Сергей Трубецкой - Учение о Логосе в его истории

• Название: Учение о Логосе в его истории
• Автор: Сергей Трубецкой
• Жанр: Философия

В эту книги вошли: фундаментальная работа Сергея Трубецкого "Учение о Логосе в его истории", его работы "О природе человеческого сознания",  "Основания идеализма" и статья Пиамы Гайденко ""Конкретный идеализм" С. Н. Трубецкого".

"Учение о Логосе в его истории" публ. по: Трубецкой С.Н. Учение о логосе в его истории. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков «Фолио», 2000. В квадратных скобках - примечания автора, в фигурных - издателей.

Другие работы публ. по:

философское наследие Том 120 Сергей Николаевич ТРУБЕЦКОЙ СОЧИНЕНИЯ РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК институт философии издательство "мысль" москва - 1994

---

Из этого ясно, какой конкретный смысл и содержание имело богосознание Христа, в какие конкретные формы оно отливалось и как все в Его учении им связывалось и из него вытекало. В этом самое убедительное, достоверное доказательство исторической действительности этого богосознания – ничего более цельного нельзя себе представить. Видно и то, в какой степени нравственное сознание было насыщено здесь религиозным содержанием и как все нравственные отношения получили реальный, объективный характер. Убедившись в этом, мы можем рассмотреть мессианическое учение Христа в связи с Егоэсхатологией, которая, как уже показано нами, неотделима от Его нравственного учения.

IV

Мы видели, что «сыновнее самосознание» Христа имело реальное содержание, определявшее собою и Его представление об Отце и о Себе самом (Сыне). Сознавая Себя «Сыном Божиим», Он сознавал Себя действительным Мессией, чаемым Христом. Наступление дня Господня,

–  471  –

великого и страшного, представлялось Ему непосредственно близким («не прейдет род сей, как все это будет»). Он придет внезапно, как молния, как потоп во дни Ноя, и застигнет врасплох все народы. Живые и мертвые предстану» перед судом, и судией будет Он, Сын человеческий, имеющий прийти со славою и со всеми святыми ангелами на облаках небесных, как Его видел Даниил. Тогда апостолы Его воссядут с Ним на двенадцати престолах и будут судить 12 колен Израилевых.

Для многих современных критиков это учение Христа является наиболее соблазнительным. Одни, как Штраус, например, не сомневаются в его подлинности, принимают его буквально и, признавая его безумною мечтою (Schwдrmerei), обращают его против Христа. Другие, не допуская, чтобы мессианическое самосознание Христа могло выражаться в образах столь массивных, стремятся путем искусственного истолкования ослабить их впечатление или просто перетолковать эсхатологию Христа в возможно более рациональном и моральном смысле (напр., Гаупт, Б. Вейсс, Бейшлаг). Третьи, наконец, путем различных критических операций силятся отнести наиболее значительные эсхатологические тексты на счет самих евангелистов или редакторов евангелий: так, напр., так называемый «малый», или «синоптический, апокалипсис» (Мк. 13, 5–32 = Мф. 24, 4–36 = Лк. 21, 8–33) возводится к небольшому апокалиптическому писанию («читающий да разумеет»), послужившему материалом для всех трех синоптиков.

Но, несмотря на все колебания, всесторонние критические исследования не могли не привести к научному установлению факта: Христос несомненно признавал Себя Мессией и признавал близость царства с его судом и спасением, в его силе и славе. На торжественное заклятие Каиафы, спрашивающего: «Он ли Христос, Сын Бога живого», – Иисус отвечал: «Я есмь, и увидите Сына человеческого, сидящего одесную силы и грядущего с облаками небесными» (Мк. 14, 62 = Мф. 26, 64 = Лк. 22, 69 сл.). Как известно, первосвященник оказался менее требовательным, чем иные критики: разодрав одежды, он вскричал: «на что еще нам свидетели! вот теперь вы слышали хулу!»

–  472  –

Для критиков, стоящих на чисто исторической почве, не может быть сомнения в подлинности эсхатологического учения, изложенного у синоптиков. Если некоторые частные вопросы (напр., об упомянутом «синоптическом апокалипсисе») и продолжают обсуждаться, то едва ли возможно оспаривать, что пророчества о скором, внезапном и славном пришествии Сына человеческого, точно так же как и притчи об этом пришествии, принадлежат Самому Иисусу, все равно, какова бы ни была наша оценка этого учения[608].

Высшую судебную власть приписывают Сыну человеческому уже дохристианские апокалипсисы; она приписывается Ему всем Новым Заветом, и Сам Иисус говорит о ней во многих разнообразных случаях, освещая грядущий суд с различных точек зрения. Он говорит, что на этом суде Сын человеческий постыдится тех, кто постыдится Его перед людьми, отвергнет тех, кто отвергнул Его или Его учеников (Мк. 8, 38 = Мф. 10, 32–33 = Лк. 9, 26 и 12, 8–9). В нагорной проповеди Иисус говорит, что Он будет судить и тех, кто Его признал, кто именем Его пророчествовал и изгонял бесов: «…не все, говорящие Мне: «Господи, Господи», войдут в царство небесное, а творящий волю Отца Моего небесного» (Мф. 7, 21 = Лк. 13, 26); если признание Сына есть признание Отца, то такое признание требует исполнения «правды», которая есть Его воля. «Сын Человеческий» будет судить по правде, согласно воле Пославшего Его, и потому «воздаст каждому по делам его» (Мф. 16, 27). Наконец, в заключительной речи о суде у первого евангелиста (Мф. 25, 31–46) это учение получает окончательное развитие: Сын Человеческий примет тех, кто послужил Ему в Его братьях меньших, и отвергнет тех, кто Ему в них не послужил. Приписывая Себе божественную власть суда, Он делает и апостолов участниками в ней (Мф. 16, 19; 18, 18; 19, 28; Лк. 22, 30). Он пользуется властью вязать и решить уже на земле и показывает, что Он ее имеет (Мк. 2, 10). Чем

–  473  –

был бы Мессия без этой власти? Отец дал ее Ему, «потому что Он есть Сын Человеческий» – ὅτι υἱός ἀνϑρώπου ἐστί (Иоан. 5, 27), – суждение, которое можно было бы признать аналитическим.

Синоптическая эсхатология предполагается в четвертом евангелии (напр., 5, 26–29), которое раскрывает нам внутреннюю, как бы эсотерическую сторону учения о суде. «Отец» никого не судит и весь суд «отдал Сыну», Который также внешним образом «никого не судит» и учит никого не судить, пользуясь властью Своею для прощения. «Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе – слово, которое Я говорю, оно будет судить его в последний день, ибо Я говорил не от Себя, но пославший Меня Отец, Он заповедал Мне, что сказать и что говорить» (Иоан. 12, 48 сл.). Как у синоптиков грех против духа не прощается никогда (Мк. 3, 29), заключая в себе свое внутреннее осуждение, так в Иоанновом евангелии грех против слова Божия заключает в себе свой собственный внутренний суд. Смысл этого учения таков: Бог судит мир через Сына (точно так же, как Сын говорит его через апостолов); одни принимают это слово, заключающее в себе жизнь, а другие отвергают его и тем судят себя самих. Замечательно, что в этом положении четвертого евангелия многие критики, как оба Гольцмана, Орелло Кон (Cone), Юлихер и другие, усматривают результат александрийского умозрения. На самом деле если искать исторического основания его, то следует обратиться к Ветхому Завету: древние пророки, как Иеремия, например, в своем качестве носителей слова Ягве сознают себя призванными судиями народов. Да оно и не могло быть иначе: раз пророк в своем богосознании слышит «слово Ягве», раз оно, как горящий огонь, рвется из него (Иер. 20, 4), то может ли он не видеть в нем высший божественный суд?[609] «Вот Я вложил слова Мои в уста твои. Смотри, Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать» (Иер. 1, 9) – так говорит Ягве Своему пророку.

Согласно учению Иисуса, осуждение или оправдание человека зависит от его отношения к воле Отца (Мф. 7, 21), выраженной

–  474  –

в слове Божием, от принятия или непринятия этого слова и тех, через кого оно говорится. Слово судит мир, а пророки, как впоследствии и апостолы, суть служители и свидетели этого слова. Поэтому Иисус, совершенный носитель слова, есть судия, и Он видит участников этого суда в своих посланниках, или апостолах, как носителях того же слова, для которого они все оставили (Мф. 19, 27 сл.), – того слова, которое пребывает в Нем. Видеть в этом александрийскую философему – значит игнорировать Ветхий Завет и синоптиков, значит совершенно извращать историческую перспективу, упуская содержание из‑за той формы, в которую оно облекается у великого ефесского «пресвитера» (2 Иоан. 1, 1; 3 Иоан. 1, 1). В Откровении, в единственном тексте, где говорится о «Слове» (Логосе), мы находим ту же мысль: «Верный и Истинный, Который праведно судит и праведно воинствует», имеет имя «Слово Божие» (19, 11, 13); и из уст Его исходит острый меч, чтобы поражать народы (ib. 15). Для всей истории учения о Логосе этот текст имеет первостепенное значение, указывая нам связь этого понятия с ветхозаветною пророческой мыслью и новозаветной эсхатологией.

Эта новая, христианская эсхатология примыкает к еврейской апокалиптике, в которую она влагает новое религиозное содержание. Какова бы ни была оценка критиков, Христос, несомненно, был безусловно уверен в близком пришествии дня Господня. Это убеждение вытекает из самого существа Его мессианизма, из Его учения о Боге, о суде и спасении. Оно коренится в самом сердце веры Израиля, которая «исполняется» во Христе и перехватывает в Нем через свои ветхозаветные рамки; его нельзя выделить из учения Христа, потому что оно не навязано Ему извне, а вытекает из Его богосознания, сознается Им, как откровение. Раз Он сознает Себя Христом, Сыном Божиим, значит, царство близко – «у дверей». Оно противоположно миру и человеческим царствам, и противоположность эта с каждым днем ощущается все сильнее и резче. Реализация Бога на земле, раскрытие Его правды и славы не есть человеческое дело; окончательное упразднение зла, физического и нравственного, не может быть достигнуто человеческими усилиями, но оно, с точки зрения Христа, составляет божественную