Павел Флоренский - Письма с Дальнего Востока и Соловков

• Название: Письма с Дальнего Востока и Соловков
• Автор: Павел Флоренский
• Издательство: «Мысль»
• Жанр: Религия
• Год: 1994

Публ. по: Флоренский П.А., священник. Сочинения. В 4 т. Т 4. Письма с Дальнего Востока и Соловков / Сост. и общ. ред. игумена Андроника (А.С. Трубачева), П.В. Флоренского, М.С. Трубачевой.- М.:Мысль, 1998.-795 с., 1 л. портр. - (Филос. наследие)

---

Дорогой Кирилл, последний раз я, кажется, не писал тебе в виду твоего отсутствия. Поэтому начинаю письмо с тебя. Вот уж сколько времени ничего не знаю о тебе и безпокоюсь. Здоров ли? Как устроился с учением? С квартирой и с едою? Непременно сообщи поскорее. Мои мысли только с вами, и потому безпокой- ство особенно дает себя знать. Хочу написать тебе о книге, которою сейчас занят. Это — вогульский эпос, собранный и обработанный М. А. Плотниковым в виде эпической поэмы «Янгал–Маа» («Academia»)[2278]. Тот же материал или точнее поэму переработал С. Клычков, но испортил ее, хотя и сделал более легко читаемой. Плотниковская поэма свежа, насыщенна и подлинна, хотя есть и второстепенные мелкие недостатки. Постарайся прочесть ее. В частности узнал я из нее, что тунгусам был известен александрит: из александрита были сделаны глаза у идола бога Мейка. Интересно выяснить, есть ли по Оби месторождение александрита, или эти глаза были с Урала. Нашел в поэме ряд вогульских слов, вошедших в рус. язык: гус — музыкальный инструмент в виде лебедя (очевидно отсюда гусляр; о лебедях ср. в Слове о Полку Игореве); падь — лог; чум — шалаш; тамга—родовой знак; рухлядь — пушнина; кур — печь, очаг (ср. курень); ляга — мелкое болото (ср. лягушка); коми — зырянин (ср. Кемь); постели — оленьи шкуры с невыделанной мездрой (ср. постель?); кошка — четырехконечный якорь (ср. морская кошка — многоконечная плеть); кресало — огниво (то же русск. слово кресало); сват — богатырь; гнус (то же, чго русск., насекомые); сор — низкий берег поросший кустарником. — Теперь сообщу некоторые сведения об индейцах СACUI. До 1900 г. они быстро вымирали и число их стало малым. Американцы считают индейцев расой с хорошим! задатками и потому, обезпоко- енное этим вымиранием, амер правительство приняло ряд мер покровительственного характера. Было выделено около 5 районов («индейский резерв»), в которых земля не могла быть продаваема; было установлен) поощрение браков смешанных с белыми; было организовано покровительство индейским кустарным промыслам, причем продукцию покупало правительство, и т. д. В результате, как показала последняя перепись, индейцы стали размножаться і опасность их исчезновения миновала. Они смышлены, ловки, красивы, хотя, как говорили мне, лица у них очень стандартны: четко очерченный профиль, гордое выражение лица. Одеваются нарядно, даже пышно — носят серебряные и золотые бэаслеты в большом числе, какие то ценные бисерные украшения вроде епитрахили, стоющие более 200 долларов по рыногаой (не музейной) цене. Очень гостеприимны. У них около 8 сортов кукурузы—разных цветов: красная, желтая, белая, пурпурная, фиолетовая и т. д., дающих соответственного цвета муку. Из такой разноцветной муки пекутся для гостей многоцветные лепешки: раскатывается в лист тесто одного цвета, в нем делаются фигурные дыры, которые заполняются тестом другого цвета и т. д., так что лепешка выходит нарядной, — >сотя вкус теста из кукурузы разных цветов одинаков во всех случаях. Куперовские свойства в теперешних индейцах совершенно отсутствуют: набегами индейцы не занимаются, скальпсв не снимают, в плен никого не берут, а выделывают особые ковры, не художественные, но очень добротные, чеканят серебряные изделия и ведут сельскохозяйственные работы. Вот что я узнал об индейцах. Крепко целую тебя, дорогой, и жду письма.

Дорогой Мик, сегодня я смотрел у одного знакомого «фотографию» гриба и мне она очень понравилась. Она делается так: бумага намазывается гуммиарабиком и на нее кладется шляпка гриба, пластинками вниз. Осыпающиеся споры дают на бумаге красивый отпечаток строения гриба. Іриб затем снимается (его кладут на сутки, например), гуммиарабик подсыхает и закрепляет изображение. Можно потом закрепить его еще прочнее лаком. Этот знакомый[2279] все время придумывает разные интересные изделия. Например из местных камней на доске выложил и приклеил столярным клеем изображение Кремля, потом букет роз; получается красивая мозаика. Кажется, я писал тебе об его гербарие * для упражнений в арифметике и в геометрии. Затем он делает пером (тушью) рисунки на стекле, портреты, и вешает их, так чтобы рисунок был виден на просвет. Сообщаю тебе (а ты скажи Васе и Кире) способ сделать восковую бумагу очень прозрачной, что весьма полезно при снятии на нее копий: бумагу протирают машинным (минеральным) маслом при помощи тампона из ваты, а затем таким же тампоном протирают сухим, посыпая бумагу мелом (зубным порошком). Тогда бумага становится прозрачной, но тушь на ней ложится хорошо. В письме к Кире не было места докончить относительно индейцев. Я спросил, какого они цвета. Мне было сказано, что такого же, как и мы все. Тогда я спросил, почему же их называют краснокожими. «А это потому, что американцы белее нас, русских, и белее индейцев, так что индейцы в американской среде кажутся более темными. На улице, напр., индейца сразу не заметишь, если глаз неопытен [»]. Забыл я еще написать, что индейцы ходят с головными украшениями из перьев, доходящими до земли и в мохнатых штанах. Крепко целую тебя, дорогой. Заботься о мамочке и не огорчай ее.

л Загорск (б. Сергиев)

Московской области

Анне Михайловне Флоренский

Флоренской Павел Александрович

Пионерская ул., 19 Cn. 2, Основн.

1935. ХІ.1—4. Соловки, № 35 [2280] Дорогая Аннуля, получил твое № 34 от 15 окт. Наступила мокрая зима, то дождь, то снег, часто ветры, всегда мокрота; хмуро, неуютно и уныло. Скучая по вас вспоминаю, без видимого повода, отдельные мелочи прошлого. Вот, вспомнилось, как приехал первый раз в Кут- ловы Борки, как мы вязли в снегу, прежде чем дошли до школы. Вспомнил тебя, тогдашнюю. И в связи с тем, что пишу, вспомнил, как попал не на свой поезд и был высажен на какой‑то станчужке около села Широкого Ряз. губ. Это было, если не ошибаюсь, в 1907 г. Провел день, 15 авг., блуждая по полям, покрытым кашками — в ожидании вечернего поезда. Эго было мое первое прикосновение к рязанской земле. Еще вспомнил похороны Миши, где благоухание ржи 29 июня 1915 г. сливалось с видом благодатной почвы, тучной и черной сверху сухой и уютной внизу. Из ранняго* детства. Мне было 2—2 1/2 года. Мы были на подъеме к Давидовской горе, в Тифлисе. Улица крутая, фаэтон едва въезжал по ней. С отцом мы ходили в город за покупками и возвращались к обеду, в самую жару. Лето, скалы и дома накалялись, а я в детстве никак не выносил жары, изнемогал и раскисал. Папа нес меня на плече, т. к. был нагружен покупками и взять на руки не мог. Тот же подъем и Дави- довская гора всплывает в воспоминании более позднего време- ни, мне было вероятно 5½ лет. Мы жили в Батуме, но папа, когда по делам службы ездил в Тифлис, брал меня с собою. Останавливались в Тифлисе у тети Лизы. Однажды, в один из приездов, за обедом (опять жажое лето!) было мороженное* После обеда пошли с папой на Давидовскую гору. Подымались по крутой каменистой тропиніе и нашли орлиное перо, меня очень занявшее. Папа разсказивал об орлах. А я приставал к папе с вопросом, который и госле долгое время сидел в моей голове и не получал ответа. «Если испытываешь холод после жары, то можно простудиться; а нельзя ли простудиться, если подвергаешься жаре после холода?» Подразумевалась прогулка по жаре после мороженного.. Вероятно я ощущал недомогание от начинавшейся болезни и боялся простудиться, т. к. в тот же день я захворал оспой — не то ветреной, не то натуральной. Это утвердило меня в мысли, что можно простудиться от жары. Смысл же моего вопроса касался природы времени—его необратимости, т. е. неэквивалентности отношений. «А — следовательно В» и «В—следов. А». Пэмню, моя мысль опиралась на наблюдение, которое я, с тех пор, как помню себя, и до 7 лет, непрестанно проверял. Оно состояло в том, что ходить за большим делом неминуемо влечет за собою маленькое, а ходить за маленьким не требует большого. Наконец, когда летом мы были в Боржоме, я счел необходимым предпринять опытное исследование и для этого устродл специальную опытную уборную. Дача, двухэтажная, стояла на косогоре, и с балкона был прямой ход на чердак другого здания. Я отыскал там воронку с коленчатой трубой от водостока, укрепил ее на карнизе и стал экспериментировать, и убедился, что действительно. «А—следов. В» еще не значит «В — след А». Так я открыл для себя одно из важнейших понятий — необратимость процессов природы. — Еще раз пишу насчет занятий с Тикой. Я убежден, что если ее направить, то далее она пойдет хорошо и сама, но надо довести ее до такого состояния, чтобы хоть что‑нибудь она делала безукоризненно, это даст ей точки опоры. И это необходимо сделать не только ради занятий, но и ради ее правильного душевного состояния. Относительно Оли скажу то же самое, ей надо помочь, чтобы она стала на ноги. Ив. Фед.[2281] опытный учитель и конечно мог бы дать ей твердую почву. Я очень доволен, что М. В. навещает вас, и потому что это вас ободрит, и потому что считаю его очень доброкачественной*. Часто вспоминаю ее и жалею, что не могу ее отблагодарить за память и за внимание к вам. В моих мыслях она встает как одна из не очень многочисленных светлых точек, встреченных мною в жизни. Ho мне жаль ее, т. к. она, по свойствам своей природы, устроиться не умеет и не находит внутреннего спокойствия. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля, и еще раз.