним, именно к ним, у Рогова был свой счет. Теперь он уверился совершенно, почему немцам в начале лета удалось подойти к стоянке отряда незаметно. Выдавая себя за партизан, эти гады снимали часовых, целые посты, просто голыми руками! Поэтому Рогов не думал сейчас, что карателей в семь раз больше, в таких ночных засадах успех зависел совсем не от количества.

Подхлестывая себя нетерпеливым ожиданием, он весь собрался в тугую пружину, ему хотелось скорее рассчитаться.