Махбод Сераджи - Крыши Тегерана

• Название: Крыши Тегерана
• Автор: Махбод Сераджи
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55643-4

В небедном квартале огромной столицы живет семнадцатилетний Паша Шахед, и лето 1973 года он проводит главным образом на крыше, в компании своего лучшего друга Ахмета; юноши шутят, обсуждают прочитанные книги, строят планы на будущее. Паше нравится соседка, красавица Зари, и, хотя она еще в младенчестве обещана в жены другому, робкая дружба мало-помалу превращается в отчаянную любовь.

Но однажды ночью Паша оказывает услугу тайной полиции шаха. Последствия этого невольного поступка чудовищны, и уже невозможно жить по-прежнему, глядя на мир через розовые очки, — судьба толкает юношу и его друзей на смертельно опасную дорогу…

Впервые на русском языке!

---

Ахмед не из тех, кому можно помешать, и вот он выбирает день, когда братья Фахимех выходят на улицу, и умышленно врезается в стену. Он стонет и скрипит зубами от боли, и ребята отводят его к себе домой, дают пару таблеток аспирина, перевязывают его покалеченное запястье какой-то тряпицей. Фахимех всего в нескольких шагах от него и прекрасно понимает, что именно затевает красивый незнакомец.

Теперь Ахмед преспокойно ездит к ним в переулок и проводит часы напролет с братьями. Они разговаривают обо всем на свете, начиная с национальной иранской футбольной команды этого года и кончая возможными призерами следующего. Он говорит, что не возражает, если братья Фахимех заболтают его до смерти, быть бы только рядом с ней. Они весь день играют в футбол, и Ахмед вызывается быть вратарем, хотя вратарь он никудышный. Пока другие парни гоняют мяч под палящим зноем тегеранского дня, Ахмед стоит на месте. Предполагается, что он защищает ворота своей команды, но на самом деле он смотрит на Фахимех, а девушка наблюдает за ним с крыши дома.

Проходит всего несколько игр, и Ахмед вынужден отречься от поста голкипера. Он настолько поглощен созерцанием Фахимех, что оказывается не готовым к атакам противника, и его команда всегда проигрывает, по крайней мере пять или шесть очков. Когда Ахмед играет форвардом, команда снова начинает выигрывать, но тогда ему приходится бегать за мячом, а не переглядываться с Фахимех.

Итак, Ахмед предлагает план. На следующий день я должен пойти с ним. Он познакомит меня со своими новыми друзьями и постарается, чтобы я оказался в команде противника. Во время решающего матча я пульну мячом ему в колено, а он разыграет неудачное падение и серьезную травму. Тогда ему придется снова играть вратарем. Он станет вратарем-мучеником, который играет, превозмогая боль, — это, без сомнения, произведет впечатление на Фахимех.

Я соглашаюсь, но в глубине души беспокоюсь, что подумает обо мне Фахимех, если я свалю с ног Ахмеда. Но потом я представляю себе тот день, когда мы расскажем ей, что все это было подстроено, чтобы вернуть Ахмеда на место вратаря.

— Только не врежь мне по-настоящему, — с улыбкой предупреждает Ахмед.

— Не сомневайся, хирург-ортопед будет наготове, — в тон ему отвечаю я.

— Ох, перестань. Ты же знаешь, у меня хрупкие кости. Только ударь легонько, остальное я сделаю сам.

План выполнен мастерски. Ахмед заслуживает золотой медали за изображение мучений и «Оскара» за роль вратаря, получившего ужасную травму. Глядя на его лицо, сияющее от сознания того, что на него смотрит Фахимех, я боюсь, как бы он и вправду не ушибся, бесстрашно ныряя вправо и влево, под ноги нападающих, — и все это на асфальте. Ладони и локти расцарапаны, брюки на коленях разорваны. Он морщится от боли, отдает мяч и украдкой поглядывает на крышу, откуда за ним внимательно наблюдает Фахимех. Я вижу даже, как она ему улыбается.

Брат Фахимех ловит мой взгляд, и я понимаю — я больше ему не нравлюсь, точно так же, как мне не нравится Ирадж, потому что он пялится на сестру Ахмеда. Он не пожимает мне руки, когда я прощаюсь со всеми. Он выше и крупнее меня, и я ухожу успокоенный — если он когда-нибудь решит навредить мне или Ахмеду, мне не придется предавать святое братство боксеров.

Проходит недели две. Я сижу в потемках на крыше. Вершины деревьев раскачиваются от легкого ветерка. Тут я слышу, как открывается, а затем захлопывается дверь во дворик Зари.

«Не смотри», — решительно говорю я себе, но, едва я узнал этот звук, мое сердце заколотилось. «Возможно, это Кейван», — уговариваю я себя. Я закрываю глаза, но при этом обостряется слух и сердце бьется еще сильнее. Через двор шлепают босые ноги, журчит вода в хозе от медленных движений ее ступней, и с тихим ритмичным шелестом, хорошо знакомым мне по многим часам чтения, переворачиваются страницы книги. К тому времени, как на мою крышу забирается Ахмед, она успевает прочитать четыре страницы. Он медленно усаживается на низкую стену, разделяющую крыши, и трясущимися руками зажигает сигарету. На краткий миг огонек от спички освещает его заплаканные глаза.

— Что-то случилось? — спрашиваю я.

Он мотает головой, но я ему не верю. Мы, персы, слишком глубоко погружены в несчастья, чтобы сопротивляться отчаянию, когда оно постучится в нашу дверь.

— Ты уверен? — настаиваю я, и он кивает.

Я решаю оставить его в покое, ведь именно этого ожидаешь от людей, когда не хочется разговаривать.

Несколько минут он сидит, словно окаменев, пока тлеющий кончик сигареты не подползает к пальцам, потом шепчет:

— У нее есть поклонник.

— У кого?

Я гляжу вниз, на Зари; ее ступни цвета слоновой кости колеблют отражение луны в воде, и она сверкает, как жидкое золото.

— У Фахимех. Парень, который живет за два дома от нее, завтра вечером посылает к ней в дом своих родителей.

Я в растерянности. Я не знаю, что сказать. Люди, упорно сующие нос в чужие дела, редко знают, что сказать или сделать. Интересно, зачем они вообще спрашивают? Я прикидываюсь, будто рассматриваю мерцающие огни города, теряющиеся в сумрачной дали.

— Когда ты об этом узнал? — спрашиваю я наконец.

— Ты вечером ушел, а мы с ее братьями пошли во двор выпить холодной воды, и тогда они мне сказали.

— Она была поблизости?

— Да, — говорит он, пристально глядя в небо, чтобы не дать слезам пролиться. — Она наливала воду из кувшина в мой стакан, когда они мне сказали.

Он вспоминает о сигарете и глубоко затягивается.

— Я сидел на стуле, а она стояла рядом, почти наклонившись надо мной. Она все время, не мигая, смотрела мне в глаза.

Ахмед горько усмехается.

— Она была так близко, что я чувствовал на лице ее дыхание, от ее кожи пахло чистотой — как от мыла, только приятнее. Один из братьев спросил, собираюсь ли я поздравить их маленькую сестру, но слова застряли у меня в горле.

Ахмед опускает голову, по щекам текут слезы. Роняет окурок и наступает на него.

— Она слишком молода, — шепчу я. — Ну, скажи мне, сколько ей — семнадцать? Как могут они выдавать замуж семнадцатилетнюю девочку?

Ахмед безмолвно качает головой.

— Может быть, ее родители отвергнут его, — говорю я, чтобы посеять в его сердце надежду.

— Он нравится ее близким, — говорит Ахмед и вытаскивает из пачки еще одну сигарету. — Он выпускник колледжа, ему двадцать шесть, он работает в Министерстве сельского хозяйства. У него есть машина, и скоро он купит собственный дом в районе Тегеран-Парс. Они ему не откажут.

Он закуривает и протягивает мне пачку. Я представляю себе, как неожиданно появляется мой отец и пригвождает меня к месту неодобрительным взглядом, задевающим больше, чем хорошая оплеуха. И отказываюсь.

Я смотрю на печальное лицо Ахмеда и жалею, что ничем не могу ему помочь. Для нас обоих это историческая ночь. Мы переживаем первое серьезное разочарование в жизни. Это грустно, но, должен признаться, и волнующе. От этого я чувствую себя взрослым.

— Ты знаешь, как это больно? — спрашивает Ахмед между затяжками.

Я отчаянно желаю принять на себя его боль.

— Ну, я читал о таком в книгах, — признаюсь я с некоторым смущением.

Потом смотрю в сторону дворика Зари и добавляю:

— Но пожалуй, могу себе это представить.

Вечером следующего дня Ахмед просит меня пойти с ним в переулок, где живет Фахимех. Я соглашаюсь, хотя мне и не хочется встречаться с ее братьями, особенно с тем, который ненавидит меня за то, что я веду себя как Ирадж. Солнце село, один за другим зажигаются фонари. Некоторые жители только что полили свои деревья и тротуары, как это принято в Тегеране, и запах мокрой пыли несколько смягчает сухую вечернюю жару. Какие-то парни очень шумно играют в футбол. Полагаю, это финальная вечерняя игра. Женщины, собравшись вместе, беседуют, а молодые девушки со смехом бегают, взявшись за руки.

Я никогда не видел, чтобы Ахмед был так опечален. Мы ходим взад-вперед по переулку, и он замедляет шаги каждый раз, когда мы приближаемся к дому Фахимех. Он прислоняется лбом к камню и закрывает глаза.

— Я чувствую ее по другую сторону этих стен, — шепчет он. — Она знает, что я здесь. Мы дышим одним и тем же воздухом.

Мимо проходят знакомые Ахмеда. Они не против поболтать, но ни Ахмед, ни я не расположены к разговору, и мы продолжаем вышагивать. Мы снова подходим к дому Фахимех, Ахмед останавливается и упирается кулаками в кирпичи, как измученный воин у подножия крепости.

А в доме компания взрослых обсуждает соглашение между двумя молодыми людьми сроком на всю жизнь. Мать будущей невесты обычно счастлива и горда, если только претендент не полный неудачник. Мать будущего жениха сдержанна и спокойна; она в уме все примечает, чтобы воспользоваться этим позже, если брак не будет заключен. До тех пор, пока пара не вступит в счастливый союз, эти наблюдения останутся в ее памяти. Кто знает, как могут сложиться отношения между двумя незнакомыми людьми? Если семье суждено распасться, ценная информация всегда поможет перевесить чашу весов в ее сторону. Все здесь законная добыча, начиная с цвета обоев в гостиной и кончая габаритами зада будущей тещи. Отцы приветливы и больше озабочены едой и питьем, похваляясь, как это принято у отцов, кто своими высокопоставленными знакомыми, а кто и выгодной аферой с превосходным земельным участком у Каспийского моря. Существуют еще тетушки, дядюшки, другие члены семьи и лучшие друзья — все они счастливы оказаться здесь, потому что им больше нечем заняться.