Вадим Смиян - Месма

• Название: Месма
• Автор: Вадим Смиян
• Жанр: Эротика

Жила-была девушка Галя. И решила она однажды сходить и сфотографироваться. Ну, и что, спросите вы. А ничего. Только лучше бы не ходила...

Древние системы мироздания разделяли Вселенную на три Мира:Верхний Мир (обитель богов и духов),Средний Мир(мир растений,животных и людей) и Нижний Мир(обиталище демонов и злобных духов).Толковать это можно по-разному, но  вот вопрос: насколько незыблемы границы этих Миров? И возможно ли взаимопроникновение? Наверное это невероятно сложно и доступно лишь избранным...

 И еще вопрос: чем эти избранные отличаются от любого из нас?.. Или такое  непроизвольно может случиться с каждым, и не всякий это даже заметит...

---

    - Выходит… я арестован, - упавшим голосом произнес старик.

    - Точно так, гражданин Семенов! – отозвался молодой офицер. – Вот у меня и ордер на ваш арест имеется. Повторяю еще раз: собирайтесь! У вас остается уже только семь минут.

 Иван Яковлевич машинально взял документы, кое-какие вещи… Прохору показалось, что у него уже заранее все было припасено. Направляясь к двери, фотомастер сказал ему:

   - Послушайте, голубчик… ну, вы тут сами постарайтесь, хорошо? По-моему, вы уже многому научились. Дальше валяйте сами… как-нибудь...

    Прохор Михайлович сорвался с места.

   - Послушайте… это какое-то недоразумение! – взволнованно воскликнул он. – Иван Яковлевич ни в чем не виноват! Это ошибка… нелепая, вопиющая ошибка!

    Старший лейтенант благодушно взглянул на него.

   - Да не волнуйтесь вы так! – сказал он. – Если тут ошибка, то его немедленно отпустят. Вы что, маленький? без подельника не проживете? Отойдите в сторону и не мешайте.

    Он так и сказал – подельника! Это слово как ножом резануло слух, но Прохору было не до слов.

   - Я поеду с ним! Слышите? Возьмите и меня… пожалуйста! Я хочу ехать с ним… прошу вас! По-человечески прошу...

   - Экий вы… - усмехнулся офицер. – Обычно к нам не просятся! Да и взять мы вас не можем, гражданин! Не имею на то указаний! ждите своей очереди… вдруг и вам повезет?

    Он гадко хихикнул и пошел прочь с крыльца. Прохор Михайлович тупо наблюдал, как старика запихнули в черную машину, как хлопнули двери кабины, и как машина поехала прочь со двора. Вскоре она нырнула в мрачную арку, что вела на улицу Коммуны, и сразу наступила замогильная ночная тишина.

    Прошел день, второй, третий. Семенов не возвращался. Прохор Михайлович работал один.

    Кто-то из клиентов посоветовал ему обратиться в местную приемную НКВД. Там он застал длиннющую очередь, не уместившуюся в здании и выползшую наружу.

 В ней томились мужчины, женщины, старики, старухи… некоторые были с детьми, которые капризничали и хныкали. Лица у всех были скорбные и сосредоточенные.

    Очередь двигалась довольно быстро. Она вела к раскрытому окошку, за которым сидел некий сотрудник, выдававший информацию. После краткой беседы с ним люди отходили от окошка с такими красноречивыми выражениями на лицах, что на них было больно смотреть. Некоторым прямо здесь, в приемной, становилось дурно.

    Когда пришел черед Прохора Михайловича, он сунул голову в квадратное окно и увидел бледного человека в форме. Прохору он запомнился своими какими-то бесцветными волосами и неподвижным, будто оловянным взглядом. Не успел Прохор и рот открыть, как человек этот лениво бросил:

   - Фамилия…

   - Вакулин, - ошарашенно ответил Прохор Михайлович.

 Человек принялся листать лежащий перед ним на столе журнал. Пробежав глазами открытую страницу, он безразлично заметил:

   - Нет такого… Следующий!

   - Ой, простите! – смутился Прохор Михайлович. – Я же вам свою фамилию назвал! А фамилия человека, который меня интересует, - Семенов! Иван Яковлевич Семенов.

 - Так что ж вы мне голову морочите? – сразу же взъелся сотрудник комиссариата. – Вы что, в поликлинику пришли?! Видите, сколько у меня народу, а вы тут еще время отнимаете!

 - Извините… - пробормотал Прохор Михайлович, ощущая себя полным ничтожеством, посмевшим отвлекать важного чиновника от государственных дел. – Пожалуйста… извините.

   Человек принялся листать списки в обратном направлении с таким видом, словно делал посетителю неслыханное одолжение.

   - Семенов… их тут целых четверо, Семеновых! Как вы говорите? Иван?..

   - Яковлевич, - подсказал Прохор Михайлович.

   - Да… есть такой, - сказал сотрудник, даже не глядя на посетителя. – Вернее, был! Дело его закрыто.

   - То есть как – закрыто? А где он? Что с ним?

   - А он вам кто? – человек поднял на Прохора Михайловича свой оловянный взгляд.

   - Простите? – фотограф не сразу понял суть вопроса.

   - Ну кто вам этот Семенов – брат, сват, в общем, родственник?

 - Да нет… Он мой друг, учитель… а несколько лет назад он спас меня от голода, дал приют и работу. Он мне больше, чем родственник!

   - Очень трогательно, - хмыкнул субъект за столом. – Ваш учитель или там – спаситель, осужден на пять лет лагерей. Приговор вынесен и вступил в силу.

   - Как пять лет? – Прохор Михайлович был шокирован. – Господи… да за что?!

   - За антисоветскую агитацию! – с нажимом отвечал чиновник. – Все, больше не занимайте время!

   - Но это… это чудовищно! О какой антисоветской агитации может идти речь? Это же бред! Семенов – фотограф! Вы понимаете – обыкновенный фотограф! Он не занимался политикой! Он делал прекрасные фотоснимки людей! К нему полгорода ходило, понимаете?..

   - Не ко мне вопрос! Приговор вынесен. Читайте Уголовный Кодекс, статья пятьдесят восьмая… Там все написано! Все, свободны! Пока… - криво улыбнулся этот бездушный и непробиваемый тип. – Следующий!

    Прохора Михайловича оттеснили от окошка. Совершенно ошеломленный и раздавленный, он некоторое время подпирал стену в приемной, а потом побрел домой. С некоторых пор он стал считать эту фотомастерскую своим домом! Другого дома у него не было. И он всегда чувствовал себя в этом доме не просто спокойно и уютно; он испытывал ощущение надежной защищенности всякий раз, когда приходил туда с той самой поры, когда Семенов оставил его у себя. И вот теперь оказалось, что все это не более, чем самообман: никакой защищенности нет и в помине. И в любой момент, хоть средь бела дня, хоть среди ночи могут прийти в этот дом и забрать человека – прямо из-за стола или из нагретой постели…

     Это памятное и печальное событие случилось в 36-ом году. Прохор Михайлович прикинул тогда дату возвращения Ивана Яковлевича: получался октябрь 41-го...  Это теоретически. А практически выходило, что Семенов уже никогда не вернется – на момент ареста ему было 69 лет, крепким здоровьем он не отличался, и такой срок в лагерях где-нибудь на Колыме, или в Магадане, или в Сиблаге выдержать едва ли мог. И Прохору Михайловичу оставалось практически одно: достойно продолжать дело своего учителя. А там – вдруг случится чудо, и Ивана Яковлевича отпустят? Но годы шли, и чуда не происходило… Прохор так и работал в одиночку.

    Его организм, отравленный в годы первой империалистической войны, все чаще давал сбои, здоровье стремительно ухудшалось. Жизнь в состоянии вечной тревоги и страха также не способствовала доброму самочувствию, медленно и постоянно подтачивая его. Прохор Михайлович стремительно старел, и в 50 лет выглядел лет на десять старше своего возраста. При этом работал он крайне добросовестно, себя не жалел, и нередко принимал клиентов даже и во внеурочное время.

 Не из-за денег, а потому что искренне хотел принести пользу людям. Его работы неизменно отличались высоким качеством, художественным вкусом, и его фотомастерская приобрела заслуженную известность не только в самом городе, но и за его пределами…

      Так бежали дни, складываясь в недели и месяцы, проходили годы… И вот грянула война. Начались невзгоды уже военного времени. К осени Краснооктябрьск наполнился беженцами. Их селили по подвалам, по заброшенным и пустующим домам… Между тем все хуже и хуже становилось снабжение, начались постоянные перебои с хлебом, с водой, с электроэнергией, а с наступлением холодов – и с теплом. Реально надвигалась, становясь все ощутимее, угроза всеобщего и  повального голода. Медленно и неуклонно, исподволь ползли слухи, что фронт все ближе и ближе, что Красная Армия терпит поражение за поражением, и что немцы вообще скоро сюда придут! За ведение подобных разговоров полагалось 10 лет лагерей или расстрел - по законам военного времени. Однако зловещие слухи, несмотря ни на что, не пресекались, не исчезали, а все ползли и ползли из дома в дом, из кухни в кухню, как невидимые змеи…

    И вот в это тяжелейшее, муторное, голодное и страшное время в жизни Прохора Михайловича появилась Августа… Ангел и демон в одном лице! Только это была уже совершенно отдельная история.

 Город Краснооктябрьск, июль, 1972 год.

    Влад опять лег спать уже глубокой ночью, когда глаза стали слипаться, и он с трудом держался на стуле. Заснув, как убитый, он в этот раз спал аж до часу дня, и проснулся раздосадованный. Будильник он заводил с установкой его на 10 часов утра, однако благополучно проспал звонок, и пробудился лишь, когда организм его сам того пожелал. Влад заметил, что никогда и нигде он не спал так крепко и беспробудно, как здесь, причем после такого полуобморочного сна он вовсе не чувствовал себя отдохнувшим.

    Тем не менее надо было вставать и заниматься делом. Он аккуратно собрал листки тонкой бумаги с записями фотографа, уложил их в коробку… Постоял немного, раздумывая. Уже не впервые поймал себя на мысли, что начавши читать эти воспоминания, он уже не в силах бросить это чтение, не добравшись до последней страницы. Он уже давал себе слово: все, больше читать не будет! Необходимо разыскать на кладбище нужную могилу, запомнить к ней дорогу, и ближайшей ночью отправиться туда и сделать то, что изначально велела Самсониха. Только и всего! Но наступал вечер, и он не мог совладать с тягой к этим запискам… Ему было мучительно интересно, что же будет дальше? Ведь старый фотомастер писал свои воспоминания  вплоть до своего смертного часа! Они включали в себя не только войну, но и послевоенное время. Как и когда завершились кровавые злодеяния Августы? При каких обстоятельствах настигла ее смерть? Что стоит за этой ее фразой, брошенной в лицо фотомастеру: «Смерть меня не остановит?» Это просто слова, высказанные в запальчивости и гневе, или же в них сокрыт некий зловещий смысл? сказала ведь Самсониха вскользь, что Августа имеет над Галей некую власть! сперва Влад отмахнулся от этого предупреждения ведуньи, но отмахнуться ведь легко… а что дальше? Может, эти записки содержат ответ? Так разве не должен он этот ответ узнать, прежде чем уничтожит и записи, и фотографии?