Андрей Упит - На грани веков

• Название: На грани веков
• Автор: Андрей Упит
• Издательство: Зинатне
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-7966-0090-7

Исторический роман народного писателя Латвии Андрея Упита состоит из четырех частей: «Под господской плетью», «Первая ночь», «На эстонском порубежье», «У ворот Риги» — и выходит в двух книгах. Автор отражает жизнь Лифляндии на рубеже XVII–XVIII веков и в годы Северной войны, когда в результате победы под Ригой русских войск над шведами Лифляндия была включена в состав Российской империи. В центре повествования судьбы владельца имения Танненгоф немецкого барона фон Брюммера и двух поколений его крепостных — кузнецов Атауга. Представлена широкая панорама жизни народа: его быт и страдания, мечты и героизм.

Созданная в конце 30-х годов тетралогия А. Упита и поныне сохраняет значение одного из выдающихся исторических романов в советской литературе.

Для широкого круга читателей, интересующихся историей нашей страны.

---

Бренциса это нимало не беспокоило.

— Пусть только попробует — косточек не соберет.

Старичок был на редкость любопытен. Поглядел еще в окно, потом засеменил к дверям.

— Что же это за гости такие, ежели двери надо так закладывать?..

На полпути корчмарь оглянулся — ну как же, посыльный уже открыл дверь, из-за его спины торчала голова Лауска. Незнакомцы уселись на косогоре при дороге, из корчмы были видны только их головы и плечи. Длинный спросил по-польски:

— У тебя в корчме чужие?

Сзади не было видно, как корчмарь на ходу, гримасничая, шевеля усами, предупреждает сидящих. Стараясь не двигать челюстями, прошептал:

— Говорите по-латышски то, что можно слышать, да погромче, а чего нельзя — потихоньку.

А сам по-хозяйски засунул руки в карманы штанов.

— Нет, господа хорошие, сегодня ничего не выйдет. Паводок, он, правда, есть, да день очень уж светлый, не лезет рыба в верши. — А господина фон Шрадера еще нет.

— Жаль, у нас господа из Елгавы, уж так надо бы. — И неведомо, когда будет?

— Ничего не поделаешь, ничего не поделаешь. К ночи будет дождь, когда пасмурно, рыба лезет. Авось завтра. — В Берггофе, говорят, собирались вчера, совещались.

— Да уж постарайся, дорогой! В нашей стороне рыбы ни за какие деньги не достанешь. — Они что, с ума сошли? Уже мужики о них говорят.

— Завтра вечером будет непременно. Пара щурят у меня есть, да ведь их вам не надо. — Мужики тупые, как бараны, ничего не понимают, Еще не собирался отъезжать, да надо думать, что сегодня или самое позднее — завтра.

— Нет, щурят нам не надо. Если рыбы у тебя нет, так и торговаться нечего. — Сегодня ночью и завтра вечером мы будем ждать с лодкой, он знает где.

— Вам-то что, господа богатые. А мне в этакое незадачливое время и грош сгодился бы. — Ладно, я скажу.

— Да где теперь богатые? У каждого свои заботы. — Да пускай он поостережется, шведский отряд будто из Риги идет. Пребстингофского владельца забрали.

— В Курземе еще можно перебиваться, а тут нас как липку обдирают. Десять талеров к ренте опять накинули. Вот и живи. — Эх, проклятые! Прямо по следам идут! В Пребстингофе он в прошлый раз был!

— Жаловаться надо, власти теперь на стороне простых людей. — И каугернского — он там тоже был. Ежели у тебя что есть, припрячь, кто ведь его знает.

— Э, много там нажалуешься, приходится уж добром ладить, а то съедят начисто. — Есть кое-что, надо будет и впрямь припрятать. Коль найдут, пропал я.

Они встали и повернулись к корчме.

— Так до завтрашнего вечера. Да смотри, чтоб была, а насчет цены поладим.

— Ну да чего там, чего там, разве ж мы когда не ладили?

Корчмарь вернулся довольный.

— Это господа из города, заезжий двор там держат и харчевню.

Посыльный покачал головой.

— Господа так господа. А чего ж они по кустам-то?

— Кто по кустам? Понес чепуху! У меня на речке закол, у них своя лодка, вот и едут Прямо туда за рыбой.

— А! Коли за рыбой, тогда оно так.

Корчмарь вышел к жене и вновь плотно притворил дверь. Посыльный многозначительно подмигнул горненским.

— Мошенник — говорил я вам. Харче-евня… Одного не знаю, а второй — лесник с той стороны, напротив имения. Чего-то они замышляют, все лето крутятся. Шастают вокруг всякие чужеродные баричи, и в нашем имении тоже. Говорят, будто бароны против шведских властей бунтовать хотят. И корчмарь с ними заодно, это уж так. Где какой грош перепасть может — он тут как тут.

Горненским до господских затей дела не было, они стали собираться в дорогу. Корчмарь вышел улыбаясь.

— Уже в дорогу? Коль надо, так надо. Жара-то спадать начинает. До заката под Огре будете, это уж как пить дать.

Бренцис любил порядок.

— Ты запиши за мной эти кружки, чтобы потом спору не было.

— Э, да что там, разве ж мы когда спорили? Записать можно.

Он отчеркнул мелом на бревне шестнадцать черточек, потом шесть стер. Ткнул пальцем.

— Десять еще осталось. Считай сам.

— Чего там считать, десять так десять.

Горненские уехали. Корчмарь стал необычайно веселым и юрким. Напевая себе под нос какую-то польскую песенку, взглянул в оконце, где из-за кустов, направляясь, к той стороне, показалась лодка с двумя гребцами. Покрутился по корчме, стал убирать кружки.

— Славные люди эти горненские, да только дурные.

— Ну, да ведь тебе чем дурнее, тем лучше.

— Что поделаешь, дорогой, корчмарю жить тоже надо. Откуда эти талеры взять, чтобы глотку баронам заткнуть?

— Вот и у баронов свои напасти. Разве ж даром говорят, будто бунтовать собрались?

В кружке Лауска не осталось ни капли, даже мухи туда не лезли. Братаны, те хоть немного оставили на донышке, корчмарь слил в одну и подал посыльному.

— На-ка, выпей. Ежели помаленьку — глотка два выйдет.

— Спасибо, корчмарь, я всегда говорю, что ты хороший человек.

Пока старик пил, корчмарь барабанил пальцами по столу.

— Так бунтоваться, говоришь, хотят? Чего ж это они? И наша старуха тоже?

— Куда этой ведьме, сама ноги едва таскает! Это уж молодые, что все лето здесь верхом носятся. Тебе лучше знать.

— Что я знаю — забился в этот сарай. С господами не вожусь.

— Оно и умнее.

Корчмарь взглянул на исчерканное мелом бревно, подошел и стер одну черточку. Пересчитал.

— Девять. Правильно.

— Как же так — правильно? Ему же причитается десять?

— Одну кружку выпил их попутчик, а я что, даром должен давать?

— Даром оно нельзя, что верно, то верно. А ежели он вспомнит?

— Ничего не вспомнит. Из Риги поедет нализавшись, хоть выжми! Я его знаю.

— Да ведь как не знать, как не знать. А за что ж ты ему эти шестнадцать кружек пива?

Корчмарь прикусил язык и встал так, чтобы заслонить брошенный наземь кафтан.

— Так я, по дружбе… Он мне иной раз мерку мучки подкидывает…

— Как же, как же — корчмарке-то пироги печь. Бочку с водкой на телегу, мешочек муки сверху — можно и этак, чего же нельзя.

Лоб корчмаря снова стал собираться в складки.

— Тебе вроде на мельницу надобно?

— И впрямь! Как это я запамятовал? Ну да ничего, сколько тут ходьбы-то, да и никуда больше сегодня не надо. Будь здоров, корчмарь, спасибо за доброту твою. Чтоб тебе завтра рыбки привалило!

Корчмарь выждал, пока старик исчезнет за краем леса, потом рванул дверь в свою комнату.

— Живо неси лестницу в стодолу, пока опять кто-нибудь не ввалился. Тюфяк вспорола?

Словами корчмарка не изъяснялась — такая уж у нее была привычка отвечать только кивками да жестами. Корчмарь кинулся за угол корчмы, вскарабкался куда-то на взгорок, заросший жимолостью и калиной. Оставался он там довольно долго, слез вспотевший, пугливо прислушивался, не слыхать ли чего с той стороны. Не слыхать. Вошел в стодолу, где корчмарка уже приставила лестницу к самым стропилам. Влез наверх и долго копался там, а она стояла на дороге, поглядывая по сторонам. Только корчмарь спустился и унес лестницу на другую сторону, как она вскрикнула:

— Идет! Слезай скорей!

Корчмарь вышел, покусывая вырванную из крыши соломинку, встал и принялся глядеть в небо, мурлыкая свою песенку. Посыльный шел назад с мельницы.

— Дождя ждешь, что ли?

— Как не ждать, лук вконец пожелтел.

— Видать, польет, еще дождешься до полуночи.

Старикашка засеменил дальше и скрылся в лесу по направлению к Птичьему холму. Корчмарь сжал кулаки.

— До полуночи… Полуночник этакий! Таскается вокруг, вынюхивает.

Он дважды обошел вокруг корчмы, будто осматривая, не прячется ли тут кто-нибудь. Еще раз поднялся на взгорок, потом вошел в корчму и принялся переливать из ведра в бочонок. Опрокидывая медный штоф, хитро улыбнулся: давеча с умыслом взял ведро, что побольше, — в него входит двадцать пивных кружек. Четыре задаром — немного, а все-таки…

Переливая через воронку последний штоф, услышал снаружи странный топот — чем-то похожий на тот, что бывает, когда мимо гонят в Ригу стадо откормленных быков. Но ведь у тех подков нет, а сейчас слышно, как звякают. Не успел еще и кафтан на себя накинуть, как у дверей прозвучал грозный окрик на чистом латышском языке:

— Корчмарь, а ну выходи!

Корчмарь приоткрыл дверь и онемел с перепугу. К самому крыльцу подъехал шведский драгун с двумя пистолетами за поясом, с длинным палашом сбоку. За ним седой сердитый офицер с острой подстриженной бородкой, как у Густава Адольфа, и закрученными усами. Дальше восемнадцать драгунов с мушкетами за плечами, у всех бороды и усы, как у старых служивых. Офицер, сказал что-то переднему по-шведски, тот крикнул еще грознее:

— Где те двое, что недавно приезжали к тебе?

Глаза и мысль корчмаря метались ласточками. Трудно сообразить, как держаться с ними.