Павел Лагун - Капитан Сорви-голова. Возвращение

• Название: Капитан Сорви-голова. Возвращение
• Автор: Павел Лагун
• Издательство: Гриф и К
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2004

ББК 84(2Рос=Рус)6 Л 14 ЛАГУН П. Капитан Сорви-голова. Возвращение. Повесть. — Тула: Гриф и К, 2004.- 204 с. Повесть "Капитан Сорви-голова. Возвращение" — продолжение легендарного произведения французского писателя Луи Анри Буссенара.

---

— Быстрее к ферме! — закричал, привстав на стременах, Поуперс. — В поле они перебьют нас, как куропаток!

Все дали своим коням шенкеля. И началась бешеная скачка. Драгуны находились в полутора километрах от отряда Поуперса, и кони их выглядели свежее. И скакали они налегке, без привязанных к дугам запасных лошадей и поклаже на них. Бурский отряд растянулся длинной неровной цепочкой. Сразу же стали отставать пулеметчики со своим тяжелым грузом. Да и Поль с Леоном, не привыкшие к интенсивной скачке, не могли справиться каждый с парой своих лошадей. Запасные кони на короткой привязи то отставали, то вырывались вперед, мешая основным лошадям ровно и быстро бежать. Расстояние между двумя отрядами неуклонно сокращалось. Драгуны на ходу сняли со спин карабины и открыли по бурам огонь. Пули засвистели над головами преследуемых. Но, как обычно при скачке, меткостью стрелявшие не отличались. Скорее всего, стрельба носила психологическое значение: посеять панику. Но этого стрелявшие вряд ли добились. Они имели дело хоть не с профессиональными военными, но с людьми мужественными. И их не испугало привычное пение смерти. И все же необходимо было что-то предпринимать. Если скачка продолжится в таком же темпе, то избежать открытого боя в чистом поле будет невозможно. А тут у англичан — подавляющее преимущество. С близкого расстояния они не промахнутся и уничтожат весь отряд специального назначения в самом начале похода. Такого развития событий допускать было нельзя. Это прекрасно понимали все. И тогда коммандант Поуперс, скачущий впереди, увидев в стороне небольшую лощину, повернул туда свою лошадь. За ним устремился и весь остальной отряд, скрывшись от глаз неприятеля. Всадники остановились и через минуту, по знаку Поуперса, повернули в обратную сторону, оставив на другом склоне лощины пулеметную засаду, спрятанную в кустах. С пулеметчиками остались Логаан и Шейтоф. Остальные спешились по другую сторону лощины и, укрывшись за крупами лошадей, приготовились к бою. Через несколько минут около сорока английских драгун на полном скаку спустились в лощину и тут же попали под перекрестный огонь. Англичане валились с лошадей под точными выстрелами. Раненых среди них не было. Все они были убиты в течение одной-двух минут. Кони, лишенные седоков, с диким ржанием уносились в степь. Оставшиеся человек двадцать-тридцать из дальней группы окружения, услыхав выстрелы, поспешили на помощь своим. Их тоже встретили дружным ружейно-пулеметным огнем, уложив на месте десятка полтора. Бойня получилась ужасная. По лощине ручьями текла кровь, в которой в беспорядке валялись красивые молодые парни с дырками во лбах и груди. Полю Редону было страшно и отвратительно. Он так же, как и Леон Фортен, ни разу не выстрелил. Сорви-голова обратил на это внимание, но ничего не сказал, понимая состояние своих друзей, впервые попавших на войну. На войне убивают и убивают порой безжалостно. К такому нужно еще привыкнуть. Сам же Жан стрелял без промаха, словно в тире. Англичане успели сделать в ответ всего несколько выстрелов, ранив одну лошадь, да пуля пробила шляпу на голове пастора Вейзена, который, даже стреляя по врагу, читал про себя молитвы, прося у Бога прощения. Разгром английских драгун был быстрым и ужасающим. Оставшиеся в живых десять-пятнадцать человек поспешно повернули своих коней и дали стрекача, потеряв по дороге еще троих, убитых в спину. Победители снова уселись на коней и, стараясь не смотреть на гору трупов, поспешно покинули место боя. Но поехали они не в сторону фермы, а под прямым к ней углом, чтобы сбить с толку удравших драгун, которые остановились на безопасном расстоянии и стали наблюдать за уходящим по вельду бурским отрядом, разгромившим их дозор. Пришлось делать большой крюк. Солнце стояло уже высоко и пекло нещадно. Только широкополые шляпы защищали от палящих лучей. Под копытами коней шелестели высокие травы, которые им доходили до щиколоток. Горизонт впереди, словно мираж, колыхался и растекался в жарком воздухе. Хотелось пить, и кое-кто уже приложился к фляге. Особенно постарался Шейтоф. Он был изрядно навеселе и затянул какую-то протяжную бурскую песню. Буры подхватили ее негромко, но довольно дружно. Французы, не зная слов, помалкивали. Поуперс постоянно оглядывался, и когда англичане исчезли с горизонта, повернул отряд назад к ферме. Он хорошо знал эти места, и потому отправился вместе с отрядом трансваальцев в качестве не то командира, не то проводника. Сперва показались запущенные, поросшие сорняком поля с уцелевшими негритянскими хижинами. В них, естественно, никто не жил — негры давно разбежались. Над полем на небольшой высоте парила пара орлов-падалыциков. Видно, заприметили какую-нибудь дохлятину. Здесь ее сейчас много. Наконец, отряд приблизился к постройкам фермы. Вернее к тому, что от них осталось. Лучше всех сохранился остов большого каменного дома с высокой голландской крышей, покрытой закопченной красной черепицей. Внутри дома все выгорело. Стекла окон лопнули от огня. Стены покрылись черной копотью. Деревянные крыши загонов для скота, зернового сарая и других помещений сгорели и обрушились. Высокая каменная стена в некоторых местах оказалась проломленной. Одна створка больших тяжелых ворот валялась на земле, вторая еле висела на петле. Англичане поработали здесь "на славу". Впрочем, и другие окрестные фермы выглядели не лучше. Тактика "выжженной земли" применялась на практике с усердием и методичностью. Отряд въехал через сорванные ворота и спешился за домом. В дальнем углу двора находился колодец, оказавшийся целым, не засыпанным. И даже сохранилось ведро. Лошади были напоены. Люди умылись и улеглись, расстелив одеяла, на траве в тени дома. Открылись вещевые мешки, появились куски вяленого мяса, билтонга, горбушки ноздреватого маисового хлеба резались ножами. Буры, уставшие после полудневного перехода и кровопролитного короткого боя, закусывали, запивая незамысловатый обед, кто водой, кто кафрским пивом, а кто, как фан Шейтоф, слегка приложился к фляге с самоварным виски, названным в этих местах "зельфхааст". Велась неторопливая беседа. Трансваальцы отдыхали и расположились они здесь надолго, до возвращения капитана Сорви-голова. Если же он не вернется к утру, то коммандант Поуперс отправится с английским секретным пакетом уже без Жана Грандье. Французы и три бурских офицера сидели тесной кучкой. Им нужно было обсудить все детали предстоящей операции по проникновению в концентрационный лагерь. Решили не отправлять Жана одного. Это очень рискованно. Нужна подстраховка. Фанфан высказался сразу в свою пользу:

— Я тебя, хозяин, не брошу. В случае чего — прикрою. Ты же меня знаешь…

— Нет, Фанфан, — прервал его излияния Сорви-голова, — с тобой нас быстро раскусят. Ты слишком молод и совершенно не похож на англичанина. Да и язык ты знаешь через пень-колоду. А акцент. Ты только рот раскроешь, как нас с тобой свяжут. Леон и Поль по тем же причинам тоже отпали.

— Тогда поеду я, — Пиит Логаан достал из вещмешка мундир английского лейтенанта. — Я его заранее припас, предвидя такой оборот.

— Вы знаете английский? — спросил его Жан.

— Почти в совершенстве. Ведь я наполовину англичанин. Я родился в Капштадте. Отец по профессии был горный инженер, женился на дочери бурского фермера, а тот с семьей решил податься в Трансвааль. Отец увязался за тестем. Да так, собственно, захотела и моя мать. Она была очень привязана к своей семье. Долго добирались. Жили сначала здесь, под Блюмфонтейном, затем перебрались в Йоханесбург. Там отец устроился инженером на золотоносный рудник и погиб в шахте под завалом лет восемь назад. Мать умерла за год до войны. По отцовскому пути я не пошел. Стал журналистом. Сначала работал в йоханнесбургском "Обозревателе", затем перешел в газету "Бюргер". Избран фельдкорнетом от центрального дисткрита. Воевал под Ледисмитом, затем был направлен сюда, в Оранжевую республику, в корпус Христиана Девета. — Ну, что же, переодевайтесь, Пиит, — сказал Поуперс, одной рукой раскуривая зажатую в зубах трубку. Потом повернулся к сидящим неподалеку Строкеру и Фардейцену: — Ребята, встаньте на пост. Вдруг англичане пожалуют. Фардейцен недовольно надул губы. Но пререкаться не стал и нехотя отправился к воротам, держа карабин за ствол. Он попал в отряд случайно и считал себя личностью независимой, не подверженной строгой воинской дисциплине. Эйгер Строкер расправил свою густую черную бороду и, улыбнувшись сквозь нее Жану Грандье, отправился в противоположную сторону к одному из провалов. Жаркое южноафриканское солнце перевалило на небосклоне вторую половину своего пути.

Заместитель начальника лагеря лейтенант Генри Ньюмен только что приступил к ужину в своей комнате, расположенной в здании комендатуры. Ему подали ростбиф с бататом и помидорный салат, приправленный сладким перцем и луком. На закуску на столе стоял голландский сыр и рыбные консервы. Для бодрости духа в центре красовалась уже начатая бутылка шотландского виски и кувшин апельсинового сока. Все скромно, по-спартански. Ньюмен был достаточно молод: ему не исполнилось и двадцати пяти лет, и своим недавним назначением он поначалу очень гордился. Пока не стал жить в пределах лагеря. И тогда он каждый вечер стал прикладываться к спиртному. Сейчас, после почти полугода службы на этом посту, необходима уже почти целая бутылка. Иначе нервы не выдержат ежедневно наблюдать за происходящим здесь. С другой стороны, он понимал, что начинает спиваться. Но он все-таки человек, а не бесчувственный чурбан, каким являлся сам начальник Джон Бедфорд. Того ничего не трогало. А он не мог на весь этот кошмар спокойно смотреть. Дети и женщины в лагере мерли, словно мухи. Похоронная команда не успевала копать новые могилы. И неудивительно. Кормили буров тухлой маисовой похлебкой и черствым хлебом. И всего лишь раз в сутки. От такой, с позволения сказать "пищи" загнется и здоровый мужчина, а не то что слабые женщины и дети. Все до двух лет вымерли поголовно. Но, как говаривал главнокомандующий лорд Китченер: "Лагеря — это не место для отдыха. Они созданы для того, чтобы враг сдался". Но буры что-то сдаваться пока не собираются. То в одном месте нападут, то в другом. А командование держит в Блюмфонтейне целую дивизию: ждет, когда Девет придет лагерь освобождать. Только он, конечно, не придет. У него тоже разведка работает будь здоров. Да и куда потом с женщинами и детьми? Так что напрасно они там сидят в полной боеготовности и вызывают каждую неделю Бедфорда на доклад. Вот и сегодня он уехал. Вернется только поутру, а может и к ленчу. Как не хочется делать утренний осмотр. Даже формально. Не пойдет он в этот клоповник. Так какую-нибудь заразу подцепить недолго. Чувствует, напьется он сегодня. В одиночку. И гость куда-то пропал. Видно, опять допрашивает. Неприятный тип, даже отвратительный. Сидеть с ним за одним столом? Нет уж, лучше бы скорее уезжал. И он следом за ним напишет рапорт. Подальше отсюда. Хоть в действующие войска. Ньюмен дрожащей рукой налил почти до краев стакан виски и, расплескивая содержимое по подбородку и столу, влил в себя огненную жидкость, запив ее из другого стакана апельсиновым соком. Сыр был съеден наполовину после первого "захода". Ньюмен дожевал остатки. В голову ударила волна опьянения. Мысли стали путаться и обрываться, как хвосты у ящериц. Нужно было приниматься за ростбиф. Но тут сквозь пелену и гул опьянения донесся далекий собачий лай, хотя сторожевые собаки находились совсем близко: в шагах двадцати рядом с воротами. Может, Бедфорд возвратился? На ночь глядя. В дверь комнаты постучали. Вошел дежурный сержант Фибс. Он щелкнул каблуками своих сапог: — Сэр! К вам двое офицеров. Предъявили документы с подписями самого Милнера и Родса. Я думаю, важные чины. "Инспекция", — промелькнула в затуманенной голове Ньюмена паническая мысль. А он вдрызг пьяный. Выгонят со службы. Ну и пусть! Он сам хотел уходить. Теперь будет конкретный повод.