Ольга Трубецкая - Князь С. Н. Трубецкой (Воспоминания сестры)

• Название: Князь С. Н. Трубецкой (Воспоминания сестры)
• Автор: Ольга Трубецкая
• Издательство: Издательство им. Чехова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1953

---

Радикалов подогревал Милюков, который не имел права участвовать в съезде, но в качестве знакомого (и товарища по университету старшего кн. П. Д. Долгорукого) проник на съезд и агитировал вовсю…

Решено было, однако, не бойкотировать Булыгинскую Думу, принять всё, что бы ни дали, и стараться, чтоб в Думу попало больше своих.

В конце июля по поводу этого съезда в Москву был прислан сенатор Песковский, который официально вызвал Сережу и многих других членов съезда и бюро для допроса. Он был весьма любезен и объяснил, что приехал по поручению государя для дознания: не имеется ли противоречия между речами земской депутации и задачами съезда?

Брат Сережа, Кокошкин, Головин, Петрункевич и друг. должны были составить записки. Сережа, между проч., описал там настроение общества и съезда после Цусимы… (См. прилож. 37)».

Из Записной книжки.

Вскоре после приема депутации 6-го июня в Петербурге состоялся съезд 25 губернских предводителей дворянства, на котором была принята резолюция представить государю настоятельную необходимость не откладывать созыва народных представителей.

В записке, составленной Ю. Н. Милютиным и подписанной губернскими предводителями, в самых ярких красках описывалась смута в стране и упадок доверия общества и народа не только к правительству но и к самому царю. Решили по жребию выбрать двух из своей среды, обязав их под присягой лично прочесть записку царю и, кроме того, в разговоре по возможности высказать без утайки все то, в чем заглазно все осуждали царя… (Избраны были кн. П. Н. Трубецкой и гр. В. В. Гудович).

Припоминая подробности этой аудиенции, брат Петя (кн. Петр Ник. Трубецкой) хватался за голову в изумлении и ужасе от того, какие вещи он говорил Царю: «Вот Вы нас сегодня милостиво принимаете и соглашаетесь с нами, а завтра Вам будет представляться Доррер (Курский предводитель), и Вы и с ним согласитесь!»… Когда он сказал царю, что доверие к нему колеблется, царь, бледнея, произнес: «Я уже это слышал!»…

Взволнованы они были так, что до выхода царя их трясла лихорадка. Государь, войдя в комнату и увидав их, изменился в лице, прошел к окну и там, в амбразуре, посадив одного направо от себя, другого (Гудовича) налево, выслушал всё до конца… Припоминая выражение его лица, брат Петя не может забыть глаз, «каких-то загадочных» и с таким выражением «жертвы обреченной» и «фаталиста-мистика»… Такое же впечатление глаза эти произвели на брата Сережу, и он характеризовал почти в тех же выражениях.

Вскоре после этой аудиенции Петя уехал лечиться в Карлсбад, а в «Русском Листке» появилось «открытое письмо» к Московскому губерн. предводителю за подписью А. Г. Щербатова и Самариных с протестом, как смел их предводитель, не уполномоченный своими дворянами, «всецело присоединиться» (как было сказано в правительственном сообщении) к Земскому съезду. Вскоре затем в «Новом Времени» появилось письмо Клавдия Пасхалова и 15 других лиц, заявивших свое присоединение к протесту против кн. П. Н. Трубецкого.

Это вызвало сильную статью Ю. Милютина «Отповедь 20 дворянам», где он доказывал, что составители записки «ради собственного произвольного представления об отвлеченном самодержавии, готовы пренебречь мыслью и волею действительного самодержца».

По возвращении из заграницы брат Петр Николаевич ответил выступившим против него дворянам, но не в печати, а в форме письма, которое разослал всем своим противникам.

Одновременно с «Открытым письмом», направленным против брата Петра Николаевича, Федор Дмитриевич Самарин рассылал записку, направленную против положений, высказанных в речи брата Сергея Николаевича на аудиенции 6-го июня, где по пунктам разбирал их «несостоятельность» и несправедливость обвинения в медленном проведении возвещенных в рескрипте реформ. Он утверждал, что если б Булыгинская комиссия была построена на иных началах, и многочисленные ходатайства земств и городов о допущении их представителей в эту комиссию были удовлетворены, работа затянулась бы на гораздо более продолжительный срок.

В ответ на эти возражения Сергей Ник. поместил в «Русских Ведомостях» статью «Перед решением», которая является последней его статьей. Он указывал в ней, что самое участие в работе Булыгинской комиссии представителей земств и городов дало бы возможность не так спешить и внесло бы успокоение в стране, ибо являлось бы гарантией, что представительные учреждения и избирательный закон будут действительно соответствовать нуждам страны.

Запрещение съезда последовало по распоряжению Трепова, вопреки мнению Булыгина и представлениям Московского генерал-губернатора Козловского, который заявил, что отказывается принимать административные меры против членов съезда, и вскоре подал в отставку. После убийства гр. Шувалова, он и без того не хотел оставаться генерал-губернатором, считая себя как бы виновником его смерти, ибо он привлек гр. Шувалова в Москву. На долю бедного старика выпала тяжелая обязанность сообщить графине Шуваловой о смерти ее мужа, и он так еще был под впечатлением пережитого, и настолько этим потрясен, что не мог справиться со своими нервами и всё плакал.

Из Записной книжки 28 августа:

«В день обнародования Манифеста о Государственной Думе, 6-го августа, меня не было в Меньшове. На пути в Калугу, в вагоне, я прочла этот Манифест и пожалела, что он без меня будет получен в Меньшове. Хотя уже заранее прошел слух, что вместе с объявлением Думы, Рескрипт 18 февраля будет взят обратно, и этим самым будет положена крышка всяким съездам и собраниям, все надеялись, что это только „слух“, и что дана будет возможность так или иначе сговариваться и совещаться по вопросам о Думе. Вместо того, новая московская администрация (Медем и Дурново) заявила, что будут приняты решительные меры против незаконных собраний, так что назначенное на 11 августа совещание бюро Земского съезда пришлось из Москвы перенести в Царицыно. 21 августа совещание бюро состоялось в Москве у Баженова, на краю города, но полиция все-таки туда явилась и требовала, чтобы все разошлись. Головин отказался исполнить это требование. После долгого разговора с Медемом по телефону, полицеймейстер ввел полицию, которая сидела до окончания совещания, составив после протокол, что оно не носило противоправительственного характера.

Одновременно у Новосильцевых был съезд „чистых конституционалистов“, где был и брат Женя. Туда тоже явилась полиция и, составив протокол, отобрала имевшиеся там бумаги. (20 августа в Меньшово приезжал сын Н. О. Ключевского с известием, что Милюков арестован, и с просьбой к Сереже похлопотать за него а также выручить бумаги В. О. Ключевского, которые случайно находились у Милюкова и забраны вместе с ним.

На этом обрывается запись в моей записной книжке. Все последующее изложено мною по личным воспоминаниям, написанным позднее, а также по письмам и другим источникам.)

Вернулись братья в Меньшово вне себя от всех этих нелепых действий администрации, и тут Сережа решил написать письмо Трепову, умоляя его очнуться и не вводить полицию на профессорский съезд, который должен был собраться 25 августа. В проливной дождь и бурю он послал нарочного из Меньшова в Москву с тем, чтоб он обязал начальника станции Николаевского вокзала доставить нужное письмо Трепову в Петербург. Это было 23 августа, а 25-го брат Женя по приезде в Москву узнал, что съезд разрешен, и на этом съезде торжественно приветствовали возвращение Максима Ковалевского. Проф. Вернадский телефонировал княг. Прасковье Владимировне, которая была у своей сестры в Узком, что подъем духа большой, так как из достоверного источника проник слух, что Университету будет дана автономия.

На другой день княг. П. В. вернулась в Меньшово с депешей от Трепова к брату Сергею: „Потерпите несколько дней, надеюсь, будете удовлетворены сделанным“.

Вчера, 27 августа получили газеты с правительственным сообщением о даровании Университету автономии!.. Это первая реформа, полная, без полумер; дано всё, о чем просили, и дано совершенно неожиданно!

Еще на прошлой неделе печаталось о проекте Тихомирова, придававшего еще более полицейскую окраску университетскому режиму. В самом министерстве были предположения о полном разгроме университетов, увольнении всех учащихся и профессоров. Чем вызван такой поворот?

Сережа отправил свою Записку Государю еще в конце июня, и с тех пор не имел ни малейшего представления о впечатлении, которое она произвела. Копию с этой записки он препроводил Трепову и Манухину. Теперь, неожиданно, все исполняется по его желанию и по мыслям, высказанным в этой Записке…

Немедленно вслед за появлением правительственного сообщения о введении в Университете временных правил, все заговорили о кандидатуре С. Н. на должность ректора университета.