H. Т. Райт - Воскресение Сына Божьего

• Название: Воскресение Сына Божьего
• Автор: H. Т. Райт
• Издательство: Библейско–богословский институт св. апостола Андрея
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2011
• ISBN: 978–5–89647–245–2

Книга Н.Т. Райта, крупнейшего современного библеиста, позволяет разносторонне представить, как раннехристианская Церковь мыслила воскресение как таковое, и что значило для нее воскресение Христово. В Евангелиях, в посланиях апостола Павла и сочинениях раннехристианских апологетов автор ищет ответ на ключевой, с его точки зрения, вопрос: почему христиане усвоили принятую в иудаизме трактовку воскресения и что они в нее привнесли. Скрупулезное прочтение парадоксальных, будоражащих душу «пасхальных» глав Евангелия подводит исследователя еще к одному, не менее трудному вопросу: не потому ли первые христиане исповедали Христа Сыном Божьим, что увидели пустой гроб и узнали о Его телесном воскресении? О «вызове воскресения», перевернувшем в свое время все представления о мире и Боге, христианство продолжает свидетельствовать и по сей день.

Фундаментальное исследование выдающего современного библеиста Н.Т. Райта. Иисус Христос телесно воскрес из мертвых и поэтому для ранних христиан стал Сыном Божьим. Возможно ли это? Автор исследует древние верования, связанные с посмертной участью человека: от теней, населяющих гомеровский Аид, через платоновскую надежду на блаженное бессмертие, он приближается к I веку греко–римского мира, полностью отринувшего идею воскресения. Но была и другая традиция, имевшая основания в Библии, отразившаяся в текстах Кумранских рукописей и не исчезнувшая впоследствии, — вера в воскресение в иудаизме. В этой традиции зародилась вера в событие, ставшее центром христианства и перевернувшее все представления о мире и Боге.

Монументальное по своему масштабу, глубине и исполнению достижение… веха в научном исследовании темы воскресения.

Джеральд О'Коллинз, The Tablet

Самая грандиозная за последние десятилетия апология пасхального наследия… «Воскресение Сына Божьего» ясно и убедительно показывает историю, которая опровергает все основные — древние и новейшие — сомнения относительно Пасхи.

Ричард Н. Остлинг, Associated Press

Николас Томас Райт — крупнейший современный библеист, профессор Нового Завета и истории раннего христианства в Университете Сэнт Эндрюс в Шотландии, преподавал Новый Завет в Оскфорде и Кембридже, с 2003 по 2010 годы был епископом Даремским.

Другие книги Н.Т. Райта в издательстве ББИ:

Иисус и победа Бога Что на самом деле сказал апостол Павел

Серия популярных комментариев на Новый Завет: Матфей. Евангелие Марк. Евангелие Лука. Евангелие Иоанн. Евангелие Деяния апостолов Павел. Послание к Римлянам Павел. Послание к Коринфянам Павел. Послание к Галатам и Фессалоникийцам Павел. Послания из тюрьмы Павел. Пастырские послания Павел. Послание к Евреям

---

Во–вторых, указанное отсутствие библейского орнамента примечательно вот почему. Согласно 1 Кор 15:4 и всей последующей традиции от Павла до Тертуллиана, с самых первых дней, говорилось, что Иисус воскрес «по Писаниям». Это не просто было внешним оформлением в восприятии воскресения; для Церкви было крайне важно, чтобы воскресение воспринималось именно так: Церковь выражала это в проповеди (яркие примеры — Деян 2 и 13), объясняя себе самой (1 Кор 15, 2 Кор 4 и 5), сталкиваясь с критикой извне (линия от Афинагора до Тертуллиана) и так далее. Если бы евангельские повествования продолжали эту линию консенсуса, почему бы ангелу у гробницы, одному из учеников или даже кому–то из женщин или самому Иисусу не вспомнить про отрывок из Библии, который сослужил бы в этой истории свою службу, как это было в других местах в евангелиях? Как просто было бы, например, рассказать эту историю в торжественных и величественных тонах истории об исполнившемся пророчестве. Если на минуту мы поразмышляем над удивительным отрывком из 2 Макк 14:4–15, где царствование Симона Маккавея превозносится высоким стилем, богатым ссылками на разные библейские источники, мы поймем, как можно бы было это сделать:

Иудеи спокойно возделывали землю свою,

и земля давала произведения свои

и дерева в полях — плод свой…

Он восстановил мир в стране,

и радовался Израиль великою радостью.

И сидел каждый под виноградником своим и под смоковницею своею,

и никто не страшил их.

И не осталось никого на земле, кто воевал бы против них,

и цари смирились в те дни.

Он подкреплял всех бедных в народе своем,

требовал исполнения закона и истреблял всякого беззаконника и злодея,

украсил святилище

и умножил священную утварь[1948].

Можно было бы ожидать что–то в таком роде, и это было бы естественно, но ничего подобного там нет. По меньшей мере, Матфей был в состоянии использовать Первую книгу Маккавейскую, но он даже и не пытается этого сделать. Не раз мы слышим у него знакомые строчки: «Все же это произошло, да исполнится сказанное пророками…». Иоанн говорит нам, что двое, побежавших ко гробу, «еще не знали Писаний, что он должен восстать из мертвых»[1949], но он не только не сообщает нам, о каких словах из Писаний идет речь, но не дает даже и намека на них, ни тут, ни позже. Несмотря на то, что прочие места его книги полны библейскими выражениями и образами, так что потребуется несколько книг, превосходящих оригинал по объему, чтобы все эти образы выявить, в последних двух главах, содержащих 56 стихов, можно найти, как я понимаю, лишь четыре библейских аллюзии, и лишь одна из них значима: в 20:22, где Иисус дует на учеников, чтобы они приняли Духа, что явно перекликается с Быт 2:7 и, возможно, с другими отрывками[1950]. Конечно, Лука не упускает возможности сообщить нам, что с Иисусом произошло то, чему «надлежало» быть; ангелы говорят это женщинам, сам Иисус утверждает это по дороге в Эммаус и повторяет то же самое в горнице[1951]. Но повествования у Луки, хотя они и представляют виртуозные произведения искусства, не являются мидрашом или экзегезой[1952].

Знаменательно, что один критик, возведший герменевтику подозрительности в настоящее искусство, который ярко описывает в других местах, как евангелисты или их источники «архаизировали пророчества», — не в последнюю очередь это касается повествования о распятии, — не может хотя бы начать применять тот же подход к пасхальным историям[1953]. Возможно, поэтому он опирается на подозрение иного рода, заявляя, что пасхальные истории рассказывали различным легитимным авторитетам ранней Церкви[1954]. Но даже если такое предположение правдоподобно (а позже мы увидим, что в целом это не так), это нисколько не объясняет, почему рассказывались истории именно такого рода о событиях с таким содержанием. Довольно рано, как мы могли убедиться в нашем продолжительном обзоре, первые христиане создали ментальную среду библейской экзегезы, чтобы продемонстрировать, что воскресение Иисуса — это именно то, чего надлежало ожидать, и что оно исполняет надежду Израиля, выраженную пророками, и одновременно закладывает основания для их собственной миссии. Но, хотя Матфей, Марк, Лука и Иоанн, без сомнения, в это верят, они не выражают эту веру в рамках своих пасхальных повествований. По каким–то причинам эти повествования не окрашены библейски, что разительно отличает их от подавляющего большинства других евангельских историй, в частности, рассказа о страстях, который им непосредственно предшествует. Я думаю, этому можно найти объяснение, но отложим этот вопрос до того момента, пока мы не рассмотрим еще три удивительных особенности этих повествований.

(ii) Поразительное отсутствие в рассказах надежды, касающейся индивидуальной судьбы верующих

Вторая особенность пасхальных повествований, вызывающая немалое удивление, также касается того, чего в них не хватает. Если бы я писал книгу другого рода, было бы уместно обратить на эту особенность внимание тех, кто организует пасхальное богослужение, в частности, говорит проповеди и выбирает песнопения, но оставлю это для другого случая. Когда мы как историки стремимся понять, о чем эти повествования, как их понимали авторы и где их место в представлениях первых христиан, мы сталкиваемся с одной очень странной и очень удивительной вещью: в них нигде не упоминается надежда христиан на будущее.

И это, без сомнения, идет вразрез с популярными представлениями большинства западных христиан, католиков и протестантов, консервативных или либеральных. Тысячи гимнов, миллионы проповедей, не говоря уже о стихах, изображениях, службах, темах для размышления сосредоточены на «жизни после смерти» как на центральной проблеме, центральной теме, вокруг которой все выстраивается, и эта направленность настолько исказила представление о пасхальных повествованиях, как будто они рассказывают о «жизни после смерти» и о том, что все верующие в Иисуса в конечном итоге ее обретут. Но как мы видели, рассматривая надежду на грядущее у христианских авторов первых двух веков, это не совсем так: их надежда всегда касается телесного воскресения после «жизни после смерти». Но в пасхальных повествованиях есть одна особенность, достойная внимания: во всех четырех канонических рассказах нет никаких «уходов на небеса после смерти», «жизни после смерти», «вечной жизни», ни даже «воскресения всех людей во Христе». Если думать, что Матфей, Марк, Лука и Иоанн хотели рассказать о том, что «Иисус воскрес, следовательно, воскреснете и вы», то следовало бы признать, что они справились со своей задачей крайне плохо[1955].

Вместо этого повествования говорят о продолжительной миссии в рамках этого мира: «Иисус воскрес, поэтому вам предстоит поработать». Это очень четко видно у Матфея, Луки и Иоанна; даже у Марка женщины оставлены со срочным заданием (выполнят они его или нет, об этом мы поговорим ниже), а весть ангела, которая через женщин обращена к ученикам, особенно Петру, предполагает, что это касается и апостолов. Эта миссия четко соответствует миссионерским императивам, выраженным в Посланиях Павла и в Деяниях Апостолов.

Но тут не содержится никакого упоминания о грядущем воскресении или о том, что мы будем «с Иисусом» в посмертном существовании[1956]. И самое поразительное, что эта особенность пасхальных повествований отсутствует в любом упоминании о воскресении у Павла и во всех других текстах Нового Завета, за исключением евангелий и Деяний апостолов, а также в упоминаниях о нем в более поздней литературе. Когда Павел говорит о воскресении Иисуса, он снова и снова связывает это с воскресением его народа; самые известные отрывки на эту тему — 1 Кор 15 и 2 Кор 4 и 5 — посвящены этому вопросу, и ключевой аргумент в таких отрывках, как Рим 8:9–11 и 1 Фес 4:14, тесно связывают эти два представления: воскресение Иисуса и воскресение его народа. Первое Послание Петра отражает тот же самый ход мысли: по великой милости Бога вы возрождены к живой надежде, к наследию неувядающему, через воскресение Иисуса Мессии из мертвых[1957]. Павел указывает на воскресение Иисуса, не устанавливая прямой связи: как мы видели, во вступительном и заключительном богословском доводе Послания к Римлянам он заявляет, что воскресение Иисуса доказывает, что он есть Мессия, что он «Сын Божий», а это делает его истинным Владыкой мира[1958]. Но и тут косвенно присутствует связь между воскресением Иисуса и воскресением его народа. Он назван «Сыном Божьим» «благодаря воскресению из мертвых» (ex anastaseos nekron, 1:4), что по смыслу примерно совпадает с Кол 1:18: что Иисус в воскресении — «начаток, первенец». И Рим 15:12 подчеркивает не только господство воскресшего Мессии над народами, но и то, что «народы будут уповать на него».

В раннехристианской литературе мы найдем небольшое количество текстов, где воскресение Иисуса упоминается без четкой связи с упованием христиан на грядущее: в подавляющем большинстве этих текстов подобная связь прямо изображена. Но про евангелия даже нельзя сказать, что тут имеется хотя бы обратное соотношение. Никакого соотношения одного с другим нет вообще. Если бы мы располагали только повествованиями о распятии и воскресении Иисуса, нам бы и в голову не пришло, что кто–нибудь когда–либо мог увидеть тут основу для надежды на жизнь за гробом. Эти истории рассказывают о чем–то совсем ином: об оправдании Иисуса, о доказательстве правоты его притязаний на мессианство и о том, что он послал своих последователей как своих вестников, которые возвестят миру о его новом, удивительном, но праведном правителе. Мы, как и в предыдущем случае, отложим объяснение этой загадки, пока не рассмотрим еще две удивительных особенности пасхальных повествований.