Сергей Трубецкой - Учение о Логосе в его истории

• Название: Учение о Логосе в его истории
• Автор: Сергей Трубецкой
• Жанр: Философия

В эту книги вошли: фундаментальная работа Сергея Трубецкого "Учение о Логосе в его истории", его работы "О природе человеческого сознания",  "Основания идеализма" и статья Пиамы Гайденко ""Конкретный идеализм" С. Н. Трубецкого".

"Учение о Логосе в его истории" публ. по: Трубецкой С.Н. Учение о логосе в его истории. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков «Фолио», 2000. В квадратных скобках - примечания автора, в фигурных - издателей.

Другие работы публ. по:

философское наследие Том 120 Сергей Николаевич ТРУБЕЦКОЙ СОЧИНЕНИЯ РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК институт философии издательство "мысль" москва - 1994

---

гностиков литература такого рода имела успех и что отдельные секты возводили свои апокалипсисы к праотцам, от которых они вели свое начало[558].

Но независимо от тех откровений, которые им приписывались, праотцы останавливают на себе наше внимание как особого рода небесные люди, сходившие на землю (некоторые из них, как Илия или Енох, ожидаются вновь). Между этими людьми и ангелами исчезает граница, а в отдельных случаях они ставятся выше ангелов, как Енох или Израиль в «Молитве Иосифа»; другие праведные также могут сравняться с ангелами или возвышаться над ними (Ап. Бар. 51, 12). Эти небесные люди суть духовные силы высшего порядка – воззрение, находимое нами и у гностиков, начиная с самых ранних. Симон выдает себя за «великую Силу», досифеяне верят в бессмертие Досифея, а другие видели во Христе одну из таких сил, подобно тому как современные Ему иудеи видели в Нем Илию, Иеремию или другого пророка, или же предвечного небесного «Человека», «Сына Облаков», или «Сына Человеческого». У отдельных гностиков, напр. у барбелонитов, у «гностиков» Иринея, у наасенов Ипполита, мы находим специальные умозрения о небесном Адаме, о Человеке и Сыне Человеческом, который иногда отличается от первого Человека, как его сын. Наконец, и отдельные зоны нередко получают имена мужей Ветхого Завета, напр. Сифа, Давида, Баруха[559].

Не забудем, что в занимающую нас эпоху в еврействе встречается учение о предсуществовании человеческих душ, которое мы находим и в талмудической литературе[560]. Быть

–  388  –

может, в связи с этим стоит различие отдельных классов человеческих душ, какое встречается у Филона[561], а впоследствии у гностиков, – я разумею деление на пневматиков, психиков и гиликов (от ὕλη – материя). Во всяком случае в связи с учением о предсуществовании душ стоит представление о том, что они сходят на землю и затем восходят к небу. Видеть в этом прямой результат заимствования греческих идей едва ли необходимо. Пифагорейство и платонизм, разумеется, влияли на Филона, но и он со своим эклектизмом отказался бы от платонической психологии в пользу какого‑либо иного представления, если бы эта психология не казалась ему сообразной с еврейскими верованиями. Еврейское воззрение на праотцев и соответственный взгляд на человеческую природу вообще объясняется и помимо греческих влияний, и мы должны иметь в виду это обстоятельство и при историческом объяснении христианских воззрений первых веков. Даже там, где они были особенно сильными, как, например, в александрийской школе, они не были столь исключительными, как это принято думать: так, Оригеново учение о предсуществовании душ, хотя и обусловливается платоническими воззрениями, несомненно основывается в глазах самого Оригена на еврейском предании[562].

XI

Мы рассмотрели, таким образом, те элементы гностицизма, которые заключались в миросозерцании иудейского народа в эпоху Христа. Мы должны помнить, что немногие дошедшие до нас памятники и фрагменты апокрифической литературы суть лишь случайные остатки, уцелевшие от общего и систематического уничтожения, какому подверглась вся внеканоническая письменность, не согласовавшаяся с нормами иудейской и христианской ортодоксии[563]. Те апокрифы, которые, прикрываясь

–  389  –

древними именами, заключали в себе диавольские семена ереси и «лжеименного знания», преследовались с особою строгостью, истреблялись беспощадно и с давних пор: в Ефесе, где подвизались некоторые бродячие иудейские заклинатели – «какие‑то семь сыновей иудейского первосвященника Секвы», – проповедь апостола Павла имела такой успех, что «из занимавшихся чародейством многие, собрав книги свои, сожгли их перед всеми и сложили цену их, и оказалось их на 50 000 драхм» (Act. 19, 19). Наряду с магическими книгами уничтожались и другие. Уцелели (в отдельных списках и большею частью в переводах) лишь наиболее невинные, и то – благодаря христианским интерполяциям и переработкам. Но поэтому уцелевшее имеет для нас двойную цену; если даже в том, что сохранилось, несмотря на двойную цензуру иудейства и христианства, так много гностических элементов, то мы имеем полное право предполагать, что их было еще больше в тех памятниках, которые истреблялись за явное нечестие и лжеучение.

Какое же практическое употребление делалось из всего этого гностического материала? Что в еврействе и самаритянстве развивалось сектантство, это не подлежит сомнению, как ни скудны наши сведения об этом сектантстве[564]. Но гностические идеи, рассмотренные нами, были распространены в еврействе и помимо сект, и повсюду они вели к однородным результатам: теоретическому суеверию соответствовало суеверие практическое, «лжеименное знание» вело к магии.

В магии и состояла суть премудрости первоначального гностицизма – τὸ τῆς σοφίας κεφάλαιον {35}, по

–  390  –

свидетельству Кельса[565]. Волхвами были первые самарянские гностики – Симон, симониане и Менандр, qui et ipse ad summus magiae pervenit {36} (Iren. I, 23, 5 Just. Apol. I, 26, 4). Ессеи славились своим знахарством, вйдением имен ангельских и тайных целебных средств (Jos. do bello Jud. II 8, 6–7); ебионеи и елкезаиты занимались волхвования–ми, смущая простой народ, причем елкезаиты в качестве предвещателей именовали себя «прогностиками»[566]. Магии преданы были «ведуны», или «гностики» всевозможных толков, офиты, которых Ориген прямо называет «тоетами», Басилид, карнократиане, валентиниане, Марк (magicae imposturae peritissimus)[567] {37}, гностики, о которых свидетельствует Плотин[568], и те, которым принадлежала книга Pistis Sophia (стр. 277 cл.). Магия обнимала в себе заклинания, дававшие господство над архонтами небесных сфер и над духами и демонами поднебесными; она давала свободный пропуск через загробные мытарства и чудодейственную силу врачевания от всяких зол в настоящем веке. Она обнимала в себе гадания всякого рода, мантику, астрологию, «математику» {38} и иные художества – между прочим, любовные фильтры и талисманы[569]. Магия основывается на познании тайн духовного мира, на сверхъестественном откровении, которое сообщалось путем предания. Нередко такое предание простиралось лишь на имена и заклинательные формулы: самое гностическое миросозерцание или «системы» различных гностиков служили лишь обоснованием, подстройкой этой практической мистики. Не умозрительный, а практический интерес обусловливал успех гностицизма.

Но магия процветала не в одних гностических сектах; она имела громадное распространение в еврействе

–  391  –

вообще, и влияние ее на всю духовную атмосферу его было громадно[570]. Разница была лишь в оттенках и степени суеверия и в отношении к нему. Одни осуждали магический гнозис как результат откровения падших ангелов[571], другие различали между черной и белой магией и без зазрения совести употребляли ладонки, амулеты, заклинания и пользовались священными именами Божиими (Адонаи, Иао, Саваоф, Елои и др.) и именами ангелов для заклинательных формул, так как все болезни приписывались демонам. В массах господствовало двоеверие, а в некоторых кругах суеверие вело к положительному извращению монотеистического миросозерцания: центр тяжести религиозной жизни переносился в «лжеименное знание» об ангелах, планетах или «стихиях»[572], демонах и силах Божества и в результате получалось дуалистическое миросозерцание, характеризующее гностицизм. Силы Божии, силы небесные, не только обособлялись от Божества как особые миры или зоны, но прямо противополагались Ему. Бог закона, или демиург, был признан ложным богом, а змей, давший вкусить плодов познания, явился носителем истинного гнозиса[573].

Магия была распространена во всем древнем мире и помимо еврейства; мало того, сами евреи учились ей у халдеев и египтян, которые считались особенно сведущими по этой части[574]. В период разложения язычества магия процветала более чем когда‑либо. Но замечательно, что именно на почве еврейства она развивалась в особую форму религии – в гностицизм. Оно и понятно: хотя в

–  392  –

общем магия нигде не пользовалась официальным признанием и осуждалась всякою государственною религией, но в религиях политеистических, выросших на почве анимизма и пандемонизма, граница между магией и публичным культом официально признанных богов и демонов была весьма неопределенной и колеблющейся. Магия процветала в отдельных культах в связи с фетишизмом, мантикой, мистериями, религиозной медициной. В монотеизме, наоборот, между религией и суеверием, между культом и магией не могло быть компромисса; в чистой религии закона, в вере Моисеевой, суеверие не могло найти себе пищи, и потому в своем развитии оно должно было вести к отступничеству – к культу мудрого змея, или офитизму. Отсюда и объясняется, что, несмотря на всеобщее распространение суеверия, гностицизм как особая религиозная форма мог зародиться лишь в монотеистической среде, которая как бы выделила его из себя. Отсюда объясняется и дуалистический характер гностицизма, и его тенденция богоборства, выражающаяся как в его борьбе с демиургом и архонтами – относительными богами мира сего, так и в его антиномизме – в отрицании закона еврейского Бога, враждебного гнозису.