Артур Янов - Первичный крик

• Название: Первичный крик
• Автор: Артур Янов
• Жанр: Программы

---

оттого, что я так долго отрицал свою потребность в отцовской любви. Я был вынужден отрицать эту потребность, потому что он никогда не разрешил бы мне просить. Эти просьбы причиняли ему слишком сильную боль, и мне было легче выключить чувства, чем прочувствовать отказ, который я всегда получал. Я погрузился в чувство, и внезапно перед моими глазами мелькнула картина: я стою в центре круга обступивших меня хохочущих людей. Я делаю им всем неприличный знак рукой. Картина вдруг изменилась, теперь я был совершенно голый, и люди смотрели на меня во все глаза. Издевательские рожи, злобные, отвратительные. То было мое собственное безобразное отражение. Я испугался, и попытался прикрыть руками свою наготу. Я не понимал, что это за лица, кто эти люди. Янов сказал: «Смотри, не отводи взгляд, оставайся с ними». Я присмотрелся. Голова непроизвольно дернулась в сторону. Мне захотелось убежать. Янов сказал: «Смотри». Я смотрел, и от страшной муки громко кричал. Это была моя семья. Моя семья злобно смотрела на меня, я же чувствовал себя уязвимым и одиноким, я так хотел, чтобы папа защитил меня. Но я видел, что он такой же испуганный маленький мальчик, как и я. Где он? Я позвал его, и увидел мертвым в гробу. Но он непостижимым образом слышал меня. Я умолял его не уходить. Я говорил, что он нужен мне; впервые в жизни я так говорил с ним. Я хотел, чтобы он был только моим, и я говорил ему об этом. Он появлялся всякий раз, когда я звал его, я видел сцены из моего раннего детства, я прочувствовал все невысказанное, непрочувствованное, я ощутил все вещи, которые так и остались невысказанными, пока он был жив. Было несколько первичных сцен, в которых я хотел коснуться его члена, сцены, когда я испытывал гнев, печаль, грубость и нежность в отношении отца. Потом пришло время сказать ему последнее прости и закрыть крышку гроба. Отец умер, я отпустил его, отпустил навсегда.

Первичные сцены стали принимать более символический характер, я чувствовал себя заключенным в какую‑то оболочку, чувствовал себя зажатым и стиснутым со всех сторон. Я пытался заставить себя почувствовать, что это было, но ничто не помогало. Создавалось такое впечатление, что мое тело, весь мой организм, двигались в каком‑то заранее заданном темпе, и

я не мог ни ускорить, ни замедлить этот процесс. Если я пытался курить, то тело мое цепенело от напряжения, и мне становилось больно. Внутри меня происходила какая‑то битва, но я не мог влиять ни на ее ход, ни на ее исход. Иногда я хотел, чтобы все это скорее кончилось, а иногда боялся, что это кончится. Мне во что бы то ни стало хотелось узнать, что окружает и сжимает меня. Я погрузился в чувство и увидел самого себя. На спине у меня была какая‑то свинцовая отливка, напоминающая формой гробницу фараона. Я тащился по жизни, согнувшись под тяжестью давившего на мои плечи свинца, который не давал мне ничего делать. Этот свинцовый груз взвалила мне на спину моя семья, она залила меня свинцом, и я сходил с ума в этом тесном саркофаге. Но как мне выбраться из него? Я должен это сделать! Я закричал, спина моя стала выгибаться дугой, растянув грудные мышцы и мышцы спины. Я плакал и кричал от боли. Потом наступило соединение — физическое и чувственное. Я горбился всю свою жизнь, склоняясь перед волей моих родителей, но мое тело никогда не мирилось с возложенной на него ношей. С каждым новым первичным переживанием моя спина становилась все более прямой, мышцы стали принимать более правильную форму. Внутри меня возникал обновленный организм, я чувствовал воссоединение ментального и физического начала. После каждого первичного состояния я чувствовал себя совершенно измотанным, но с нетерпением ожидал следующего шага, следующей фазы. Я не верил, что это когда‑нибудь кончится. Некоторые дни были особенно трудными, я чувствовал себя совершенно несчастным и очень сильно страдал. Иногда выпадали дни полегче — более спокойные и мирные; бывали дни, когда все представлялось мне в отчетливом, графически ясном свете. Я никогда не знал, что меня ожидает завтра. В периоды между первичными состояниями мое тело отдыхало, привыкало к своим новым чертам и готовилось к новой фазе. Я начал понимать, что мое тело, мой организм становится сильнее и крепче по мере того, как мозг утрачивает свою власть над ним. Я стал заниматься в группе, и новые ощущения не уходили, я по–прежнему чувствовал себя обновленным в течение нескольких сеансов. Это было тянущее и сжимающее ощущение в области скальпа и вообще всей головы,

это давящее чувство проникало глубоко в кости и мышцы головы, шеи и лица. Во время группового сеанса я лег на пол, чувствуя, что через несколько минут со мной все будет кончено; но потом я испугался, почувствовав, что мое тело, если я дам ему волю, вот–вот начнет конвульсивно дергаться и извиваться. Я закричал: «Я боюсь». Янов сказал: «Пусть это произойдет». Тело мое начало совершать невообразимые и немыслимые движения, не подчиняясь никакому разумному контролю со стороны моего сознания, я кричал от боли, пока раскручивались путы физической и эмоциональной невротической защиты. Я обливался потом, я был подавлен мощью своего освобожденного тела, мой мозг стал бессилен диктовать телу, каким ему следует быть. Потом я понял, что мой мозг диктовал мне угодные моим родителям мысли, распоряжался мной, но теперь мое тело восстало, оно не будет больше «лицедействовать» и «актерствовать», оно перестанет подчиняться всем приказам, кроме тех, которые нужны и полезны ему. Впервые в моей жизни я был свободен и понимал, что такое свобода. Передо мной больше не стоял выбор — быть больным или здоровым, актерствовать или нет. Мое тело не допускало теперь никакой двусмысленности. Голова отныне не могла обманом и хитростью принудить тело к подчинению. Я попытался заключить сделку, чтобы мое тело перестало извиваться и разоблачать меня, но тело не подчинилось.

Мое тело приняло свое решение, не оставив мне иного выбора. Мое тело стало священным сосудом, не терпящем отныне стороннего вмешательства. Теперь я понимаю, что подавляющее большинство правил, установлений, догм и наказаний, навязываемых родителями и обществом, станут ненужными, если ребенку разрешат быть реальным и адекватно отвечать на потребности всего организма, который включает в себя как тело, так и мозг.

15

Сон, сновидения и символы

Когда маленький ребенок отрицает катастрофическую реальность во время переживания первичной сцены, он полностью перестает быть реальной личностью и неуклонно становится все более и более нереальным. Этот процесс каждодневно направляется и поощряется родителями, которые не дают ребенку быть самим собой и требуют, чтобы он стал некой изобретенной ими личностью, соответствующей их ожиданиям. Ребенок может стать «хорошим мальчиком», «клоуном» или «беспомощным дурачком».

Быть символической личностью — это тяжкий повседневный труд. Необходимость обороняться от натиска реального «я» сохраняется день и ночь. Днем такая защита заключается в символическом лицедействе; ночью же символические сновидения защищают личность от реальных чувств даже во сне. Если, например, человек растет, стараясь ублажить злобную и раздражительную мать, то он будет всегда пытаться помочь ей, будет улыбаться, когда она на него смотрит, будет умасливать и ублажать ее, извиняться за малейшие прегрешения — коротко говоря, он будет демонстрировать самое разнообразное поведение, возникающее из неосознанного чувства: «Будь со мной ласкова, мама; я все для тебя сделаю, если ты будешь доброй». Каждый тип такого поведения является символическим проявлением центрального главного чувства.

Так как потребность не меняется и не исчезает по ночам, то она разыгрывается и в сновидениях, опять‑таки в символической форме. Во сне человек может стараться умилостивить жес

токое чудовище или делает что‑то невозможное, но никогда не доводит дела до конца. Эта невозможная символическая задача в действительности есть попытка сделать мать доброй.

Первое и самое главное, что надо сказать о сновидениях: они являются продолжением поведения в состоянии бодрствования, и не представляют собой какой‑либо независимый отдельный феномен. Сновидение — это символическая ночная борьба, — невроз ночного времени. Нет никаких оснований полагать, что невротик ложится спать больным, во сне выздоравливает, а просыпается снова невротиком. Реальные личности, с другой стороны, никогда не видят нереальных сновидений, во всяком случае, не больше, чем они совершают нереальных поступков в дневное время.

Второй важный пункт заключается в том, что символические сновидения характерны только и исключительно символическим личностям. Я занимался первичной терапией много месяцев до того как впервые заметил, что по мере улучшения состояния сновидения больных становятся более реальными. В конце курса лечения люди становятся самими собой — не только днем, но и ночью, в своих сновидениях: мать есть мать, дети есть дети, Нью–Йорк есть Нью–Йорк. Более того, сны начинают относится к настоящему времени, а не к прошлому, как это наблюдается у невротиков. Это представляется логичным, так как символы возникают для того, чтобы замаскировать старые чувства детского возраста. Символические сновидения — это попытка заключить сделку с прошлым. Нормальный человек давно покончил со своим прошлым. Он живет сегодня — как днем, так и ночью.