Цирил Космач - Тантадруй

• Название: Тантадруй
• Автор: Цирил Космач
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-0022019-3

Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.

Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.

---

И вот встал он посреди обиженных людей, сдвинул с прекрасного лба на затылок зеленую шляпу, насмешливо оглядел всех, указал пальцем на четырех несчастных и громко сказал:

— Благо им, настолько разумным, что все для вас умное — для них безумно!

Люди молча расходились. Исчез и Хотеец, избегавший встреч со своим приемным сыном. А Тантадруй подскочил к юноше и умильно попросил:

— Тантадруй, спой. Перегрин, спой!

Перегрин положил ему на плечо руку и приветливо спросил:

— Ну, теперь у тебя настоящая?

— Настоящая, тантадруй! — радостно подтвердил дурачок.

— И ты умрешь?

— Тантадруй, умру!

— Если так, я спою! — ласково улыбнулся Перегрин. Он снял с плеча гитару, провел пальцами по струнам и запел:

На-а небе стоит солнце,
а на земле — мороз.
Собрал я колокольцы,
и все они для вас.
Та-а-та-ан, та-а-та-ан,
та-а-ан-та-друй.
Ой-ю-юй, ой-ю-юй,
ой-ю-юй, ой-ю-юй…

Тантадруй сиял от счастья, да и остальным было хорошо, потому что пел Найденыш в самом деле прекрасно, даже Русепатацис растрогался и ни разу не фыркнул. Словно бы всех озарил необычный, ясный и согревающий, свет. Перегрин смолк, и Тантадруй попросил его спеть еще.

— Пока оставим, в другой раз добавим! — шутливо улыбнулся парень и исчез в толпе.

Тантадруй кинулся было следом, но тут же вернулся, так как продавец колокольчиков Локовчен принялся вовсю названивать, привлекая покупателей.

— Давай, народ, налетай! — кричал он. — А вот колокольцы! Лучшие звоночки! Прекрасные голосочки!

Тантадруй приступил к делу. Возился он долго, но в тот самый миг, когда он наконец выбрал, Русепатацис выхватил колокольчики у него из рук, бросил в кучу к остальным и презрительно заявил, что это репа и картошка. Лука взял колокольцы, сунул их Тантадрую и повелительно загремел:

— Возьми вот эти, и божорно-босерна!

Локовчен сразу смекнул, что чем меньше он будет вмешиваться, тем скорее освободится от нежеланных покупателей. Так и случилось. Лука привязал три колокольчика ремешками к веревке, на которой уже болталось тридцать семь штук. Увидев, что дело сделано, дурачок радостно подскочил на месте.

— Тантадруй, теперь я пошел к жупнику!

— Божорно-босерна! — отдал ему честь Лука и закричал вдогонку — Если кверху, то не будет настоящая. Книзу, немного по земле, а потом прямо в землю. Запомни это, и божорно-босерна!

— Тьфу! — презрительно фыркнул фурланец. — Raus е patacis, репа и картошка!

— И картошка! — дружелюбно пробормотал Матиц Ровная Дубинка; ему показалось, будто непременно надобно что-то сказать, и потому он повторил последние услышанные слова.

III

Под громкий перезвон своих колокольчиков Тантадруй пробрался сквозь ярмарочную суету и поспешил в гору к церкви. Но едва он сделал несколько шагов, как его окружила плотным кольцом ватага разыгравшихся ребятишек.

— Эй, Тантадруй, ты еще не умер? — громко кричали ребятишки.

— Еще нет, тантадруй. Но теперь она здесь, и эта будет настоящая! — весело отвечал он.

— Вот и не будет!

— Тантадруй, я думаю, будет! — Он таинственно усмехнулся.

— А какая она? Ты что, с колокольни спрыгнешь?

— Тантадруй, нет! — ужаснулся он. — Та была ненастоящая. Если с колокольни прыгать, то не умрешь, а убьешься! — подняв кверху палец, внушал он детям с той же строгостью, с какой ему самому говорил священник, когда он делился с ним своими намерениями.

— Тогда с моста спрыгнешь?

— Тантадруй, нет! Та тоже была ненастоящая. Если с моста прыгать, то не умрешь, а утонешь!

— Тогда в снегу заснешь?

— Тантадруй, нет! Если в снегу заснуть, то не умрешь, а замерзнешь!

— Тогда в печь к пекарю прыгнешь?

— Тантадруй, нет! Если в печь прыгать, то не умрешь, а сгоришь!

— Нет, испечешься! — ликовали ребята.

— Тантадруй, жупник сказал, что сгорю! — строго отверг он эту догадку.

— Нет, испечешься! Разве хлеб в печи сгорает?

— Верно, тантадруй, хлеб в печи не сгорает.

— Вот видишь! Что ты теперь будешь делать?

— Тантадруй, знаю, да не скажу!

— Скажи! Скажи!

— Не могу, тантадруй! Сперва я должен жупнику рассказать… — вырывался он, бросаясь то в одну, то в другую сторону, норовя ускользнуть от детей.

Так они добрались наконец до церкви, и ребятишки мгновенно юркнули внутрь, ибо начиналась торжественная месса. Тантадрую тоже хотелось войти в храм, ведь там было так красиво, но он знал, что ему нельзя. Он встал под толстой шелковицей у церковной ограды и загляделся на трех светло-сизых голубей, прогуливавшихся неподалеку. Гудел орган, и в воздухе плыли чудесные звуки. Тантадруй внимательно слушал и сердился на воробьев, оживленно гомонивших в ветвях над его головой. Он посмотрел вверх и задрожал от злости. Колокольчики зазвенели, и воробьи вспорхнули, поднялись с земли и три красивых голубя — они устремились прямо к солнцу, которое заливало их расплавленным серебром, и, превратившись в серебряных птиц, унеслись дальше в небо.

Тантадруй вспомнил Тратареву Елчицу, которая как-то назвала птиц самыми счастливыми существами. Он представил себе, как было бы хорошо, если б он тоже стал птицей и в птицу бы обратилась бы Елчица. Тогда бы, например, сейчас они сперва взлетели на крышу дома священника, оттуда поднялись на кладбищенские кипарисы, потом — на колокольню, с колокольни — на гору и, с горы на гору, улетали бы дальше и дальше.

Ударили в колокола, и Тантадруй пришел в себя. Из церкви повалил народ и стал быстро расходиться, торопясь на ярмарку, в трактир, на обед. Появился стражмейстер Доминик Тестен, который, правда, сейчас уже выглядел менее строгим, чем прежде, однако Тантадруй на всякий случай спрятался за толстым деревом, чтоб в этом укрытии дождаться священника.

В конце концов двери сакристии распахнулись. Показались четыре священника, и несчастный лишился дара речи. Они были огромные, очень круглые и, точно гуси, друг за другом легко катились к нему. Каждый из них левой рукой поднимал край сутаны, внимательно глядя перед собою, чтоб не ступить в грязь, правой рукой они придерживали крохотные черные шапочки, опасаясь, как бы ветер не сорвал их с толстых, совершенно лысых голов. И они так походили друг на друга, что Тантадруй с трудом смог узнать своего священника. Они приблизились к дереву, и Тантадруй вышел навстречу. Услышав непонятный звон, священники вздрогнули, разом вскинули головы и удивленно воззрились на странное существо, увешанное коровьими колокольцами.

— Это тот самый Тантарадра, который хотел бы умереть, — с легкой улыбкой сообщил собратьям местный священник.

— А-а-а? — разом протянули чужие священники и точно так же разом остановились, сложив на животах руки, наклонили головы к левому плечу и стали ждать, что последует дальше.

— Ну, Тантарадра? — повернулся к нему священник-хозяин.

— Тан-та-друй! — сконфуженно улыбаясь, но очень любезно ответил дурачок, чтобы священник хорошенько запомнил его имя.

— Да, да, Тантадруй, — кивнул тот. — Ну, что ты на сей раз придумал?

Тантадруй улыбнулся и с необычным блеском в мутных глазах торжественно сообщил:

— Тантадруй, я поймаю гадюку, она меня укусит, и я умру!

— О-о-о! — хором протянули чужие священники и закачали головами.

Местный священник поглядел на них несколько свысока, словно испытывая гордость за своего дурачка, и, повернувшись к нему, сказал:

— Тантадруй, сейчас зима, и гадюк нету! — Он поднял палец и строго продолжал, словно вбивая в голову слово за словом: — Но даже когда они появятся, и ты поймаешь одну из них, и она тебя укусит, ты не умрешь, а будешь отравлен!

— Отравлен, тантадруй! — простонал бедняга, и искренняя, бесконечная печаль разлилась по его маленькому сморщенному личику.

— Отравлен! — хором повторили чужие священники и погрозили своими толстыми пальцами.

— Отравлен! — подтвердил местный священник и тоже погрозил пальцем. — Подожди, пока не пробил твой час. Все мы должны терпеть, прежде чем лечь в могилу! — так сказал он и зашагал к своему дому.

— Все мы должны терпеть, прежде чем лечь в могилу! — торжественно подтвердили чужие священники, приподняли края своих сутан, взялись за шапочки и поплыли за хозяином.

Разом лишившись сил, прислонился Тантадруй к дереву, глядя вслед огромным черным фигурам, которые исчезали в светлых проемах дверей. Двери захлопнулись, и он вздрогнул, словно заперли его утраченное счастье. Он стоял неподвижно, слушая, как шумит у него в голове и как бешено стучит сердце в узкой груди. И сквозь этот шум и стук ему показалось, будто откуда-то издалека его зовут. Он открыл глаза и удивленно огляделся. Мир вокруг был чужой, совсем незнакомый, и было необычайно холодно.